Низельприм опять залпом выпил ром.
– Ну и?.. – осторожно спросил Ступс.
– Продолжения не последовало, – ответил Низельприм и утёр навернувшиеся на глаза слёзы. – Едва я вышел из кабинета, как врач, естественно, тут же меня позабыл, и ему не над чем уже было размышлять. Спустя некоторое время я даже написал ему письмо, но от этого, разумеется, ничего не изменилось, потому что врач не мог вспомнить того человека, который побывал у него на приёме и звался Низельпримом.
– Действительно, дело запутанное, – согласился Ступс. – Стало быть, если вы, к примеру, выйдете сейчас из комнаты, то я подумаю, что всё время находился здесь один?
– Совершенно верно, – вздохнул Низельприм. Он отжал в бокал кончики усов, намокшие от слёз. – Однако не поймите меня, сударь, превратно. Пла́чу я не по этой причине. Я пла́чу из-за своего любимого брата, которого мне не суждено прижать к груди и расцеловать – никогда-никогда-никогда. Это злой рок.
– Ах, ну да, правильно, – спохватился Ступс. – Вы ведь, собственно, поджидали своего брата. Почему же он не пришёл?
– Он никогда не приходит, – снова принялся сетовать Низельприм. – То есть он, возможно, всё же когда-нибудь придёт, возможно, он даже уже здесь, но мне от этого не легче. Это ужасно, просто ужасно!
– Вы меня окончательно запутали, – признался Ступс. – Если это не слишком затруднит вас, объясните мне, в чём, собственно, дело.
– Зовут его Назелькюс, – начал свой рассказ Низельприм, – это я помню абсолютно точно.
– И правда, – вставил Ступс, – я видел это имя на указателе внизу, у подножия горы.
– Совершенно верно, – продолжал Низельприм. Вот только, чтобы попасть к нему, надо двигаться в противоположном направлении, хотя он точно так же живёт на вершине этой горы, в этой же самой хижине. И тем не менее… тем не менее…
Он опять начал громко всхлипывать и должен был осушить ещё одну жестяночку рома, прежде чем смог взять себя в руки. Ступс терпеливо ждал.
– Итак, дело обстоит следующим образом, – наконец возобновил Низельприм свой рассказ. – Мы с братом близнецы и похожи друг на друга как две капли воды. И всё же мы совершенно разные. Я хочу сказать, что его история совершенно отличается от моей… – Он прервался и пристально посмотрел гостю в глаза: – Скажите, пожалуйста, почтеннейший, а вы, часом, уже не побывали у него?
– Нет, насколько я знаю, – ответил Ступс. – Во всяком случае, я этого не помню.
Низельприм меланхолично кивнул:
– Это свидетельствует о том, что вы действительно не были у него, потому что его вы бы точно запомнили.
– Должен ли я заключить из ваших слов, что ваш брат не страдает таким же, если позволено так выразиться, недугом, как вы?
– Ох, у него тоже есть изъян! – воскликнул Низельприм. – Но при всём желании нельзя сказать, что он от этого страдает. Я ведь говорил, что с ним всё обстоит ровным счётом наоборот. Назелькюса никогда нельзя заметить, пока он находится рядом с вами. И только когда он уходит, ты вспоминаешь, что он здесь был. К примеру, он мог бы сейчас находиться здесь, с нами, и мы оба тем не менее ничего бы об этом не знали. Но стоило бы ему покинуть нас, как мы совершенно отчётливо вспомнили бы, что он был у нас, что говорил и что делал.
Ступсу показалось, что в голове у него всё закружилось. И, чтобы хоть как-то помочь себе, он пробормотал:
– Ну, я обещаю передать вашему брату привет от вас, если мне доведётся случайно столкнуться с ним.
– Это невозможно! – закричал Низельприм, мало-помалу начавший терять терпение. – Вы совершенно ничего не поняли из моего рассказа. И вы ещё называете себя учёным? Вы не сможете передать привет моему любимому брату-близнецу, это абсолютно исключено. Во-первых, потому, что, только расставшись с ним, вы поймёте, что видели его, и, во-вторых, потому, что, как только мы с вами расстанемся, вы уже не сможете вспомнить обо мне. В этом противоречии – ответ на вопрос, почему он не знает и никогда не узнает о моём существовании. Хоть теперь-то вы разобрались, что к чему, сударь?
Ступс утвердительно кивнул – скорее из вежливости.
– Ну хорошо, – продолжал Низельприм, – я верю вам, поскольку пока дело выглядит сравнительно просто. Усложняет его, собственно, лишь то обстоятельство, что мой любимый брат как две капли воды похож на меня. Он даже носит такой же наряд с бубенчиками – вероятно, чтобы досадить мне. Ведь по характеру мы совершенно разные. Он, например, в пику мне всегда весел и готов к всевозможным проделкам, но подчас ведёт себя крайне безответственно. О, я мог бы порассказать вам о безобразиях, которые он учинял!.. Ведь Назелькюс, ничем не рискуя, мог позволить себе что угодно, поскольку его присутствия никто не замечает. А все шишки сыпались на мою голову: меня привлекали к ответу за его бесцеремонные выходки, ведь все думали, что я – это он. А как я мог доказать обратное?
– Однако, – вставил Ступс, – насколько я успел заметить, этот остров необитаем, если, разумеется, не считать вас… и, вероятно, вашего брата. С кем же он в таком случае разыгрывает свои злые шутки?
– Именно из-за него, – объяснил Низельприм, – мы и живём теперь здесь, в этой глуши. Я, признаться, довольно плохо переношу одиночество, поскольку по своей природе человек компанейский. Но раньше, когда мы жили в других краях, среди разных людей, выходки брата нередко доставляли мне невыносимые страдания. Пару раз меня даже бросали в тюрьму за поступки, которые совершал не я, а Назелькюс. Впрочем, на него нельзя обижаться, поскольку он ведь даже не догадывался о моём существовании, когда случайно оказывался у меня, чего я, в свою очередь, тоже не в состоянии заметить.
– А расстаться с ним вы не могли бы? Ну, чтобы облегчить свою тяжёлую участь?
– Да как?! – воскликнул Низельприм. – Скажите мне на милость, как? А кроме того, я же люблю его, он мой единственный брат. Другой родни у меня нет.
– Н-да… – промолвил Ступс, – я даже не знаю, что вам и посоветовать.
– Вот видите, – всхлипнул Низельприм, – советовать-то и нечего. Я вынужден в одиночку бороться со злодейкой судьбой, потому что моему брату от рождения досталась лучшая доля. Впрочем, если вы всё же встретите Назелькюса, не верьте ни единому его слову. Он, в отличие от меня, обходится с истиной как хочет. Точнее, он лжёт всякий раз, как открывает рот. Однако зачем это я тут распинаюсь? Совершенно бессмысленно давать вам советы, поскольку, едва мы расстанемся, вы тотчас же позабудете и меня, и наш разговор.
– Послушайте, – прервал его Ступс, которому нескончаемые причитания хозяина дома мало-помалу надоели. – Я предлагаю вам отправиться со мной на корабль и сопровождать меня в научной экспедиции.
Низельприм в крайнем изумлении уставился на него.
– А своего бедного брата я, значит, должен буду оставить здесь? Совершенно одного? И рядом с ним не будет никого, кто мог бы позаботиться о нём? Как вы себе это представляете, сударь?!
– Он мог бы отправиться вместе с нами, – предложил Ступс.
– Вы можете мне гарантировать, что он на самом деле сделает это?
Ступс на некоторое время задумался и затем отрицательно покачал головой:
– Нет, если положение вещей действительно таково, как вы его описали, то в этом никогда нельзя быть уверенным.
– Ну вот, пожалуйста, – развёл руками Низельприм, – вы сами всё понимаете.
– В любом случае, – сказал Ступс и поднялся из-за стола, – я, к сожалению, должен вас покинуть. Меня ждут на корабле. Большое спасибо за гостеприимство.
– Куда же вы дальше направитесь? – спросил Низельприм, очевидно стараясь немного оттянуть минуту прощания.
– Наша экспедиция, – объяснил Ступс, – разыскивает окутанную тайнами страну Бредландию. Согласно имеющимся у нас сведениям, она находится где-то неподалёку.
Низельприм кивнул:
– Очень может быть, что и совсем рядом, однако вам до неё ни за что не добраться.
– Это почему же?
– Об этом вам следовало бы порасспросить моего любимого брата. Ну а я желаю вам счастливого плавания, сударь.
Они обменялись рукопожатиями, и Ступс поспешил покинуть хижину.
Поскольку дорога, которая вела бы вниз, отсутствовала, ему волей-неволей пришлось, рискуя жизнью, карабкаться с уступа на уступ. Он спускался к морю, огибая гору по спирали, потому что прямой путь к побережью был слишком крутым и опасным.
Вскоре учёный едва переводил дух, со лба у него ручьями струился пот. Он опустился на ближайший камень, оглянулся назад и заметил, что там, где он только что прошёл, образовалась дорога. Она сбегала себе вниз по склону и заканчивалась там, где сейчас сидел Ступс. Здесь она обрывалась, а впереди не было ничего, кроме расщелин и беспорядочно нагромождённых валунов.
Достигнув наконец подножия горы, Ступс оказался в той самой точке, где стоял дорожный указатель с двумя стрелками-направлениями, только на сей раз дорога шла от него налево, то есть туда, куда, согласно надписи, следовало бы идти к Назелькюсу.
Ступс нисколько этому не удивился, потому что был уверен, что шёл именно от Назелькюса. Это была чрезвычайно весёлая встреча, при воспоминании о которой он не смог сдержать улыбки. Лишь на короткое мгновение что-то показалось ему странным, но он так и не разобрался, что именно. Он только пожал плечами, сел в лодку и, ритмично работая вёслами, поплыл к кораблю.
Капитан был по-прежнему занят тем, над чем трудился с самого начала путешествия: он сидел в своей каюте и писал бог его знает который уже том своего бесконечного романа, в котором речь шла о капитане, который писал книгу, в которой речь шла о капитане, который писал книгу… Судовой трюм более чем наполовину был забит папками с черновиками и набело переписанными главами, однако до конца этой истории, похоже, было ещё ой как далеко.
Когда Ступс вошёл в каюту, капитан на минуту оторвался от своего внушительного труда, рассеянно поздоровался и спросил:
– Ну, каковы впечатления?
– Очень занимательно, – ответил Ступс. – Сперва я поднялся к хижине на вершине горы. На двери её было написано: «Назелькюс. Но я не здесь. Найди меня!» Я вошёл внутрь, и в доме действительно никого не оказалось. Я немного подождал, затем вышел на задний двор. Там я повстречал человека с огромными усами под носом, в кумачовом костюме и в кумачовом же цилиндре. Всё тело его было увешано колокольчиками. Он, с прыжками и ужимками, сделал вокруг меня круг, затем рассмеялся и спросил: «Сударь, вы, по всей видимости, хотели попасть к Низельприму, не так ли?» Я кивнул. Тогда он – видимо, от удовольствия – захлопал в ладоши и воскликнул: «Ну и здорово же вы попались на мою шутку. На неё попадаются все, кто читает внизу дорожный указатель. Ибо никакого Низельприма в природе не существует. Уж я бы, по крайней мере, знал, если бы кто-нибудь обитал здесь кроме меня. Я живу в этой хижине один-одинёшенек, а историю с Низельпримом просто выдумал – так, для забавы. Или вы его где-то видели? Нет, не видели…»