Подняв голову, я обнаружила, что знахарь, затаив дыхание, следил за моими руками.
– Оказался слишком слабым магом, чтобы стать паладином.
– Ну, а я слишком сильным, чтобы изучать древнюю литературу. Думаю, что алхимик из меня тоже вышел бы недурственный, но бесит их одержимость философским камнем. Едва упомянешь, и они начинают вести себя как чокнутые сектанты.
Взмахом руки я заставила бабочку с опавшими, словно увядшие лепестки, крыльями подняться в воздух. Тряпичная заготовка закрутилась над столом. Краем глаза я заметила, что Рой оторопело замер с открытым ртом.
– Свечусь? – усмехнулась уголками губ и раскрыла изуродованную темной руной ладонь.
В центре затеплился язычок, как от свечного пламени, крошечный, не больше семечка подсолнечника, но такой яркий, что сумрак зимнего рассвета растворился, словно в комнате засияло ослепительное солнце. Блестящая молния сорвалась с руки и окутала бабочку облаком света, а когда сияние потухло, то под тканью у куклы дрожал голубоватый огонек. Я щелкнула пальцами. Магическое сердечко забилось в такт моему собственному сердцу, а по тряпичным крыльям разбежались тонкие прожилки – светящаяся руническая вязь.
Бабочка ринулась к потолку, заложив над нами круг не как глупое насекомое, а как настоящая птица.
– Что она делает? – произнес Рой странным голосом.
– Учится летать. Удивительно, правда? – улыбнулась я. – Настоящее волшебство. Я испытываю благоговение, когда они оживают.
Между тем летунья уселась Рою на плечо, зацепилась красными лапками-нитками и сложила крылья. Знахарь пересадил бабочку себе на палец, внимательно присмотрелся к пульсирующему под тонкой перевязочной тканью огоньку, потер пальцами лоскуты крыльев, изукрашенных голубоватыми прожилками сложного рунического плетения.
– Клянусь, мой мир больше не будет прежним.
– Почему? – хохотнула я.
– Всегда считал магию света примитивной. Что можно придумать, когда вы используете только один ключ и пририсовываете кружавчики? Но превращать ничто в нечто…
– Вообще-то ничего сложного.
– Ничего сложного? – изогнул брови Рой. – Голубая кровь, ты ведь прибедняешься, когда называешь себя неплохим артефактором?
– Чуть-чуть, – согласилась я.
– Что ты еще умеешь оживлять? – полюбопытствовал он.
– Мебель.
– Надеюсь, ты от скуки не оживишь табуреты у меня на кухне? – тут же отреагировал он.
– Я не настолько жестока. – Я аккуратно сложила бинты и булавки, смотала остатки ниток и поднялась из-за стола. – Пойду к Каю.
– Не вини себя, – внезапно остановил меня знахарь. – Он сознавал, что вам не дадут спокойно жить. Не сегодня, так завтра или через год проблемы все равно начались бы, поэтому не вини себя.
– А если бы ты его не спас?
– А если бы он не спас тебя? – тут же переиначил знахарь, и меня точно окатили ледяной водой.
Когда мне было восемь, отец купил двух попугайчиков, выбрал из-за необычного мятного окраса влюбленную парочку. Но через седмицу кошка тетушки Матильды свернула самке шею, а еще через три дня осиротевший самец упал замертво прямо в клетке. Оказалось, что таких попугаев называли неразлучниками, они погибали друг без друга в прямом смысле слова.
И сейчас, после всех тех страшных воспоминаний Кайдена, я вдруг осознала, что, кажется, мы тоже начинали походить на этих самых птичек. Если не станет одного из нас, как долго второй сможет сохранять рассудок? Сложный вопрос.
– Если вдруг меня не станет, я хочу, чтобы он все забыл. Как будто меня никогда не существовало, – вымолвила я, но отчего-то прозвучало сердито.
– А ты бы стерла воспоминания, чтобы спокойно жить дальше?
– Разумеется. – Никогда в жизни мои уста не произносили более чудовищной лжи. – Некоторые воспоминания убивают похуже смертельного яда.
В кухне повисла оглушающая тишина. За покрытым инеем окошком рассветало зимнее утро, хмурое и серое. Совершенно точно было слишком рано, чтобы вести сакраментальные беседы.
Я уже поднималась по лестнице, когда услышала Роя:
– Где ты научилась так складно врать, Голубая кровь? – сказал вроде негромко, но не для безмолвного дома, окутанного незыблемой тишиной. – В Тевете искусству вранья учат в университетах?
Не думаю, что он ждал ответа.
Я решила, что Кай спит. Глаза были закрыты, грудь спокойно поднималась и опускалась. Руки лежали поверх одеяла, костяшки пальцев были сбиты. Огонь в камине едва-едва теплился, и только я принялась ворошить кочергой угли, как услышала хрипловатый голос:
– Привет.
– Думала, что ты спишь, – оглянулась я через плечо.
– Иногда мне снятся такие сны, что лучше уж вообще не спать, – пробормотал он. – Как ты себя чувствуешь?
– Человек с двумя дырками в животе спрашивает о том, как себя чувствую я? Что ж, в отличие от тебя, я передвигаюсь на своих двоих.
– В таком случае на своих двоих иди пошустрее ко мне. – Он похлопал ладонью по постели, предлагая устраиваться рядом.
Без споров я забралась на высокую кровать и нырнула под одеяло. Кайден поднял руку, предлагая мне улечься к нему на плечо и прижаться теснее, но тут же поморщился от боли.
– Осторожно! – всполошилась я. – Если у тебя разойдутся раны, то знахарь меня четвертует!
– Рой всегда ворчит, как старик, – фыркнул Кайден.
Он, конечно, хорохорился, но явно чувствовал себя отвратительно. Некоторое время мы молчали.
– Йен больше тебя не побеспокоит, – произнес он.
– Я догадалась. Если бы он остался жив, то сейчас бы тут был полный дом Гленнов.
– Верно. – Кайден помолчал. – Твой отец, наверное, с ума сходит.
– Мы жутко поссорились после твоего ухода, так что, скорее всего, он думает, что я сбежала к тебе в Абрис, и в общем-то не ошибается.
– Теперь он точно нас не благословит.
– Вряд ли он сможет злиться так долго.
– Интересно, что для тебя значит долго? – Кайден неодобрительно поцокал языком, точно услышал страшную глупость. – Скажите, госпожа Уварова, из-за вашей неразумной смелости меня ранили, так?
– Это удар ниже пояса! – возмутилась я, приподнимаясь на локте и заглядывая в его бледное, расцарапанное, должно быть, во время драки лицо. Он лежал с закрытыми глазами. На щеках темнела двухдневная щетина, губы были сухие и бледные, ни кровинки.
– Все так, – продолжал рассуждать он. – Теперь вы просто обязаны повести меня к венчальной чаше.
– Кай, ты серьезно? – замерла я.
– Да. – Он открыл глаза, ясные, цвета стали, цвета моей собственной магии. – Что скажешь?
Что мы, Кайден, все больше и больше похожи на птиц-неразлучников. И это меня пугает до мелких абрисских бесов.
– Совершенно точно я обязана сделать вас честным мужчиной, господин Вудс, – пошутила я, чертя кончиком пальца линию на его скуле, где тянулась длинная тонкая царапина. – Только сначала встаньте на ноги, потому что невеста не собирается тащить жениха к венчальной чаше на закорках. Все решат, что я женю тебя силой.
– Надеюсь, что твой отец не умеет пользоваться оружием.
– Он говорил, что когда был адептом, то отлично стрелял из спортивного лука. Даже золотую медаль на городском соревновании выиграл, – припомнила я. – Но не переживай, в Тевете отстрел неугодных женихов проходит только в сезон листопадов.
– В Тевете сейчас как раз сезон листопадов, – заметил Кай.
– Значит, мы обрадуем папу ближе к зиме. Если он спустит тебя с крыльца, то ты закатишься в сугроб, будет не так обидно, как уткнуться носом в ворох грязных листьев.
– Я просто перемещусь.
– Нет, – пригревшись, я почувствовала, как на меня начала накатывать дремота, а веки налились сонной тяжестью. – Ты специально скатишься, чтобы просто к нему подлизаться.
– Как догадалась?
– Вы, неподходящие женихи, такие предсказуемые…
Ночью что-то разбудило меня, будто хлопнули в ладоши над ухом. Мгновенно приходя в себя, я села на кровати. Кайден спокойно спал. В окно лился лунный свет, озарявший комнату, однако не разгонявший темноту. Дверь в спальню оказалась открытой, а в дверном проеме застыла черная фигура.
– Кто здесь? – в сонной тишине дома голос прозвучал неестественно громко. Человек резко отступил назад, сливаясь с коридорной тьмой.
– Что случилось? – проснулся Кайден.
– Здесь кто-то есть!
Раскрыв ладонь, я зажгла огонек, и комнату залил неживой белый свет.
– Господи, детка, уменьши яркость, – пробормотал он, щурясь и закрывая глаза ладонью.
Наверное, со стороны я выглядела последней истеричкой, потому что слетела с высокой кровати и, шлепая пятками по дощатому полу, бросилась проверять коридор.
– Ложись спать, тебе просто показалось, – уговаривал Кайден. – В доме никого нет.
– Кто-то стоял прямо в нашей комнате! – настаивала я. В коридоре, конечно же, никого не нашлось.
Кровать заскрипела. Оказалось, что Кайден спустил босые ноги на пол и довольно шустро для раненого принялся натягивать теплый свитер. Судя по тому, как он болезненно морщился, тело мстило за наплевательское отношение.
– Ты куда собрался? Решил от меня сбежать? – растерялась я и тут же получила в ответ выразительный взгляд.
– Проверю дом, чтобы ты могла спать спокойно.
Он направился в мою сторону, прижимая ладонь к животу.
– С ума сошел? Тебе нельзя много двигаться! – Я так перепугалась, что ему навредит обыск дома, что сжала кулак, и искра мгновенно погасла, окутав нас густой, непроницаемой темнотой. Мы замерли.
– Зажги свет! – потребовал Кайден.
– И не подумаю. Сама все проверю…
– Лера, – перебил он, – со мной тебе нечего бояться! Просто верь мне.
На следующий день небо заволокло низкими снежными тучами и безлюдную, сонную лощину накрыла яростная метель. В каминных трубах стонал ветер, за окошком мело и даже ворот было не разглядеть.
Втроем мы обедали в кухне, единственной хорошо обогреваемой комнате. С момента, когда Кайдена ранили, прошло чуть больше суток, а он уже выглядел вполне сносно. Пока ели, рассказали Рою, что