Секретарь горкома мне сказал:
— Есть такое мнение: вопросы рабочего снабжения, торговли и общественного питания в городе возложить на вас как на члена бюро.
— А агитмассовый отдел?
— Остается за вами. Часть работы поручите Кувшинникову.
На Кувшинникова вполне можно было положиться. Он отличался энергией, оперативностью, работать любил и умел. Говорят, что внешне мы с ним были похожи друг на друга: оба высокие, черноволосые. Нас нередко даже путали. И это обстоятельство сослужило ему в дальнейшем плохую службу. Когда Севастополь был оставлен нашими войсками и Кувшинников по не зависящим от него причинам попал в плен, предатели все время крутились возле него, полагая, что схватили меня, Борисова, секретаря горкома партии и председателя городского комитета обороны. Его не раз таскали к эсэсовцам. Только смелый побег из плена помог Кувшинникову избежать гибели.
…На очередном заседании бюро был утвержден план создания подсобных хозяйств и дальнейшего развития индивидуального огородничества в Симферополе.
Время нас торопило. Не за горами была посевная кампания, и мне почти полностью пришлось переключиться на подсобные хозяйства. Я ездил на места, где отводились земли под хозяйства и огороды, занимался подбором руководителей и рабочей силы, заглядывал на предприятия, в больницы, детсады, столовые… Создание продовольственной базы не сходило с повестки дня бюро горкома, горисполкома, партийных и профсоюзных собраний.
Подсобные хозяйства росли быстро. Обрабатывалась земля, возводились постройки, появились скот, куры, кролики. Приобретался инвентарь, завозились удобрения. В качестве корма использовались отходы пищевых предприятий и столовых. Нашлись и люди, которые когда-то работали на селе. Они и возглавили подсобные хозяйства, стали бригадирами, рабочими.
Первая посевная кампания прошла успешно. А вскоре в столовых и магазинах появились свежая зелень, овощи, молодой картофель. Вечерами, в выходные, а иногда и в рабочие дни, масса людей выходила на прополочные работы, на заготовку кормов.
Наступила уборочная пора. Сотни и тысячи рабочих, служащих, студентов, школьников пришли убирать урожай. За первый год подсобные хозяйства города дали тысячи тонн овощей и картофеля, сотни центнеров зерна.
Итоги были обнадеживающими. Улучшились питание в столовых и буфетах, торговля в магазинах. А в подсобных хозяйствах уже готовились к новому сельскохозяйственному году. Однако заниматься этим мне уже не пришлось: ждало новое назначение.
Первый секретарь Крымского обкома партии Борис Александрович Семенов, вызвав меня к себе, попросил рассказать о состоянии агитационно-массовой работы, о том, что мы делали для создания продовольственной базы города. Расспрашивал, часто ли я бываю на промышленных предприятиях, знаю ли передовых людей города, как работаю над собой. Его интересовало все, что касалось моей работы и меня лично… «К чему бы это?»
— Вы бывали в Керчи? — как бы ненароком спросил он.
— Бывал…
Примерно год назад я ездил в Керчь знакомиться с агитационно-массовой работой на металлургическом заводе. Выдалось несколько свободных часов, и представилась возможность посмотреть строительство.
— Сейчас положение на Камышбурунстрое крайне неблагополучное, — сказал Борис Александрович. «Очевидно, в обкоме собрались послать меня на эту стройку», — возникла догадка.
— План не выполняется. За девять месяцев ушло со строительства около четырех тысяч человек, в том числе сто специалистов…
«Значит, действительно хотят направить в Камыш-Бурун», — решил я.
— В марте мы сняли с работы секретаря парткома, — продолжал Борис Александрович, — на днях сняли его преемника… А Камышбурунстрой — самый важный объект второй пятилетки в Крыму, ударная стройка… Как смотрите, если вас будем рекомендовать туда секретарем парткома?
Я понимал, что работать секретарем парткома на такой стройке весьма почетно. В то же время это большая ответственность. Справлюсь ли? Самостоятельная работа. Тут не в горкоме, за широкую спину секретаря не спрячешься. Раз дал согласие — сумей мобилизовать партийную организацию, весь коллектив, чтобы дела на строительстве улучшались из месяца в месяц. Наделаешь ошибок, не справишься — отвечай. К тому же на стройках я никогда не работал. Да и положение на Камышбурунстрое тяжелое…
Вспомнилась первая поездка на строительство. Был холодный дождливый день. Резкий порывистый ветер, характерный для здешней поздней осени, пронизывал до костей. Ехали мы до Камыш-Буруна по разбитой, ухабистой дороге. Появилось несколько новых жилых домов, за ними тянулись приземистые, неуютные бараки и землянки. На руднике и промплощадке почти все работы велись вручную. Кругом непролазная грязь. У стоянки автобусов большая толпа рабочих. В магазинах очереди за хлебом…
Все это быстро промелькнуло в памяти, пока я обдумывал свой ответ. Секретарь обкома терпеливо ждал. Он, видимо, понимал, что творится у меня в душе.
— Так как же?
Я откровенно высказал свои сомнения.
— Разумеется, будет нелегко, но поможет Керченский горком, поможем и мы. Ну как, решились?
Я кивнул головой.
— Поедете через три-четыре дня. А пока познакомьтесь в отделах обкома с составом парторганизации, с кадрами… Почитайте решения Керченского горкома. Дела сдадите, когда будете избраны.
С чего начинать? Что главное? Документы могли дать лишь общее представление. На месте будет виднее, подскажут горком, коммунисты, рабочие… С такими мыслями поехал я в Керчь, на Камышбурунстрой.
Страна уверенно шла тогда по пути индустриализации. Досрочно, в четыре года и три месяца, был выполнен первый пятилетний план. Выросли такие гиганты, как Кузнецкий металлургический комбинат, Сталинградский и Харьковский тракторные, Горьковский, Московский и Ярославский автомобильные заводы. Были созданы новые отрасли промышленности: станкостроительная, автомобильная, химическая, авиационная.
В Крыму вошел в строй Керченский металлургический завод имени П. Л. Войкова. Строительство Камышбурунского железорудного комбината началось после постановления Центрального Комитета партии, в котором говорилось: «Срочно разработать план использования керченских руд и в связи с этим строительства приазовских заводов, учитывая особую важность широкого использования фосфористых руд как для металлургии, так и для сельского хозяйства».
Керченские пылевидные руды бедны по содержанию железа и поэтому нуждаются в обогащении. Зато залегают они на малой глубине и не требуют шахтной добычи, взрывных работ. Близость металлургической базы, удобная транспортировка по морю, неглубокое залегание давали возможность получать руду чуть ли не в десять раз дешевле, чем при шахтной добыче в Криворожье.
На местной руде уже работал Керченский металлургический завод. Он давал в год сотни тысяч тонн металла, остро необходимого стране. Вот почему строительству Камышбурунского железорудного комбината придавалось столь большое значение. Нужды строительства комбината не сходили с повестки дня бюро обкома и Керченского горкома, со страниц газет «Красный Крым» и «Керченский рабочий». Сотни коммунистов и комсомольцев направлялись на Камышбурунстрой. Но дела шли там плохо, план строительных работ не выполнялся.
Ноябрьским дождливым утром 1933 года, в кожаном пальто, в хромовых сапогах с галошами, с чемоданом в руке, сошел я с поезда на станции Керчь. В горком идти было еще рано, и я направился в гостиницу. Оказалось, мне оставлен номер.
В девять утра я был уже у секретаря горкома Д. 3. Кузнецова. Тот вкратце рассказал, как идут дела на строительстве, о работе партийной организации.
— Поезжайте, посмотрите своими глазами, а денька через два встретимся снова.
Познакомился с руководителями стройки, с работниками парткома и постройкома. Потом вместе с заместителем главного инженера И. М. Равиковичем отправились на строительные площадки.
На руднике сотни рабочих, стоя по колено в грязи, вручную грузили землю в вагонетки, грабарки и отвозили в отвалы. На строительстве агломерационной и обогатительной фабрик рыли котлованы под фундаменты. Только-только начали строить ГРЭС и порт. Но уже действовали механический и деревообрабатывающий цехи, железнодорожная ветка, готовилась к пуску временная электростанция. С того времени, как я в роли экскурсанта побывал на строительстве, выросло еще несколько новых жилых домов. Кое-где появились деревянные тротуары. Вот-вот должен был открыться клуб.
Равикович рассказывал мне об истории стройки, о нерешенных проблемах, знакомил с руководителями участков и цехов, с прорабами, бригадирами, рабочими. Где бы мы ни появлялись, рабочие останавливали нас:
— Когда будет тепло в бараках?
— Почему плохо кормят в столовых?
— Выдадут ли наконец теплую спецовку?
— Почему за хлебом очереди?
— Скоро ли наладят перевозки рабочих в город?
— Работаем много, а получаем мало. Почему?
Отвечал Равикович. А когда поехали дальше, те же бесконечные вопросы задавал ему я. Сейчас уже не помню точно где, кажется на руднике, ко мне подошел рабочий с веревкой в руках.
— Гражданин, у вас галоши-то, как я вижу, в грязи застревают, сваливаются. Возьмите вот веревочку и подвяжите… Вообще-то здесь, на стройке, в галошах несподручно. Нужны простые сапоги. Вы, наверное, у нас впервые?
— Первый раз, — я немного растерялся.
Стоящие кругом люди улыбались. Наверное, думали: «Хорошо, что один из начальников попал к нам в такую грязь. Может, где-нибудь расскажет и примут меры насчет спецобуви». Я видел, что многие из рабочих были в худых сапогах, в лаптях.
Молча привязал я галоши, поблагодарил рабочего, и мы пошли дальше. Больше я уже в галошах на участки не ходил. Стал носить простые сапоги.
Три дня с утра и до поздней ночи, пока как представитель обкома, я вникал в разнообразную жизнь стройки — беседовал с начальником строительства, с работниками парткома, постройкома и комитета комсомола, с редактором газеты «Ударная стройка», с членами партийного комитета, секретарями парторганизаций, знакомился с расстановкой коммунистов.