Хорошую инициативу проявила редакция многотиражной газеты «Ударная стройка». Как-то пришли в партком редактор Б. Г. Толкин и его заместитель А. Я. Братковский:
— Мы хотим выступить с письмом в центральной газете «За индустриализацию». Обратимся к проектным организациям, заводам-поставщикам Наркомтяжпрома, чтобы ускорили разработку документации и изготовление оборудования…
Партком поддержал инициативу журналистов. Письмо было отправлено в Москву и одновременно напечатано в нашей газете.
Руководство стройки от имени всех строителей Камышбурунского железорудного комбината обратилось к областному совету профсоюзов и наркоматам Крымской республики с просьбой «повернуться лицом к ударной стройке». Было перечислено, в чем конкретно должна заключаться помощь строительству.
Обком партии и совнарком республики поддержали нашу просьбу. Рабочим и специалистам стали больше давать путевок в санатории и дома отдыха. К нам были посланы опытные учителя и врачи, школы и больницы получили новое оборудование. Отремонтировали дороги, идущие в Камыш-Бурун, в пригородные хозяйства увеличилось поступление сельскохозяйственных машин. Правда, все это делалось не так быстро, как хотелось бы строителям. Тем не менее люди видели, что к их замечаниям, требованиям прислушиваются и дела на строительстве улучшаются. Поэтому инициатива не угасала, строители вносили много дельных предложений по улучшению труда и быта.
Как-то у меня в кабинете проходило важное совещание, и я попросил технического секретаря никого не пускать. Совещание только началось, как из-за приоткрытой двери послышался настойчивый женский голос:
— Почему принять не может? А если срочное дело?
Дверь распахнулась, и мы увидели невысокую сердитую девушку. Перебив выступающего, она быстро стала говорить:
— Извините… Я из столовой. Мне нельзя ждать. Через три часа обед, а картофеля и овощей к нам не доставили. Говорят, нет. А как же без картофеля и овощей? Что скажут рабочие?
— Одну минутку, — попросил я девушку. — Вы из какой столовой? Как вас зовут?
— С промплощадки. Вера.
— А где заведующая?
— Разве я не имею права? — обиделась девушка. — Меня сотрудники столовой послали… Была в орсе — ничего не добилась… В постройкоме никого нет. Так я к вам… Так дальше работать нельзя. Мы тоже хотим, чтобы стройка выполняла план. Мы тоже цех… питания.
— Хорошо, — сказал я. — Начальник орса сейчас разберется. Мы отпустим его с совещания. А потом с председателем постройкома придем к вам обедать и на месте обо всем поговорим. Не возражаете?
— Нет… Спасибо.
— Комсомолка? — спросил я девушку.
— А как же.
В столовой, куда мы вскоре приехали с Бодяком, было полно людей.
— Ну, значит, все в порядке, — обрадовался Иван Тимофеевич.
Прошли к столу, за которым сидели знакомые рабочие. К нам подошла Вера, довольная тем, что мы сдержали слово.
На первое был борщ, на второе вермишель. Приготовлено все довольно вкусно, но для людей, занимающихся физическим трудом, да в такую погоду, явно маловато. Тем более, что и хлеб строго нормировали. Рабочие говорили:
— На сотрудников столовой грех обижаться. Они не виноваты.
— Понимаем, что с продовольствием тяжело. Но почему как следует не помочь пригородному хозяйству?
— Надо установить обеденные перерывы в разное время — по участкам, чтобы очереди не было.
— Главное, вовремя подвозить продукты в столовые, — вступила в разговор Вера.
Разговор о столовых был продолжен через несколько дней на совещании, куда пригласили не только сотрудников и руководителей орса, но и работников столовых, профсоюзный актив, рабочих. Разговор шел начистоту, острый, без оглядки на лица. Особенно досталось нам, руководителям стройки, от заведующей столовой Александры Никитичны Мельниковой:
— А что делается в пригородном хозяйстве! Посадки картофеля и овощей не обрабатывались, заросли травой… Овощи гниют. А выход простой: надо только привлечь рабочих и служащих, помочь транспортом.
— На что это похоже? — возмущался другой выступающий. — Живем на берегу моря, а сидим без рыбы. Неужели нельзя расширить рыболовецкое хозяйство? — Сколько на стройке рыбаков? Пошлите их туда. Для строительства двадцать — тридцать человек погоды не сделают, а рыбой они обеспечат тысячи людей.
— Когда ликвидируются очереди в магазинах?
— Надо, чтобы в столовых было тепло…
— Помогите орсу транспортом…
Управление стройки, партком и постройком на основе этих замечаний и предложений разработали конкретные меры для улучшения питания и быта рабочих.
Работы в те дни было много. Рано утром я уже шагал на участки и в цехи. Беседовал с рабочими, руководителями. К девяти-десяти приходил в партком, решал срочные вопросы и опять — на участки, в цехи, в столовые, магазины. Вечером, если не было заседаний, шел в бараки. Проверял, тепло ли, чисто ли там, беседовал с людьми. Так, пожалуй, были загружены тогда все руководители стройки.
Требовалось еще работать над собой. Без специальных знаний нельзя было руководить партийной организацией такой ответственной стройки. И я, несмотря на загруженность, продолжал прерванную учебу. Поступил на факультет особого назначения (ФОН), целью которого было повышение квалификации и общеобразовательной подготовки руководящих работников.
Внутрипартийная и массово-политическая работа на строительстве стала более оперативной и конкретной. Заседания партийного комитета проходили бурно. Положение на строительстве все еще оставалось трудным. Отдельные работники продолжали халатно относиться к своим служебным обязанностям, не выполняли решений обкома, горкома и парткома, приказов начальника строительства. Пришлось повысить требовательность ко всем руководителям. От некоторых из них мы вынуждены были освободиться.
Особо резкой критике подвергалась работа отделов управления строительства. Отдел кадров мало обращал внимания на вербовку рабочих, пустил это дело на самотек. Один из вербовщиков Рудстроя принял тридцать восемь человек, среди которых оказалось тринадцать кулаков, скрывавшихся от высылки, двое не имели никаких документов. После проверки выяснилось, что сам вербовщик — бывший кулак.
Как-то на заседании парткома обсуждался доклад о работе партийной организации Азовводстроя. Предварительное знакомство с парторганизацией и доклад показали, что партийное бюро и его секретарь плохо представляют свои задачи, их «заела текучка».
Мы стали приглашать секретарей и парторгов на заседания парткома, заслушивали их отчеты, чаще бывали в партийных организациях. Потом создали для секретарей парторганизаций и партгрупоргов семинар. Перед ними выступали руководящие работники стройки, работники горкома. Участники семинара обменивались опытом.
Вначале учеба отрывала секретарей от непосредственной работы на участках и в цехах. Но мы сознательно шли на это, и в дальнейшем подтвердилось, что были правы. Секретари парторганизаций и партгрупорги стали яснее представлять свои задачи, работать более целеустремленно.
Мне запомнился четырехдневный семинар секретарей и партгрупоргов. Организовали доклады о VII конгрессе Коминтерна, об агрессии итальянских империалистов против Абиссинии. Обсуждались и вопросы оргработы: как подготовить и провести партийное собрание, как составить план и организовать рабочий день секретаря, о воспитании кандидатов и сочувствующих, о руководстве комсомолом, помощи стенным газетам и т. д.
Учеба актива помогла поднять общий уровень партийной работы и роль коммунистов на производстве. Постепенно мы перевели десятки членов партии и комсомола из контор и второстепенных цехов на производство. Лучше стали работать агитаторы. Больше рабочих включилось в соревнование. На стройках появились лозунги и плакаты, «молнии», Доски почета, щиты с показателями соревнования. Усилилась тяга в партию передовых рабочих и специалистов.
Набирались опыта секретари партийных организаций. Особенно мне нравился стиль работы Карпа Пименовича Крепца. По натуре это был замкнутый, малоразговорчивый человек. Но среди людей он преображался, умел подойти к каждому, был отзывчив, внимателен.
Когда Крепец пришел на промплощадку, дела там не ладились: план не выполнялся, то и дело менялись рабочие, нарушалась дисциплина. Вместе с начальником Промстроя и профоргом, с помощью членов бюро и всех коммунистов Крепец постепенно добивался порядка и дисциплины.
На Промстрой я заглядывал чаще, чем куда-либо, так что Крепец все время был на виду. Имея немалый опыт партийной работы, он уверенно вступал в спор, если с чем не соглашался, отстаивал свои доводы и в то же время был дисциплинированным, исполнительным. Никогда не стеснялся спросить о том, чего не знал или в чем сомневался.
Еще об одном коммунисте хочется рассказать — о секретаре парторганизации Рудстроя Василии Федоровиче Лапкине. Работа на руднике, пожалуй, была труднее, чем на любом другом участке. Василий Федорович днем и ночью пропадал на стройке: ходил из бригады в бригаду, что-то людям разъяснял, выслушивал их претензии. Чем ему только не приходилось заниматься: организацией труда, социалистическим соревнованием, бытом, отдыхом строителей… Трудился Василий Федорович без выходных дней, по двенадцать — шестнадцать часов в сутки. Он всей душой отдавался партийной работе, хорошо знал коммунистов, добивался, чтобы они во всем служили примером.
На Рудстрое всегда активно проходили партийные собрания, здесь придавали большое значение наглядной агитации. Много внимания коммунисты уделяли комсомольской организации.
Под стать В. Ф. Лапкину был и начальник Рудстроя М. М. Соколовский, энергичный и знающий дело руководитель. Они во всем поддерживали друг друга и в короткий срок сумели на участке создать крепкий коллектив. Неудивительно, что Рудстрой, как правило, шел в первых рядах строителей Камышбурунского железорудного комбината.
Позднее мои пути не раз пересекались с путями Василия Федоровича Лапкина. Он работал секретарем парткома, первым секретарем Ак-Мечетского (сейчас Черноморский) райкома партии в Крыму, директором совхоза. В годы Великой Отечественной войны Лапкин защищал Севастополь, был ранен. Потом сражался с фашистскими захватчиками в городах и лесах Крыма в одном из партизанских отрядов. Был опять тяжело ранен, лишился ноги. После освобождения Крыма Лапкин находился на советской и хозяйственной работе. Уйдя на пенсию, он вернулся в Камыш-Бурун и по сей день принимает активное участие в общественной работе.