— Мною объявлен большой сбор, введено боевое угрожаемое положение, — сказал командующий.
— Война? — спросил я.
— Нападение…
Помолчав немного, он стал говорить о задачах, которые нужно немедленно решать городским организациям. Я сообщил, что нами уже предпринято.
— Действуйте. Генерал-майор Моргунов будет держать вас в курсе событий.
О шифровке и принятых мерах я тут же сообщил первому секретарю обкома партии Владимиру Степановичу Булатову.
Севастополь погрузился во тьму и был наполнен движением: спешили на свои посты военные, бойцы МПВО, руководители предприятий, проносились автомашины с замаскированными фарами. У подъездов домов вырисовывались силуэты дежурных, бойцов групп самозащиты.
В горкоме меня уже ждали. Собрались председатель горисполкома В. П. Ефремов, он же начальник МПВО города, секретари горкома партии В. И. Кулибаба, А. А. Сарина и А. С. Савицкий, секретарь горкома комсомола Саша Багрий, начальник городского отдела НКВД К. П. Нефедов, заведующие отделами горкома А. А. Петросян и Н. В. Висторовский, пропагандист П. Я. Сарин, руководители ведущих предприятий и другие. За исключением Ефремова и Кулибабы, никто не знал, в чем дело. Считали, что это очередная проверка готовности, перебрасывались шутками: «Что ж, сегодня выходной день. Выспимся…»
Коротко я изложил свой разговор с командующим. Это первое в условиях фактически начавшейся войны заседание бюро продолжалось недолго. Мы решили немедленно привести в боевую готовность всю систему МПВО, вызвать на предприятия и в учреждения всех руководителей, всех коммунистов, укрыть население, обеспечить в городе порядок.
Каждый из присутствовавших знал свои обязанности.
— Есть вопросы? — обратился я к товарищам, перед тем как закрыть заседание.
— Есть! — услышал я голос секретаря горкома комсомола Багрия. — Это война?..
— Это нападение, — ответил я словами командующего.
Заседание закрылось. Люди быстро разошлись. Началась проверка явки коммунистов и команд МПВО. В горкоме непрерывно раздавались телефонные звонки. Райкомы, штабы МПВО, руководители предприятий сообщали о принимаемых мерах.
Быстро включилась в работу городская комсомольская организация.
Комсомольцы помогали руководству МПВО обеспечить тщательную светомаскировку, перевести женщин и детей в убежища. С помощью связных-школьников собрали всех комсомольцев по месту работы и из них создали отряды в помощь органам милиции для охраны порядка.
В начале четвертого часа ночи штаб ПВО флота сообщил: к городу приближаются самолеты противника.
Тревожные гудки Морского завода, хорошо знакомые каждому севастопольцу, оповестили о воздушной опасности, завыли сирены. Почти одновременно из репродукторов послышалось:
— Внимание! Внимание! Внимание! В главной базе объявлена воздушная тревога…
Учебные тревоги у нас проводились часто, поэтому каждый знал, что ему надо делать. Севастопольцы тщательно выполняли хорошо изученные правила поведения: где бы ни застал их условный сигнал, они быстро направлялись в команды МПВО, к которым были приписаны, укрывались в убежища, вооружившись щипцами и лопатами, занимали посты на крышах, становились на дежурство у подъездов домов.
Немедленно соединившись с Симферополем, я сообщил секретарю обкома партии о событиях в городе и вышел на балкон.
Широкий вид открывался на Южную и Северную бухты, на Корабельную сторону и Морской завод. Было еще темно, но уже брезжил рассвет. Город и корабли замаскированы хорошо: ни одной световой точки. Если даже вражеские самолеты и прорвутся на базу, вряд ли они смогут вести прицельную бомбардировку.
Стрельба зенитных орудий быстро нарастала и наконец превратилась в настоящую канонаду. Десятки прожекторов обшаривали небо, словно обыскивали обрывки перистых облаков, и, прочертив светлую дугу, уходили за горизонт.
Далеко в стороне лучи нескольких прожекторов скрестились и медленно продвигались по направлению к городу. В месте скрещения лучей — крошечный светлый крестик: пойман вражеский самолет. Лучи прожекторов медленно влекли его по темной глади поднебесья, чтобы подставить под трассирующие пули и снаряды.
От залпов корабельных орудий сотрясалось здание. Высоко в небе рвались снаряды. Со свистом летели на землю осколки. Звенели и сыпались стекла.
Непрерывно звонили товарищи. До некоторых не сразу дошло, что тревога не учебная. Спрашивают: «Почему такая стрельба?» Разъясняем, что это не учение, а налет вражеских самолетов. Указания МПВО выполнялись быстро и четко, но никому не хотелось верить, что началась война…
Позвонили от начальника гарнизона. Противник сбросил на город несколько парашютистов. Необходимо дать указание штабу МПВО и милиции, чтобы усилили охрану предприятий, меры со стороны военного командования принимаются.
Сильный взрыв потряс здание горкома. Посыпались стекла, обвалилась штукатурка, упала люстра. Уж не угодила ли вражеская бомба? Но из штаба МПВО позвонил Кулибаба: в Северной бухте, у Приморского бульвара, взорвалась мина, спущенная на парашюте. А от здания горкома до места взрыва не менее трехсот метров.
Не успел я положить трубку — второй взрыв. На этот раз на перекрестке улиц Щербака и Подгорной. Туда немедленно направили санитарную и аварийно-восстановительную команды, отряд милиции.
Опять звонок. Из Симферопольского и Евпаторийского горкомов запрашивают: что делается в Севастополе? Что означают эти непрестанно рыщущие по небу лучи прожекторов, доносящаяся стрельба и зарево над городом?..
Командование флота получило шифровку Дунайской флотилии о том, что с территории Румынии по советскому берегу и кораблям флотилии открыт артиллерийский огонь.
Какой же длинной и грозной показалась нам эта ночь! Мы не уходили в убежища, оставались на рабочих местах. Ни на одну минуту не прерывалась связь с обкомом партии. Наша информация немедленно передавалась в Москву, в Центральный Комитет партии.
Стрельба наконец прекратилась. Без двадцати минут пять был дан отбой воздушной тревоги. Кончилась первая ночь войны.
Откинув маскировочные шторы на окнах, я увидел ясное, чистое утреннее небо. Искрилась роса на листьях тополей… Солнечный луч позолотил песчаную дорожку во дворе.
После отбоя снова собрались члены бюро. Горком партии и горисполком по радио обратились к населению с призывом соблюдать спокойствие и порядок, повысить бдительность.
Полная картина ночного налета на Севастополь обрисовалась позднее, во второй половине дня. Оказалось, что противник сбрасывал на парашютах электромагнитные мины большой взрывной силы. Падая на землю, они мгновенно взрывались и причиняли огромные разрушения. При падении же в воду такая мина, поддерживаемая парашютом, плавно погружалась на дно бухты и взрывалась только тогда, когда над ней проходил корабль.
Мы направились на места падения бомб, организовали расчистку завалов и помощь пострадавшим. Нужно было срочно рыть щели, оборудовать убежища, начинать эвакуацию женщин и детей в ближайшие районы Крыма.
Севастополь быстро приобрел вид военного лагеря. По городу патрулировали краснофлотцы и красноармейцы с полной боевой выкладкой, в касках. На улицах немало вооруженных в гражданском, перепоясанных ремнями, с противогазами на боку. Это комсомольцы. Энергичный Саша Багрий с первого дня сумел обеспечить самое активное участие комсомольцев в обороне города. Они несли боевую вахту, помогали командам МПВО в очагах поражения, рыли щели…
Гитлеровцы возлагали большие надежды на свой первый неожиданный налет. Однако им не удалось застать севастопольцев врасплох. Зенитная артиллерия и хорошая светомаскировка помешали прицельному бомбометанию, мины сбрасывались где попало. Ни один военный объект не пострадал.
В двенадцать дня все жители города слушали по радио выступление В. М. Молотова, который от имени Советского правительства сообщил о нападении на нашу страну гитлеровской Германии. И хотя для населения Севастополя это уже не было новостью, слово «война» тяжелым камнем легло на душу каждого.
Слушали повсюду — на предприятиях, в учреждениях, на улицах, на кораблях, в частях. Возникали митинги. Выступления были гневные. В них — ненависть к фашистам, нарушившим нашу мирную жизнь, готовность советских людей работать не щадя сил. Мысли всех были устремлены к Родине, к партии.
Война стала непреложным фактом. Горком партии и горисполком в своем письме призывали севастопольцев свято хранить боевые традиции нашей Советской Отчизны и родного города, самоотверженно трудиться, быть бдительными и дисциплинированными, вместе со славными моряками-черноморцами громить фашистских разбойников:
«Все силы отдадим великому делу борьбы за свою любимую Родину-мать! Обеспечим своим героическим трудом крепкую базу нашему родному Черноморскому флоту!»
Военный совет флота также обратился по радио к краснофлотцам, командирам и политработникам Черноморского флота. На следующий день оба обращения были опубликованы в местной печати.
В каждом дворе, на каждом пустыре, на бульварах, площадях — всюду, где имелся свободный клочок земли, люди рыли щели. Под убежища оборудовали погреба и подвалы. Надо было обеспечить, чтобы по сигналу воздушной тревоги весь город смог уйти под землю.
По улицам двигался поток грузовых автомашин. Это мы по требованию областного комитета партии организовали срочную эвакуацию женщин с детьми. Созданный для этой цели штаб привлек большой актив домохозяек, учителей, комсомольцев, и в первый же день войны из города было вывезено несколько тысяч человек.
Уже поздно вечером мы снова собрались в горкоме, чтобы обсудить задачи партийной организации в связи с правительственным сообщением. Прошло менее двадцати часов после ночного заседания бюро, а как изменился, насколько строже стал облик товарищей!
Применительно к условиям военного времени нам предстояло коренным образом перестроить работу партийных организаций на предприятиях и в учреждениях — так, чтобы каждый житель гор