Эта инициатива была поддержана, и уже на другой день на передовую потянулись рабочие с походными мастерскими. Как были благодарны им фронтовики, особенно артиллеристы береговой обороны!
На одной из двенадцатидюймовых батарей вышло из строя орудие. Для того чтобы его сменить, требовалось специальное подъемное оборудование, которого в Севастополе не было. На помощь пришла смекалка. Работники тыла флота Прокуда, Миллер, Белик и Петров вместе с мастером-такелажником Морского завода Соценко соорудили оригинальное приспособление и за двое суток сменили орудие. Грозная батарея вновь начала посылать врагу свои полутонные «гостинцы».
Трудовой энтузиазм севастопольцев был под стать ратному героизму защитников города.
Рабочие управления электросетей Шевченко, Ушаков, Лунин, Гончаров, Тютюник ежедневно под непрекращающимися бомбежками и обстрелом восстанавливали линии электропередачи и тем самым обеспечивали снабжение энергией промышленных предприятий.
Завод «Молот» — до войны это была артель промкооперации — получил срочный военный заказ. Токарю Руденко поручили изготовить модель. Он проработал подряд тридцать шесть часов. Задание командования было выполнено досрочно.
Машинисты паровозного депо бесстрашно водили бронепоезд «Железняков», командиром которого был морзаводец Харченко.
День ото дня все четче определялись боевые задачи городского комитета обороны. В его руках сосредоточилась гражданская власть в городе, а все внимание было направлено на выполнение приказа Ставки: Севастополь не сдавать.
Городскому комитету обороны приходилось решать самые разнообразные вопросы, бюро же горкома занималось преимущественно организационно-партийной и массово-политической работой. Централизация руководства, когда первый секретарь горкома партии был одновременно председателем комитета обороны и комиссаром МПВО, а председатель горисполкома — членом комитета обороны, членом бюро горкома и начальником МПВО, давала возможность принимать оперативные решения. Но основные, принципиальные вопросы обсуждались коллективно. Пленумы партийных комитетов, как и сессии Советов депутатов трудящихся, не созывались, потому что большинство членов горкома, райкомов и депутатов находилось на фронте, некоторые были эвакуированы. Оставшиеся в Севастополе привлекались для работы по заданиям комитета обороны, партийных и советских органов.
В аппарате горкома работало девять человек: два секретаря, четыре заведующих отделами, помощник секретаря, машинистка и шофер (он же комендант здания). Рабочее место работников партийного, советского, профсоюзного, комсомольского аппарата находилось в цехах предприятий, в командах МПВО, убежищах, воинских частях. Это постоянное общение с людьми позволяло хорошо знать обстановку, подхватывать полезную инициативу, своевременно ставить перед руководством города назревшие вопросы.
Городской комитет обороны не имел специального аппарата. Все задания выполнялись силами работников горкома, горисполкома и штаба МПВО, широко привлекался актив. Решения принимались без долгих разговоров, а часто и без протокола, деловые, конкретные. И в жизнь они проводились немедленно.
В первые же месяцы войны севастопольская городская партийная организация сократилась почти вдвое: много коммунистов ушло на фронт, в коммунистический и истребительный батальоны, часть была эвакуирована с предприятиями. Из семи тысяч комсомольцев осталось чуть больше тысячи. Однако необходимо было заменять ушедших, выдвигать руководителями предприятий, учреждений, городских и районных организаций новых товарищей. Естественно, среди выдвигаемых было много женщин.
Не сразу приходит умение руководить, не сразу завоевывается авторитет, и можно было только удивляться тому, как незаметные, казалось бы, работники, еще вчера стеснявшиеся выступить на многолюдном собрании, буквально преображались на глазах, становились инициативными, умелыми вожаками масс.
Немецкое командование предпринимало отчаянные усилия, чтобы сломить сопротивление защитников Севастополя. Начался артиллерийский обстрел города. К бомбежкам уже как-то привыкли, о них заранее предупреждал сигнал воздушной тревоги, и люди успевали укрыться. Даже когда бомба отделялась от самолета и с характерным воем разрезала воздух, можно было успеть отбежать в безопасное место. Иное дело — артобстрел. Но и при этом у людей стали вырабатываться определенные навыки. Они уже знали, какой стороны улицы надо держаться во время обстрела, избегали ходить группами, по каким-то неуловимым признакам угадывали направление полета снаряда.
Печальный опыт первых обстрелов показал, какую опасность представляет скопление людей на улицах и в наземных помещениях. Мы всячески форсировали перевод магазинов в скальные убежища, часть их временно укрыли в подвалах.
Наша оборона держалась крепко. Днем и ночью вели огонь по врагу тяжелые береговые батареи Александера, Матушенко, Драпушко. С шумом проносились над городом полутонные снаряды 35-й батареи капитана Лещенко.
12 ноября центр боев переместился на правый фланг, в район Балаклавских гор, Ялтинского шоссе, Варнаутки и совхоза «Благодать», где действовала 72-я немецкая дивизия, поддержанная сотней танков. Ожесточенная борьба шла за каждую высотку, за каждую складку местности. Окопчик одиночного бойца становился дотом.
Наши части предприняли ряд контратак. — Как только раздавался приказ «В атаку!», шинели летели с плеч долой, на головах вместо касок появлялись бескозырки и краснофлотцы в полосатых тельняшках яростно устремлялись на врага.
Бессмертна слава моряков-черноморцев, грудью отстаивавших Севастополь в этот критический период обороны! Они героически держали оборону, пока не подошли и не стали на защиту города части Приморской армии.
— Худо нам придется… Оставлена Керчь, — мрачно сказал зашедший 16 ноября на КП генерал-майор Моргунов.
На территории Крыма в руках советских войск остался теперь совсем небольшой клочок земли — Севастополь. До ближайшего родного берега — около четырехсот километров. Но севастопольцы не падали духом, были полны решимости до конца отстаивать город.
К этому времени спецкомбинат начал давать продукцию, необходимую для фронта. В те дни я снова побывал на комбинате — выступал на открытом партийном собрании с докладом о текущем моменте. Трудно было представить себе, что несколько недель назад люди задыхались здесь от недостатка кислорода. Чистый воздух, в цехах сухо, светло. На стенах развешаны лозунги, плакаты, показатели выполнения плана. В застекленных витринах центральные и местные газеты. «Молнии», «боевые листки» оповещали обо всех значительных событиях в жизни комбината. Один из листков был посвящен рабочему Николаеву, который, выполняя задание для фронта, в течение двадцати семи часов не оставлял своего рабочего места. В следующем листке уже рассказывалось о пожилом рабочем Петрове, перекрывшем рекорд Николаева.
Если бы не отсутствие окон да не грубые, с рубцами каменные стены, залы спецкомбината напоминали бы старые цехи Морского завода. В комбинате оборудовали красный уголок, радиотрансляцию, библиотеку. В красном уголке по расписанию занимались политшколы, кружки — ПВХО, санитарный, драматический, хоровой, шахматный. Об этом позаботились комсомольцы комбината.
По окончании доклада состоялся просмотр кинофильма «Александр Невский». Большинство уже видело этот фильм в довоенное время, но сейчас все мы восприняли картину совсем по-иному. Потрясающее впечатление произвела песня «Вставайте, люди русские». Усиленная резонансом подземелья, она захватывала душу. Когда же Александр Невский произнес свои знаменитые слова: «Если кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!» — зал разразился бурными рукоплесканиями.
В двадцатых числах ноября первое наступление гитлеровцев на Севастополь было отбито. Меньше стало налетов, спокойнее на фронте, спокойнее и в городе. Генерал Манштейн в своих воспоминаниях об этих днях пишет: «Командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с ходу».
Затишье длилось немногим более трех недель. «Время выжидания прошло, — говорилось в очередном обращении Манштейна к своим войскам. — Для того чтобы обеспечить успех последнего большого наступления в этом году, необходимо было сделать нужные приготовления. Мы подготовились основательно… Вы в первом же бою разобьете врага. Севастополь падет!»
На рассвете 17 декабря после сильной авиационной и артиллерийской подготовки противник атаковал наши позиции. Кровопролитное сражение нередко переходило в рукопашные схватки.
Военный совет Черноморского флота призвал защитников Севастополя бить врага, как бьют его под Москвой, как громят под Тихвином, беспощадно истреблять фашистских захватчиков, отражать все их попытки пробиться к городу.
«Помните, что к Севастополю приковано внимание народов не только нашей Родины, но и всего мира.
До последней капли крови защищайте наш родной Севастополь!
Родина ждет от вас победы над врагом. Ни шагу назад!
Победа будет за нами!»
Севастопольцы вновь проявили невиданное мужество, массовый героизм. Это в дни второго наступления беспримерный подвиг совершили моряки дзота № 11. В течение нескольких дней горстка храбрецов отражала непрерывный напор двух вражеских батальонов, поддерживаемых артиллерией, минометами и авиацией. На дзот было сброшено около двух десятков бомб. За исключением одного, все защитники маленькой крепости погибли. На месте их гибели в сумке пулеметчика Алексея Калюжного нашли записку:
«Родина моя! Земля русская! Я, сын ленинского комсомола, его воспитанник, дрался так, как подсказывало мне сердце. Бил гадов, пока в груди моей билось сердце. Я умираю, но знаю, что мы победим. Моряки-черноморцы! Держитесь крепче, уничтожайте фашистских бешеных собак! Клятву воина я сдержал. Калюжный».
Положение на фронте все более обострялось. Город непрерывно подвергался бомбежке и артиллерийскому обстрелу. Однако и в этих условиях работа велась круглосуточно. Новые отряды севастопольцев выходили на строительство дополнительных укреплений, сотни рабочих ремонтировали боевую технику прямо на передовой, женщины и девушки после работы шли дежурить в госпитали.