Потом наши пути разошлись. Слышал, что в годы Великой Отечественной войны Горюнов был на Северо-Западном фронте, затем воевал с японцами. А после войны снова пришел на фабрику «Красный Перекоп» и работал здесь до пенсии.
Очень жалею, что после 1925 года мне не пришлось встретиться с Горюновым. Сейчас Ивана Тимофеевича нет в живых. Но его помнят и любят в Ярославле, на его примере воспитывается молодежь.
Осенью 1925 года проходил очередной призыв в Красную Армию. Призывался и я — мне уже было двадцать два года. После медицинской комиссии подошел к военкому. Высокий, загорелый, мускулистый, стоял я перед ним по стойке «смирно», сгорая от нетерпения узнать, куда меня направят. Конечно, я мечтал о службе в Военно-Морском Флоте, над которым взял шефство комсомол. Считал себя к этому вполне подготовленным, как политически, так и физически.
Военком внимательно прочитал заключение медицинской комиссии и характеристики от фабричных организаций, пристально посмотрел на меня и, улыбаясь, спросил:
— Конечно, Борисов хочет на флот?
— Только на флот! — ответил я.
— Ну и правильно.
— Спасибо! — закричал я от радости, забыв, что стою перед военкомом.
Все поздравляли меня, завидовали. Кто из юношей не мечтал тогда служить на флоте!
Меня тоже на флот, — скромно произнес Федя Богомолов, комсомолец и спортсмен с нашей фабрики.
Мы с ним были чуть ли не первыми моряками с фабрики «Красные ткачи» и очень гордились этим. В следующем году и позднее на флот с фабрики ушло еще несколько комсомольцев-спортсменов. С одним из них, Колей Муравьевым, мы встречались не только по службе, но и на стадионах Севастополя, Баку и Москвы. Только уже не как одноклубники, а как «противники», так как служили на разных флотах.
Еще до флота я мечтал об учебе. И хотя ее пришлось отложить, передо мной была не менее замечательная школа трудной, но интересной военно-морской службы.
Незадолго до призыва мне удалось побывать на экскурсии в Крыму и впервые увидеть море. В Севастополе я любовался утопающими в зелени улицами и бульварами, невысокими, сложёнными из белого камня домами, круто спускающимися с холмов лестницами, многочисленными памятниками. Я долго не мог оторвать глаз от боевых кораблей, стоящих в бухте, с завистью смотрел вслед каждому краснофлотцу.
Побывал я тогда на Северной стороне, где на берегу бухты еще за пять лет до основания Севастополя, в 1778 году, Александр Васильевич Суворов со своими гренадерами в течение одной ночи возвел первые укрепления и заставил уйти из бухты мощную турецкую эскадру. Тогда же я многое узнал о великом русском флотоводце, «морском Суворове» — Федоре Федоровиче Ушакове, который водил отсюда, из Севастополя, русские корабли в победоносные походы. Был на Малаховом кургане, на бастионах, на Братском кладбище, осмотрел знаменитую панораму.
Тогда-то и зародилась у меня любовь к Севастополю, к морю, появилось желание пойти служить на флот.
И вот в Карабихском клубе собрались фабричные рабочие и служащие, крестьяне, родственники, друзья и знакомые призванных в Красную Армию и Военно-Морской Флот и, конечно, сами призывники. Нам давали наказ. От имени призывников я заверил, что честно будем служить Родине, а если понадобится, то и отдадим за нее жизнь.
На другой день рано утром на двух подводах в сопровождении представителя фабкома мы отправились в Ярославль. Еще через несколько часов поезд мчал нас в Ленинград…
— Ленинград! Ленинград! — сквозь сон услышал я возгласы товарищей. Раздвинулись широкие двери вагона, и мы с восхищением смотрели на город.
Сколько дум и чаяний связано с этим чудесным городом! Город Октябрьской революции, город Ленина, город революционных рабочих! Сколько в детстве разучивали мы стихов, посвященных городу на Неве!
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид…
Как-то не верилось, что буду служить в этом славном городе, на Балтийском флоте, сыгравшем такую важную роль в истории нашей Родины.
Выгрузившись из вагонов, мы построились и двинулись в город. Нас много, целый эшелон. Все здоровые, крепкие парни. Впереди флотский оркестр. Идем по Невскому проспекту, стараемся держать ногу. Вот знакомые по картинам Исаакий, Аничков мост, Фонтанка, широкие улицы, красивые дома. Вот и ворота Екатерингофских казарм, в которых будем находиться…
Обмундировали нас. Поначалу даже друг друга не узнавали: робы торчали дыбом. Всем хотелось поскорее посмотреть город, сфотографироваться в форме моряка, послать фото родным, товарищам, знакомой девушке.
Вначале мы долго маршировали во дворе казарм. Только через два месяца стали ходить в город на патрулирование. Потом были экскурсии в Смольный, Эрмитаж, Русский музей, в Шлиссельбургскую крепость, к памятнику Петру… Побывали и в Мариинском театре.
Учебу я продолжал в Кронштадте, в Артиллерийской школе. За занятиями время летело быстро. Как в Ленинграде, так и в Кронштадте мы часто маршировали по улицам. Обычно пели:
Ты, моряк, красивый сам собою…
В Кронштадте, как и во всей ленинградской парторганизации, проходили партийные собрания и конференции, обсуждавшие решения XIV съезда партии, который взял курс на индустриализацию страны. Из Москвы прибыла группа членов Центрального Комитета партии, выступавшая на конференциях и собраниях с разъяснением решений съезда и разоблачавшая антипартийную деятельность руководителей «новой оппозиции».
Моряки, как и вся ленинградская партийная организация, за исключением одиночек-раскольников, единодушно поддержали решения XIV партийного съезда, дали решительный отпор оппозиционерам. Я слушал тогда пламенные речи Сергея Мироновича Кирова и Михаила Ивановича Калинина, в которых они разъясняли решения съезда, разоблачали антиленинские взгляды оппозиционеров.
В январе 1926 года на собрании кронштадтской городской партийной организации с участием моряков военно-морской базы с докладом о XIV съезде партии выступил Климент Ефремович Ворошилов. Собрание полностью присоединилось ко всем решениям и постановлениям съезда. Кронштадтские коммунисты решительно осудили попытку зиновьевцев противопоставить ленинградскую организацию большинству съезда. Они заявили, что ленинградские коммунисты не уполномочили свою делегацию выступать на съезде с содокладом по политическому отчету Центрального Комитета.
На всех предприятиях и в учреждениях, на кораблях и в частях гарнизона коммунисты и комсомольцы единодушно одобрили решения XIV съезда ВКП(б).
Для меня, тогда еще кандидата в члены партии и комсорга роты, присутствие на этих собраниях было хорошей политической школой. Вскоре я подал заявление с просьбой о приеме в члены Коммунистической партии.
Служба на Балтике была нелегкой, так как помимо учебы приходилось заниматься восстановлением кораблей. Летом 1926 года я служил на линейном корабле «Октябрьская революция», который тогда после продолжительного перерыва вводился в строй и стоял то у стенки Балтийского завода, то на рейде Кронштадта, то в Лужской губе. Мы чистили корабль и помогали рабочим в ремонте, грузили уголь, боеприпасы, продовольствие, занимались боевой учебой, ходили на шлюпках, несли вахту. День был загружен до предела.
Часто вместе с земляком и товарищем по службе Федей Богомоловым, уже в полночь, усевшись на верхней палубе под одной из орудийных башен, мы вспоминали детство, работу на фабрике. Федя до службы жил в соседней деревне Ершово. Учились мы с ним в одной школе, состояли в одной комсомольской организации, занимались в одном спортивном обществе. После школы Федя пошел работать на нашу фабрику «Красные ткачи» учеником столяра. Службу он переносил немного труднее, чем я, — меньше был тренирован.
«Выдержим ли?» — нередко задавали мы друг другу вопрос. И тут же отвечали: «Выдержим».
Мы почувствовали себя настоящими моряками, когда наш линкор вместе с другими кораблями ушел в большой поход по Балтийскому морю. Путь проходил вдоль берегов Эстонии, Латвии, Германии, Польши, Швеции, Финляндии. Настроение краснофлотцев и командиров было боевое, праздничное. На флагманском корабле — линкоре «Марат» находился председатель Реввоенсовета, нарком обороны Климент Ефремович Ворошилов. После этого похода главные трудности флотской учебы остались позади.
Окончив Артиллерийскую школу и получив звание старшины, весной 1927 года я был направлен на Черноморский флот, в отдельный дивизион подводных лодок, который располагался в Севастополе.
Это было трудное для страны время. Великобритания порвала с нами дипломатические отношения, Китай организовывал провокации на наших границах, в Польше был убит полпред СССР П. Л. Войков.
Как раз в это время в Севастополь приехал Климент Ефремович Ворошилов. Приезд наркома обороны в момент такой обостренной международной обстановки мы расценили как проявление большого внимания к военным морякам со стороны Центрального Комитета партии и Советского правительства. Климент Ефремович посетил ряд соединений и кораблей флота, побывал на Севастопольском Морском заводе, а затем выступил на общегородском митинге. Народный комиссар призвал нас, краснофлотцев и красноармейцев, быть готовыми к отражению нападения врага. Обращаясь к рабочим города, он сказал:
— Вам, пролетариям красного Севастополя, надо почаще задумываться над вопросами обороны. Без вашего участия и помощи мы не подготовимся к тяжелым испытаниям так, как нужно…
Призыв председателя Реввоенсовета был встречен нами долго не смолкаемым громовым краснофлотским «ура!».
На флоте и в городе велась интенсивная работа по укреплению южного форпоста нашей страны и повышению боевой мощи Черноморского флота. Реконструировался Севастопольский Морской завод, сооружались новые укрепления.
Боевые корабли, включая и подводные лодки, подолгу находились в море, экипажи совершенствовали свою боевую выучку. Нас часто направляли на охрану военных объектов, для несения патрульной службы по городу. Боевые тревоги следовали одна за другой.