Школа жизни — страница 61 из 77

Один за другим раздавались залпы в честь воинов-освободителей. Я стоял у раскрытого окна взбудораженный и потрясенный. Наконец-то! Яркие вспышки залпов, каскады рассыпающихся в ночном небе Москвы разноцветных огней. Перед моими глазами стоял разрушенный Севастополь и наши воины, штурмующие город. Мысленно одна картина сменялась другой: выбирающиеся из развалин жители, волнующая встреча с освободителями.

В эту ночь я не заснул ни на минуту. Утром ухватился за газету. Снова сквозь ровные ряды строк проступали любимый город и все, что связано с ним.

Несколько дней ходил как в лихорадке. И вот первая весточка из свободного Севастополя, от Антонины Алексеевны Сариной:

«Горячий привет тебе из родного города. Вот уже 15 дней (мы здесь с 10 мая), как город стал снова советским и начинает постепенно оживать. Как тебе известно, города нет, одни развалины… Населения осталось очень мало, выглядит оно измученным, заморенным… Привет от всех севастопольцев. Ждали мы тебя с нетерпением, но сейчас теряем надежду.

Войдя в город, да еще вместе с армией — ты себе представляешь, что в это время делалось! — мы буквально на улице принимали уцелевших людей. Нам сказали, что удалось сохранить хлебозавод и можно получить свежий хлеб, цела электростанция (на Южной), требуется лишь небольшой ремонт локомобиля, и станция пойдет, водопроводчики обрадовали тем, что можно подать воду через городскую водокачку… Наши волнения, что мы вступили на землю Севастополя, волнения встречающих, что вернулась Советская власть, трудно описать. Здесь ходили слухи, что нас убили…

Приезжай посмотреть город и повидаться с нами».

Так, значит, мои соратники по обороне Севастополя уже взялись засучив рукава за работу. Что же я сижу здесь?

Во второй половине июня совершенно неожиданно мне предложили отправиться на работу во Владивосток. Вот тебе и Севастополь!

— В Приморье бригада ЦК ведет проверку работы краевой парторганизации… Руководитель бригады Н. В. Киселев прислал телеграмму. Просит направить вас секретарем Владивостокского горкома партии. Эту просьбу поддерживают и моряки. Многие из них знают вас по работе в Севастополе… Есть предложение рекомендовать. Ваше мнение?

Я догадывался: если направляют во Владивосток, видимо, мой опыт работы в Севастополе может там пригодиться. Неизвестно, что получится с милитаристской Японией… Многие моряки с других флотов направлены на Тихоокеанский…

— Согласен, — ответил я и попросил: — Только разрешите слетать в Севастополь[2].

В этот вечер приехала из Иванова моя семья. Когда жена принялась разбирать чемоданы, я счел этот момент самым удобным, чтобы сообщить о новом назначении.

— Во Владивосток?! — переспросила жена. В глазах ее заблестели слезы. — Опять дорога, опять неустройство…

— Оставайтесь в Москве, — предложил я.

— Этого еще недоставало. Нет уж, мы с тобой…

Через два дня я был на пути в Севастополь. До Симферополя — самолетом, дальше — машиной. Бахчисарай, Бельбекская долина, Мекензиевы горы… Выжженная, изрытая воронками земля вся в рубцах от окопов и противотанковых рвов. Разбитая электростанция, завалившиеся штольни. Не-вдалеке от спецкомбината № 2 кладбище бригады морской пехоты, которой командовал полковник Горпищенко.

Корабельная сторона. Железнодорожный узел, центральные улицы города, Морской завод — сплошные развалины. Что же сделали с тобой, родной город?

От товарищей я узнал, что больше пяти тысяч зданий не существовало вовсе. В центре города сохранилось семь поврежденных домов.

На стене одного здания я прочел обращение городского Совета и горкома партии:

«Жители Севастополя!

Доблестная Красная Армия и Военно-Морской Флот освободили столицу черноморских моряков, овеянный славой Севастополь. Над городом снова реет Красное знамя Советов…

Дружно за работу! Самоотверженным трудом поможем быстрее восстановить промышленность и коммунальные предприятия…»

Датировано 10 мая — тем днем, когда в Севастополь пришли люди с Большой земли.

Почти все, кто раньше работал в Севастополе и остался в живых, вернулись в родной город. Василий Петрович Ефремов снова на посту председателя горисполкома. Антонина Алексеевна Сарина — второй секретарь горкома, Анна Михайловна Михалева — секретарь горкома по кадрам. Бакши, Лопачук, Сарин, Висторовский, Гырдымова, Подойницына, Суковский — каждый взялся с воодушевлением за свое дело.

Филипп Сергеевич Октябрьский продолжал командовать флотом. Членом Военного совета был Илья Ильич Азаров, начальником гарнизона — Петр Алексеевич Моргунов.

Вернулась в родной город и внучка участника первой обороны Мария Тимофеевна Тимченко. Несмотря на преклонные годы и огромное горе — все четыре ее сына погибли, — славная патриотка в первые же дни возглавила бригаду по восстановлению Севастополя.

— А ты заметил, что нами уже сделано? — не без гордости спросил Ефремов.

Да, за полтора месяца после освобождения города севастопольцы расчистили улицы, отремонтировали дороги и тротуары. Работали водопровод, электростанция, телефонная связь. Были открыты магазины, налажено снабжение продовольствием. В одном из подвалов разрушенного здания на улице Ленина действовал кинотеатр. Восстанавливались Морской завод, другие предприятия, железнодорожный узел. Ходили поезда, автобусы. Некоторые заводы и фабрики уже давали стране и фронту продукцию.

— Много сделали. Сожалею только, что не был вместе с вами.

Я сообщил товарищам, что уезжаю во Владивосток.

— Что ж, все понятно, — задумчиво сказала Сарина. — Видно, не случайно многие из участников обороны города уже поехали туда.

Сарина и Ефремов показали мне акты о расправах немецко-фашистских оккупантов с нашими людьми.

«При занятии города немцами, — читал я в одном из них, — все мужчины из мирного населения были вместе с военнопленными согнаны в лагерь, где подвергались издевательствам, истязаниям и расстрелам… Многих еще с признаками жизни сбрасывали в воронки вместе с трупами… В январе 1944 г. 240 раненых военнопленных были погружены на баржу якобы с целью эвакуации. В море немцы подожгли баржу, а пытавшихся спастись вплавь расстреливали».

В документах упоминались десятки фамилий. Стыла кровь в жилах, когда я читал о надругательствах и муках, которые претерпели наши советские люди. Вспомнилось, что писала мне Сарина в одном из первых писем. Она сообщила, что 7 июня они хоронили большую группу расстрелянных немцами товарищей. Среди них — руководитель подпольной организации Василий Ревякин из богдановского артполка.

Подпольная патриотическая организация, о которой писала Антонина Алексеевна, самоотверженно боролась с гитлеровцами в тяжелые дни оккупации.

Уже в последние часы обороны Севастополя, когда отряды прикрытия удерживали последний рубеж на Херсонесском мысу, во главе одного из отрядов, потерявшего командира и комиссара, стал отважный и решительный патриот Василий Дмитриевич Ревякин. Он впоследствии возглавил севастопольскую подпольную коммунистическую организацию.

Здесь, в Севастополе, я узнал, что захваченный врагами Василий Ревякин во время перехода военнопленных в концентрационные лагеря сумел убежать и укрылся в доме жены рабочего Анастасии Павловны Лопачук. За укрытие военнопленного грозил расстрел, но это не остановило отважную женщину. Она вдвоем с комсомолкой Лидией Нефедовой выходила заболевшего Ревякина. После выздоровления он смело явился в фашистскую полицию, назвался преподавателем химии Александром Ревякиным и заявил, что его документы сгорели вместе с домом. Ревякин правильно рассчитал, что легальность облегчит ему поиски людей для подпольной работы и связи с партизанами. Лида Нефедова, ставшая позднее женой Василия Ревякина, прошедшая с ним до конца трудный путь подпольной работы, помогала ему во всем.

Чтобы поднять дух севастопольцев, разобщенных и подавленных, Ревякин выпустил воззвание, призывавшее население подняться на борьбу с ненавистным врагом. Под воззванием стояла подпись: «Коммунистическая подпольная организация в тылу немцев» (КПОВТН).

Ночью листовка была расклеена по городу, а наутро о ней уже знал весь Севастополь. Расчет оказался правильным: коммунисты, оставленные горкомом партии, стали искать связи с руководителями подполья.

Вслед за первым воззванием подпольщики выпустили еще три листовки, которые распространили среди населения и в лагере военнопленных. Беда молодой подпольной организации состояла в отрыве от Большой земли. В первое время в воззваниях не удалось отразить истинного положения на фронтах. Когда подпольщики собрали приемник, оккупированный Севастополь узнал из листовок о разгроме гитлеровских полчищ под Сталинградом, о наступлении Красной Армии по всему фронту.

Среди подпольщиков было много молодежи, детей. Они расклеивали листовки под носом у немцев, проникали в лагерь военнопленных, способствовали их побегам из лагеря. Зачастую юные подпольщики действовали на свой страх и риск. В развалинах доставали разбитые бутылки, гвозди и другие острые предметы и разбрасывали их на дорогах, по которым следовали фашистские автоколонны.

Подпольная коммунистическая организация стала регулярно выпускать листовки: «Вести с Родины», «Победа на стороне Красной Армии». Было выпущено обращение к военнопленным города Севастополя. В типографии, оборудованной в подвале дома, где жил Ревякин, с 10 июня 1943 года регулярно печаталась газета «За Родину» — орган КПОВТН. В последнем столбце газеты было обращение: «Прочитай и передай товарищу». Самоотверженно действовала работница типографии комсомолка Женя Захарова.

Подпольщики не ограничивались пропагандистской работой. То на железной дороге, то в Южной или Стрелецкой бухтах гремели взрывы. Саботаж на транспорте и ремонте судов стал одной из форм патриотической борьбы. Оккупанты оцепляли места диверсий, устраивали засады, но подпольщики были неуловимы.

Подпольщикам из группы бывшего работника порта Павла Даниловича Си