На здании гостиницы «Челюскин», где во время японской интервенции размещался возглавляемый Сергеем Лазо партизанский штаб, на здании Института эпидемиологии и бактериологии, где Лазо, Луцкий и Сибирец были арестованы, на стене Дома пионеров, где работал первый Владивостокский Совет рабочих и солдатских депутатов, в торжественной обстановке устанавливались мемориальные доски. Жители города и моряки посещали в этот день выставки, слушали доклады, беседы об истории города.
В небольшом скверике на улице Ленина собрались тысячи людей на открытие памятника организатору вооруженной борьбы с японскими интервентами в годы гражданской войны Сергею Георгиевичу Лазо.
Примечательна история создания этого памятника. Скульптор Писаревский, выполнив в гипсе модель, не дождался отливки памятника в металле и уехал на Черноморский флот. Отлить памятник на месте было не под силу. Мы пытались сделать это в Ленинграде, Свердловске или в Хабаровске. Везде получили отказ. Заводы работали на войну. Кто-то предложил еще раз обратиться к владивостокцам: пусть проверят свои возможности, посоветуются с литейщиками. Однако ни один завод не брался за этот необычный заказ.
Однажды утром в горкоме раздался телефонный звонок. Говорил председатель завкома судоремонтного завода. Он сообщил, что несколько старых рабочих-умельцев хотят попробовать свои силы.
В тот же день мы встретились с ними. Видно было, что старший мастер литейного цеха Мешков, формовщик Гонтарюк, модельщик Волков уже во всех деталях обдумали предстоящую сложную и почетную работу.
— Вы беретесь отлить памятник? — спросил я.
Мешков обвел взглядом товарищей и спокойно ответил:
— Сделаем.
— А модель видели?
— Два вечера ходили вокруг. Все обмозговали. Сделаем, — и он снова взглянул на товарищей.
Гонтарюк кивнул головой, а Волков пристукнул большой темной ладонью по столу и проговорил:
— Нельзя не сделать. Это же памятник нашему Лазо.
Директор завода Желтовский, секретарь парткома Бабаков и конструктор Бойко, которые также пришли в горком, пообещали мастерам свою помощь.
Так Мешков, Гонтарюк и Волков, слесари Сипливый, Заев и Верещак, инженеры Бойко и Рогозин взялись отлить памятник доблестному бойцу революции, человеку, дорогому для каждого владивостокца, — Сергею Лазо.
Были у них неудачи, бессонные ночи, валящая с ног усталость. Трудности помогла преодолеть поддержка заводского коллектива.
Вскоре памятник был готов. Народ, собравшийся на митинг, окружил монумент, окутанный полотном. Вероятно, в мыслях каждого в те минуты прошла короткая героическая жизнь легендарного героя. Вот он накануне восстания без оружия и без охраны отправляется на Русский остров в школу прапорщиков, где большинство офицеров настроено против большевиков.
«За кого вы? — обратился к ним Лазо. — Русские люди, молодежь русская, за кого вы? Вот я к вам пришел один, невооруженный; вы можете взять меня заложником… Убить можете… Этот чудесный русский город — последний на вашей дороге! Вам некуда отступать: дальше — чужая страна… Чужая земля… И солнце чужое… Мы русскую душу не продавали по заграничным кабакам, мы ее не меняли на золото и заморские пушки… Мы не наемными, мы собственными руками защищаем нашу землю. Мы грудью нашей, мы нашей жизнью будем бороться за Родину, против иноземного нашествия. Вот за эту русскую землю, на которой я стою сейчас, мы умрем, но не отдадим ее никому!»
После этой пламенной речи большинство офицеров школы присоединилось к восставшим…
И вот когда митинг закончился и полотно, закрывавшее памятник, соскользнуло вниз, открылся народу Сергей Лазо — во весь рост, в солдатской шинели, с обнаженной головой. В дни борьбы с японскими империалистами новую силу приобрели его слова, начертанные на памятнике: «…За эту русскую землю, на которой я стою сейчас, мы умрем, но не отдадим ее никому!»
Несмотря на то что военные действия развивались успешно, а налетов на город не было, мы не прекращали эвакуации населения. Только за четыре дня войны из города было вывезено свыше двадцати тысяч человек, из них около шестнадцати тысяч детей. Всего эвакуировалось несколько десятков тысяч человек. Работой среди эвакуированных и их обслуживанием ведала специальная комиссия горкома партии, возглавляемая секретарем горкома Василием Игнатьевичем Макаровым. Хорошо помогали комиссии комсомольские организации, работники отделов народного образования и здравоохранения, женский актив.
В город прибывали раненые моряки и солдаты. Сотни женщин и девушек пошли работать в госпитали, сдавали свою кровь, собирали для фронтовиков подарки. Делегации от трудящихся Владивостока посещали боевые корабли и авиачасти.
Делегация Ворошиловского района, возглавляемая секретарем райкома Екатериной Ивановной Ванаке, навестила раненых краснофлотцев, которые участвовали в десантных операциях при взятии городов Юки и Расин. Делегация Фрунзенского района во главе с секретарем райкома Александром Ивановичем Щеголевым побывала в гостях у героев-летчиков. Я вместе с Павлом Кашкиным и работниками Севморпути был в бригаде торпедных катеров под командованием капитана 2-го ранга Кухты. Восемьдесят два офицера и матроса этой бригады были награждены орденами и медалями Советского Союза. Побывали мы на одном из торпедных катеров, вся команда которого во главе с командиром Соколовым была награждена орденами и медалями. Рассказали морякам о том, что делает город для фронта, а они нам — о своих боевых подвигах.
Помогая действующим частям, владивостокцы в свою очередь постоянно чувствовали на себе заботу и внимание всей страны. В адрес командования, крайкома, городских организаций из близких и дальних городов и сел шли телеграммы. «Враг будет разбит. Победа будет за нами!» — этим убеждением была проникнута каждая из них. Прислали телеграммы и севастопольцы. Секретарь горкома партии Лесик, мои старые друзья — Ефремов, Сарина и другие выражали уверенность, что опыт работы в дни героической защиты Севастополя поможет нам выполнить долг перед страной. «В эти дни наш коллектив особо вспоминает тебя в период севастопольской обороны, — писали мне руководители севастопольского Морзавода. — Желаем успеха и скорой победы».
17 августа было опубликовано разъяснение начальника Генерального штаба Красной Армии генерала армии А. И. Антонова, что действительной капитуляции вооруженных сил Японии еще нет, что японцы продолжают сопротивляться и что поэтому советские войска на Дальнем Востоке будут продолжать свое наступление.
Значит, правильно мы поступали, не дав раньше времени ослабнуть боевому напряжению. Вероломство японской военщины особенно наглядно проявилось 18 августа.
Около часу дня позвонил дежурный штаба МПВО:
— Над городом в районе Первой речки самолет противника!
— Перепроверьте. Свяжитесь со штабом ПВО…
Послышалась стрельба. Дежурный сообщил, что вражеский самолет пикирует на танкер «Таганрог» в районе нефтебазы.
Не медля ни минуты, мы направились в порт. Здесь уже находилось командование ПВО, в том числе генерал-майор Жилин. Танкер стоял в каких-нибудь ста метрах от берега.
Капитан «Таганрога» Зайцев и капитан-лейтенант Бурмистров доложили, что они заметили на небольшой высоте японский бомбардировщик. Наблюдатели ПВО приняли самолет за свой. Воздушной тревоги не было, по вражескому самолету никто не стрелял. На танкере дали сигнал тревоги. Зенитчики открыли огонь. Набрав высоту и обстреливая судно из пушек, бомбардировщик пикировал на танкер. Капитан-лейтенант Бурмистров огнем из пулемета сбил его. Объятый пламенем, японский самолет упал в море в нескольких десятках метров от судна.
Самолет подняли. У японского летчика-смертника подпоручика Уиохара Иосира нашли записную книжку. В ней было написано:
«Задача — нанести таранный удар на полном газу при скорости 550 километров. Удар нанести прямо в трубу или мостик.
До последнего момента, не смыкая глаз, хорошо прицеливаться. Если нет кораблей, выбрать в городе самый большой дом.
В случае обстрела зенитной артиллерией или встречи с вражескими истребителями помахать крыльями и выпустить шасси, выкинуть японский флаг и, сделав знаки о сдаче, продолжать любыми средствами выполнять задание по нанесению таранного удара по самому большому кораблю в порту Владивостока».
И это произошло после того, как Япония заявила о своей безоговорочной капитуляции! К тому же погибший летчик использовал трассу, специально предназначенную для полетов японских дипломатов и военных на переговоры с нашим командованием.
Но японским милитаристам не могли уже помочь никакие ухищрения: 18 августа наши десантники овладели в Корее городом-портом Оденцином. Успешно развивались операции, предпринятые 2-м Дальневосточным фронтом, Тихоокеанским флотом и Тихоокеанской флотилией по овладению Южным Сахалином и Курильской грядой.
19 августа Советское Информбюро сообщило, что в Маньчжурии войска Квантунской армии на большей части фронта прекратили сопротивление и сдаются в плен.
«Мы рассчитывали обороняться на этом рубеже не менее полумесяца, а затем отойти в горы Северной Кореи, где могли бы в течение лет трех сдерживать наступление любых сил», — заявил сдавшийся в плен начальник штаба Квантунской армии генерал Хата Хикосабура. Наступление советских войск было столь стремительным, что японской военщине не удалось осуществить ни этот, ни какой-либо другой план.
22 августа по Владивостоку был объявлен приказ начальника гарнизона контр-адмирала Федорова: «С сего числа в гарнизоне города Владивостока и его окрестностях светомаскировку отменяю».
Владивосток засверкал огнями. Жители с облегчением снимали с окон быстро надоевшие шторы. Это было большим облегчением для промышленных предприятий, торгового порта, железнодорожников.
На совещании руководящих работников города и районов мы предупредили, что военное положение еще не снято, что нельзя отменять круглосуточное дежурство в штабах МПВО, на заводах, в организациях и учреждениях. Бойцы МПВО, вооруженные отряды коммунистов и комсомольцев должны остаться на казарменном положении. Было предложено не торопиться с возвращением в город эвакуированных.