Помню, как-то вызвал он меня к себе. Расспросил, как идет служба, чем интересуюсь, каково настроение товарищей, задал даже какой-то политический вопрос.
— Будете работать политгрупповодом, — сказал он неожиданно. — Предварительно пройдете семинар, прослушаете лекции по программе, а потом уже приступите к занятиям.
Основной темой политзанятий краснофлотцев в то время были решения XVI партийной конференции. Они вызывали большой интерес среди личного состава. К занятиям мне приходилось готовиться особенно тщательно.
XVI Всесоюзная партийная конференция в апреле 1929 года приняла резолюцию о пятилетием плане развития народного хозяйства. По этому плану намечался значительный рост производства металла, угля, нефти, электроэнергии, автомобилей, тракторов — всей тяжелой промышленности. Большие масштабы развития индустрии вызывали огромный интерес среди краснофлотцев.
— На какие же средства это можно сделать? — спрашивали они меня на политзанятиях.
— Откуда возьмем машины, квалифицированных рабочих?
Мы, политгрупповоды, коммунисты, старались ответить на каждый вопрос. А если чего не знали, обращались за советом в политотдел. Политические органы и партийные организации призывали весь личный состав кораблей усилить боевую и политическую подготовку.
Как-то к нам на политзанятия пришел инструктор политотдела. Он как будто не слушал выступающих, но все время что-то записывал. Занятие прошло неплохо. Так по крайней мере показалось мне. Краснофлотцы задавали много вопросов, толково выступали. Все же я волновался: «Что скажет проверяющий?»
Сделав несколько замечаний, он дал занятию хорошую оценку. Я облегченно вздохнул. Заметив это, инструктор спросил:
— Волновались?
— Конечно.
Вскоре я был избран членом бюро парторганизации. А через некоторое время вновь оказался в кабинете Изачика.
— Хотим вас рекомендовать секретарем партийной организации базы, — сказал он.
— Так я же, товарищ начальник политотдела, помимо выполнения обязанностей старшины, являюсь еще политгрупповодом, физруком, понемногу учусь. Да и занятия спортом, соревнования…
— Это все мне известно.
Его улыбка как бы дополнила ответ: я уверен, что вы справитесь.
Наша партийная организация, хотя и немногочисленная, вела большую воспитательную работу среди личного состава. Коммунисты были политгрупповодами и руководителями кружков партийной и комсомольской учебы, агитаторами, редакторами стенных газет… Все они являлись отличниками боевой и политической подготовки, инициаторами многих интересных начинаний. Лучшие из краснофлотцев, прошедшие школу военно-морской службы и комсомола, вовлекались в партию.
Изачик часто собирал нас, секретарей парторганизаций, информировал о международных событиях, о внутренней жизни страны, о делах на флоте и в дивизионе. Сам интересовался, как идут дела в парторганизациях кораблей, как мы учимся, как проводим время на берегу. Говорил он не торопясь, спокойно, не повышая голоса. Ему в свою очередь задавали всевозможные вопросы, на которые он всегда отвечал ясно и обстоятельно. Если и отчитывал кого-либо из нас за те или иные недостатки, то тут же советовал, как их исправить. Партийные активисты всегда уходили от него с ясным пониманием задач, без всякой обиды, с желанием еще лучше работать. Подмечали каждую его хорошую черту и старались подражать.
Позднее, через много лет, при встречах с сослуживцами по дивизиону мы всегда вспоминали своего политического руководителя добрым словом, интересовались его судьбой, радовались успехам, переживали неудачи.
Шел четвертый год службы. Все чаще и чаще возникал разговор о планах на будущее.
— Я остаюсь на сверхсрочную. Хочу стать командиром, — поделился с нами Леша Жданов.
— А я, — это Федя Громов, — пойду после флота на партийную или советскую работу и буду учиться.
Я же пока не мог сказать чего-либо определенного. Было, правда, у меня желание пойти учиться и стать инструктором или преподавателем физкультуры.
Леша действительно пошел в военно-морское училище. Сбылась и Федина мечта. У меня же жизнь сложилась иначе. Конечно, я мог остаться на сверхсрочную службу и со временем стать командиром или политработником. Мог поступить учиться — об этом мечтал уже несколько лет. Мог пойти работать на завод или на стройку. Наконец, мог вернуться на фабрику «Красные ткачи».
Передо мной, двадцатишестилетним молодым человеком, был широкий выбор. Но выбирать не пришлось. Примерно за месяц до демобилизации меня вместе с другими коммунистами вызвал к себе начальник политического управления флота Г. С. Окунев. Он сообщил, что Крымский обком партии просит направить на партийную работу в Крым группу демобилизованных краснофлотцев-коммунистов, и спросил, как мы к этому отнесемся.
От неожиданности я не знал, что ответить. Согласиться? Тогда придется расстаться с давнишней мечтой об учебе, о работе инструктором физкультуры. В то же время, где еще я могу принести больше пользы, как не на партийной работе? Но справлюсь ли? Ведь партийный работник должен быть теоретически подготовленным, уметь работать с людьми, любить свое дело, всецело отдаваться ему, служить примером другим… И все-таки, хорошо подумав, я дал согласие.
Провожали нас с флота тепло. Командиры дивизиона и базы, начальник политотдела, товарищи по службе на прощание желали успехов в труде и учебе, просили не терять с ними связь. Катер отошел от базы под приветственные возгласы. Уезжая из Севастополя, я, конечно, не думал, что навсегда покидаю полюбившийся мне город. Но в то же время и не предполагал, что через каких-нибудь десять — двенадцать лет Севастополь и морской флот войдут в мою жизнь как самое главное, самое трудное и самое интересное в моем служении партии и Родине.
СЛОЖНАЯ ПРОФЕССИЯ
Первые шаги на партийной работе. — Благодатный край! — Камыш-Бурун — ударная стройка второй пятилетки. — Всегда среди людей. — Готовы к защите Советской Родины
В Крымском обкоме партии встретили меня приветливо. Расспрашивали о прошлой работе, учебе, военной службе. А затем направили в распоряжение Симферопольского райкома партии. Тогда он охватывал город и прилегающую к нему территорию нынешнего Симферопольского района.
— Будете работать на железнодорожном узле агитпропорганизатором, — сказал заведующий орготделом. — Участок очень важный.
Нужно было ждать решения бюро райкома. В моем распоряжении оказалось два-три дня, которые я использовал для знакомства с историей Крыма и Симферополя.
Крым, как известно, был последним оплотом белогвардейщины. Здесь осело немало бывших коммерсантов, офицеров, чиновников, жандармов и прочих «осколков», не успевших эвакуироваться с врангелевскими войсками. В декабре 1920 года, примерно через два месяца после освобождения Крыма, на собрании актива московской партийной организации В. И. Ленин предупреждал: «…сейчас в Крыму 300 000 буржуазии. Это — источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам».
И действительно, на полуострове длительное время орудовали бандитские шайки белых, местных националистов, уголовников. Они терроризировали население, совершали диверсии, грабили, убивали руководящих партийных и советских работников.
Националисты всячески старались подорвать авторитет партийной организации Крыма, нарушали советские законы, срывали наступление на кулачество, создавали тайные контрреволюционные организации. Только в 1928 году буржуазные националисты в Крыму были разгромлены.
Почти во всех городах и районах Крыма активно действовали троцкисты и правые уклонисты. Они всеми силами мешали партийной организации Крыма проводить генеральную линию партии, но, как и буржуазные националисты, потерпели жестокое поражение и с позором были изгнаны из партии.
Крымская партийная организация из этой напряженной борьбы вышла еще более окрепшей и закаленной.
…Два дня я ходил по Симферополю. В центре города были довольно широкие улицы, много магазинов. Позванивая, бегали трамвайные вагончики. Всюду слышался разноязычный говор: в Симферополе насчитывалось свыше двух десятков национальностей: русские, украинцы, татары, евреи, армяне, болгары, греки, немцы, цыгане…
Особенно шумно и красочно было на городском рынке. На столах и на земле возвышались груды яблок и абрикосов, груш и персиков, слив и винограда. Меня, выросшего на севере, это богатство поражало.
Побывал и на железнодорожном узле. Вокзал небольшой, тесный. Возле депо стояли незнакомые мне локомотивы.
— Что за паровозы? — спросил одного железнодорожника.
— Бельгийские «фламы»… Остались после Врангеля, — ответил он. — Жалуются на них паровозные бригады. Не приспособлены к профилю наших дорог, особенно на Севастополь. Да и запасных частей нет… Паровозы старые, износились.
На улицах тут и там бросались в глаза вывески с названиями республиканских наркоматов и ведомств. Ведь Крым тогда был автономной республикой, хотя татар среди населения насчитывалось всего двадцать шесть процентов.
Хорошее впечатление производил городской парк, по соседству с которым находились областной комитет партии и педагогический институт. В Симферополе было еще два института — медицинский и сельскохозяйственный, много техникумов…
На третий день состоялось решение бюро райкома. Меня утвердили агитпропорганизатором, и я направился на станцию. Представился секретарю партколлектива Михаилу Петровичу Королеву.
— Будем работать вместе, — сказал он. — Неженаты? Подберем хорошую невесту. Кстати, как у вас с жильем? Нет? Найдем…
Вопрос сыпался за вопросом. Мне сразу понравился этот энергичный, худощавый человек.
В тот же день мы побывали с Михаилом Петровичем в депо, на станции, в отделении дороги, в клубе… Он рассказал о работе железнодорожников. Пожаловался на те же самые бельгийские «фламы».
Краснофлотская форма, бескозырка с надписью на ленточке: «Отдельный дивизион подводных лодок ЧФ» — привлекали ко мне внимание железнодорожников. Встречали приветливо. Некоторая скованность, которую я чувствовал вначале, быстро прошла.