— Эта девушка? — уточнила эсса, — ваша послушница, что ли?
— Мы надеялись, что она ею станет, — улыбнулась настоятельница, — но нет, теперь эссина Каверан переходит под ваше покровительство, эсса Рита.
— Ну хорошо, — кивнула та, — бывало и хуже, право же. Я припоминаю, ваш городской колдун писал насчёт неё в канцелярию школы. Как вас зовут, юная эссина?
— Лила Каверан, эсса… Лилиана, то есть…
— Очень хорошо, я рада, что вы успели к карете, — сказала она раньше, чем Лила договорила, — приведите себя в порядок и идите в трапезную, девушки там. Мы скоро отбываем, и так задержались.
— Да, эсса, — Лила поклонилась, может быть, опять недостаточно изящно.
— Мы давно знаем эссину, — уже уходя, услышала Лила слова настоятельницы, — это милая девушка, старательная и достойная похвал. Но мы не подозревали, что у неё есть таланты для обучения в Эбессане.
— Ничего, матушка, — ответила эсса Рита, — мы уже не сомневаемся, что на первую ступень Эбессана собирают всех бесталанных девиц Руата. Пусть она будет хотя бы старательной.
Эта нелюбезная эсса чем-то неуловимо походила на мачеху. Хотя у неё-то уж нет причин быть такой же злой!
— Не беспокойся так! — сестра Илинда сама сняла с Лилы фартук, — чем ты рискуешь, отправляясь в Эбессан, скажи? Поживешь вдали от дома, научишься чему-нибудь новому! Будет в старости что вспомнить! Я бы с радостью поехала, даже не сомневайся. Пусть твой жених самый распрекрасный, ему не повредит поскучать и убедиться, как он тобой дорожит!
— Ах, Илинда, я сама буду тосковать! — всхлипнула Лила.
Насчёт себя она не сомневалась ни капельки. Если бы ещё быть так же уверенной в Винтене, которому собралась строить глазки Иса! И мысль о том, что после Эбессана она станет гораздо богаче Исы, утешала слабо — пугала мысль, что Винтену станет дороже приданое, чем она сама. Если он разлюбит её и женится только из-за приданого…
Она станет самой несчастной на свете, вот что.
— Ну довольно, иди вымой руки и умойся! — подруга вытолкала её из кухни.
Действительно, делать было нечего, только идти дальше. Хотя?..
А если остаться? Пусть эта карета уезжает без неё? Вернётся отец, и он найдет способ оправить её в школу как-нибудь иначе. Он в этом кровно заинтересован, леди Эльянтина постаралось. Может быть, даже сам отвезёт? Это было бы замечательно! Дома возражать мачехе, отказываясь ехать сегодня, Лила не осмелилась, а вот остаться в обители, спрятаться в своей келье — у неё даже была своя келья, в которой она жила из года в год, потому что места в Обители было больше, чем монахинь…
А потом матушка-настоятельница сообщит отцу. Лила, конечно, сумеет объяснить ей всё, та поймёт и не будет сердиться…
Вдали от дома, точнее, вдали от мачехи, эссина Лила Каверан могла непринуждённо рассуждать, строить планы. Но с глазу на глаз с мачехой…
Ни за что. Она теряла волю, превращалась в послушное, испуганное создание. Может быть, скорее, понимала, что возражать и упрямиться бесполезно. И как же это было неприятно, но…
Было именно так.
Направляясь в трапезную, Лила лицом к лицу столкнулась с красивой незнакомой девушкой, которая вдруг поймала её за рукав и прошептала умоляюще:
— Вы служите здесь, милая? Помогите мне, прошу, прошу!
Наверняка это была одна из колдуний, точнее, будущих колдуний, ехавших Эбессан.
— Конечно, я помогу, но что вам нужно? — удивилась Лила.
— Игла и нитки, чтобы починить это, — девушка повернулась и показала разорванную юбку, — я заплачу серебряный дрер!
Похоже, юбке не повезло зацепиться за какой-то гвоздь, и носить её в таком виде, конечно, не следовало.
— Это пустяки, не нужно платить. Пойдёмте, — Лила повела девушку наверх.
Её келья находилась на втором этаже. Там всё оставалось на своих местах, разве что добавилось пыли, но кому это интересно сейчас? И шкатулочка с нитками и иголками была на месте, в сундуке в углу.
— Вот, — Лила раскрыла шкатулку, — вот эти нитки идеально подойдут по цвету.
А девушка, похоже, впервые оказалась в монастырской келье, стояла и недоуменно оглядывалась. Да, обстановка была самая непритязательная: комнатушка крошечная, оконце маленькое, узкая кровать без полога застелена простым стёганым одеялом, небольшой стол, один табурет и сундук в углу, и даже стены не штукатуренные, как и всюду здесь, в кельях. Роскошью и не пахло. Но шить можно, света хватало, потому что солнце сейчас светило прямо в окно.
— Поторопитесь, эссина, — посоветовала Лила девушке, — снимайте юбку. Не беспокойтесь, никто не войдёт. Я оставлю вас?
— Ах, не уходите, пожалуйста, — девушка-колдунья смотрела умоляюще. — Может, вы поможете мне и дальше? Зашьете? Понимаете, я плохо умею шить, провожусь долго. Я не пожалею дрера, поверьте…
Вот теперь Лила очень удивилась, ей до сих пор не приходилось встречать девушек, которые не умели бы шить.
— Просто у меня дар такой, пальцами щёлкнешь, и шов готов, — объяснила девушка, — а теперь дар пропал, временно, такое бывает. Я не могу метрессе признаться, что шить, как все, не умею, — она рассмеялась, — только вам, потому что вы не выдадите, зачем вам? Вы же послушница…
Девушка казалась доброй и непосредственной, и Лиле она понравилась. Рядом с ней хотелось улыбаться, ей хотелось помогать.
— Хорошо, давайте, — она помогла девушке снять юбку, устроилась на табурете у окна и принялась за дело.
Шить мелкой строчкой у Лилы Каверан получалось очень быстро, недаром ей пришлось много часов провести за такой работой — мачеха всегда находила её в изобилии, ведь что может быть лучше для воспитания у благородной эссины таких полезных качеств, как терпение, аккуратность и трудолюбие?
— Даже смотреть завидно, такое умение куда лучше колдовского дара! — вздохнула девушка-колдунья.
— Не лучше, если хочешь учиться в Эбессане! — возразила Лила, и тоже вздохнула. — Вот у меня и дара нет. Что мне делать в Эбессане, спрашивается?
Это были так, раздумья. Всё равно придётся ехать. Вот только сегодня, или потом?..
Шить с помощью колдовского дара, подумать только!
— Жаль, что вам не придется там учиться! — весело заметила девушка, — если бы мне пришлось выбирать между монастырём и Эбессаном… Ох, пожалуйста, простите, я не хотела обидеть! — она смутилась.
— Как раз придется, — сообщила Лила, заканчивая шитье и отрывая нитку. — Я тоже собираюсь туда. Так распорядилась в завещании моя э… бабушка.
Так-то ей никогда не приходило в голову называть эту леди бабушкой, но, по сути, та ведь ею и была. Какой-нибудь троюродной?..
— Ох, ну надо же! Собираетесь, а когда?..
— Посмотрим, — буркнула Лила.
Она закончила зашивать, помогла колдунье одеться. И очень вовремя, потому что дверь без стука распахнулась и в келью заглянула сестра Петта.
— Эссина Лила! — всплеснула она руками, — что это значит, во имя Пламени? Ваши вещи уже в карете, вам и этой девице следует немедленно спускаться, вы всех задерживаете!
И Лила поняла, что не может сейчас сказать сестре Петте, что не едет, и даже молча убежать и спрятаться, чтобы не ехать, она тоже не может. Она сделает так, как велела мачеха.
Лила пробормотала извинения и направилась к лестнице…
Серые глаза эссы Риты теперь метали молнии.
— Что за легкомысленность, эссины? — возмутилась она, — мы и так опаздываем! Раз вы последние явились к карете, полезайте обе на верхнее сиденье! А вы, эссина Олетта, уж постарайтесь обеспечить защиту от солнца себе и вашей новой подруге, горячее солнышко поможет вам вернуть утраченное!
— Да, метресса Рита! — отозвалась колдунья в починенной юбке, которую, оказывается, звали Олеттой.
— Это будет наука вам обеим! — добавила метресса и полезла в карету.
Тем временем вокруг уже собирались монахини.
— Наконец-то, куда ты подевалась? Напугала даже! — к Лиле подбежала сестра Илинда. — Я присмотрела, чтобы погрузили твои вещи. Вот, держи, — и сунула ей в руки корзинку, благоухающую свежей выпечкой.
— Илинда, я буду скучать! — шепнула ей Лила.
Даже глаза защипало.
— Я буду ждать письма! Может, ещё приедешь в гости? — подруга погладила её по щеке, — завидую тебе, завидую! Не робей, ты справишься! С матушкиным-то наследством!
— Я напишу! — искренне пообещала Лила.
Пламя знает, что за наследство имела в виду подруга, не объяснять же, что его и нет никакого…
— Вот, по вечерам нынче прохладно, а ты опять оделась так легко! — сестра Хетта набросила Лиле на плечи новый монашеский суконный плащ, явно только что добытый у сестры-кастелянши, — береги себя, не простужайся, даже колдовство лечит не все недуги! — она это сказала нарочито громко, словно затем, чтобы метресса в карете тоже услышала.
Ещё многие монахини обнимали Лилу и говорили ей что-то на прощание, некоторые просто махали рукой издали. Мать-настоятельница благословила. Лила отвечала, благодарила, обещала писать, а эсса Рита в карете терпеливо ждала, видимо, не решаясь прямо возражать настоятельнице. И это всё, пожалуй, было похоже на то, как дочь уезжает из дома надолго. И совсем не так она покинула Каверан, совсем не так…
Наконец она забралась по лесенке на верхнюю площадку экипажа — карета оказалась устроена по типу дилижанса, с сиденьями наверху. Эссина Олетта уже была там. Похлопала по сиденью рядом с собой, приглашая Лилу.
— Я бы сказала, что нам повезло, — сообщила она доверительно, — здесь куда приятнее, чем внизу, в тесноте и с метрессой, уж поверьте. А престиж такая ерунда. Хотя моя тётушка бы рассердилась.
А карета уже выезжала со двора, и Лила опять помахала монахиням. И впервые подумала о том, что всё не так уж плохо.
— Престиж? — удивилась она.
Карета качалась на рессорах, и ехать на крыше было даже забавно и немного страшно. Эссина Каверан никогда ещё так не ездила. Впрочем, она почти никуда не ездила и почти нигде не была, а теперь ей, кажется, предстояло приключение.
— Конечно, престиж! Сюда обычно сажают служанок! — засмеялась колдунья, — ну, раз уж нам предстоит вместе учиться, можете звать меня просто Олеттой! Или Оли.