Мы бросились успокаивать её. Она долго ещё всхлипывала, приговаривая; «Гадина, гадина».
На этом наши встречи не прекратились. Наоборот. Ольха прорвала плотину, и истории лились из нас неостановимо. О, сколько выплеснулось в те часы, какие сокровенные тайники нашей души отрылись! Главное, что никто не пытался ничего уточнять. Все приняли условный жанр рассказа, не задаваясь вопросом о том, что правда, что ложь, что накопилось внутри, а что произошло на самом деле. Каждый должен был переварить услышанное самостоятельно и ни с кем ничего не обговаривать.
В тот день Минская передала мне свои королевские полномочия, и я сказала, что хочу продолжить тему коммуналки. Тема была неисчерпаемой. Она имела множество разных оттенков и нюансов. Каждый прошёл через свою коммуналку, и у каждого были свои отношения с ней.
После уроков мы собрались в полном составе. Стоял чудесный весенний день. Было ещё по-мартовски прохладно, но стены защищали нас от ветра, а солнце проливалось теплом через отверстия для окон.
Водрузившись на стол, я приступила к рассказу:
– В одном чудесном городе у самого синего моря родилась девочка. У неё были мама с папой и дедушка с бабушкой. Все её очень любили, и она тоже очень любила всех. А дедушка с бабушкой в ней души не чаяли. Они жили в одной большой квартире. Каждое утро девочка, перед тем как уйти в садик, бежала к ним, и дедушка рассказывал ей сказку, которую сочинял на ходу. Потом они прощались, желали друг другу хорошего дня, и девочка уходила с мамой в садик. Однажды утром, когда девочка оделась и уже готова была бежать к дедушке с бабушкой, мама сказала: «Ты не должна туда бегать каждое утро». – «Почему? – удивилась девочка. – Они ведь мои бабушка с дедушкой!» – «Нет, – сказала мама, – они тебе не бабушка с дедушкой. Твои настоящие дедушка с бабушкой живут в Молдавии. Ты приезжаешь к ним в гости каждое лето, и они к нам тоже приезжают. А это наши соседи по квартире, а соседей по квартире нельзя будить каждое утро». Девочка расплакалась и побежала к соседям со слезами на глазах. Она стала выспрашивать у них, действительно ли они ей не родные. Дедушка с бабушкой очень расстроились. Они стали гладить девочку по волосам, успокаивать, а дедушка пообещал, что в следующий раз расскажет ей самую лучшую сказку на свете. На следующее утро девочка снова прибежала к ним, и дедушка действительно рассказал ей самую лучшую в мире сказку. Жили-были муж и жена. Они прожили долгую жизнь, у них были дети, но не было внуков. Они плакали и просили Золотую рыбку подарить им внучат, и Золотая рыбка пообещала им, что в их квартире родится чудесная девочка, которая станет их самой настоящей внучкой. Она сразу воспримет их как своих родных дедушку с бабушкой и будет их любить и помнить всегда, даже, когда вырастет и покинет их, даже когда у них появятся собственные внуки и правнуки. Но никто, кроме дедушки с бабушкой и этой девочки, не должен знать, что они и есть самые настоящие родственники. Это большой секрет, который скрыт в душе и будет храниться там всегда, сказала Золотая рыбка. Когда девочка услышала эту дивную сказку, она обрадовалась, крепко обняла дедушку с бабушкой и больше уже никогда не плакала, если кто-то посторонний называл их соседями.
Эстафету я передала Ритке, и она, поколебавшись, приняла её, назначив тему «отцы и дети».
День снова был солнечным, но после уроков погода, как назло, переменилась. Стало пасмурно, из воздуха сочилась мелкая безвидная влага, ощутимая только на коже. Могло запросто закончиться дождём. Но в Одессе погода переменчива – налетит ветер и разгонит тучи. Или, наоборот, наведёт тень на ясный день ни с того ни с сего, и все закончится дождём. Поразмыслив, решили не отменять встречу. В крайнем случае, можно было и в школе укрыться.
Все отправились на школьный двор и заняли свои места, поглядывая на небо. Ритка, известная молчунья, была особенно собранна и чуть грустна. Она легко впрыгнула на стол, поёрзала немного, ища удобное положение, и, оглядев всех, начала:
– Одна маленькая девочка была очень несчастна. Не думайте, что её кто-то пытался обидеть или что её наказывали родители. Никто её не наказывал. Она наказывала сама себя. Каждый день и каждую минуту она наказывала себя. Как только она просыпалась, она начинала придумывать себе наказание. Например, она говорила себе, что не будет целый день смеяться или даже улыбаться. Или что не станет играть ни с кем из детей. И она усаживалась на скамейку в садике и сидела так одна, пока детей не звали обедать. Девочку никто не трогал и никто ни о чём не расспрашивал, потому что все знали, что у неё недавно умер отец. Но никто не знал, что девочка считает себя виноватой в его смерти. Она не делилась этими мыслями ни с кем – ни с мамой, ни со своей старшей сестрой, ни с друзьями. Так росла она с этим чувством вины. И оно подавляло в ней много хорошего. Когда она подросла, ей было что сказать другим, но чувство вины заталкивало все слова вовнутрь, и она всегда молчала, когда спрашивали её мнения или просили совета. И она себя за это просто ненавидела. Но ничего поделать с этим не могла. А однажды она вдруг подумала, что нужно с этим бороться. Раньше она считала, что чувство вины – это справедливое чувство, что оно помогает исправиться. И она поддалась ему, но оно ничего не исправило. Оно только заглушило в ней все другие чувства и сделало её одинокой. И тогда она решила всё изменить и исправить. Это было непросто, но она очень старалась. И она увидела, что окружена теми, кто любит её, кто заботится о ней. Она стала отвечать тем же, стараясь не расстраивать мать и сестру. Она поняла, что именно этого и хотел бы от неё отец. И ещё она поняла, что она не одинока. И однажды она преодолела молчание…
С места поднялся Сабоня:
– Я тоже хочу рассказать тут маленькую историю. Значит, так. У одного пацанёнка мама была очень больна. Ну, сердце у неё было слабое. А мама… она добрая такая была. Она книжки ему читала всякие, пела, когда он маленький был, и всё такое. А потом она – бац! – и заболела. Девять лет тогда пацанёнку исполнилось. Сначала он не понял, думал, устала мама. А потом смотрит, она в кровати всё время лежит, не встаёт. Стал допытываться, плакать. И мать заплакала. Тут батя вмешался. «Не трожь её, – приказал. – Больна мать. Потише возле неё». Батя в сапожной будке пахал с утра до ночи. Помочь по дому некому было. Бабка с дедом рано умерли. Больше не было никого. Вот. Ну и стал пацанёнок ухаживать за мамой. Всё делал. Научился готовить, стирать, убирать. Ну, всё, в общем. А мать без воздуха не могла, часто задыхалась. Он её тогда на улицу стал выводить, гулял с ней. Или просто ставил стул у входа, сажал её, а сам шёл дела по дому делать. Мать как-то сказала ему, что у неё есть одно заветное желание – дожить до его выпускного вечера. А после выпускного что? Помирать, что ли? Ну, нет. Как-то раз зашёл в будку к отцу один его клиент обувь забрать. Ну, выпили, как полагается, уже конец рабочего дня был. А клиент тот нормальный мужик был, жалел батю. И под закусон, который мальчик принёс, рассказал о докторе одном. Мол, может помочь вашей маме. Светило, сказал, доктор тот. И повторил: светило. И адрес назвал. Доктор, оказывается, жил буквально за углом. Батя, конечно, не собирался к нему идти. Светило бы его даже и на порог не впустил. А пацанёнок всё запомнил и решил, что сам пойдёт. И пошёл. Квартиру нашёл без труда, но звонок был высоко, дотянуться неудобно, ну пацанёнок и стал тарабанить в дверь. Дверь отворил мужик. Серьёзный такой, аккуратный. «Что тебе, пацан, чего хулиганишь?» Мальчик с порога: «Вы светило?» Боялся, что если мужик дверь захлопнет перед его носом, то уже всё, пиши пропало. «Ну, я, – отвечает, – а в чём дело?» Пацанёнок сразу: «Мама больна, лежит, я за ней смотрю, только вы ей и можете помочь». Тараторит, а сам боится, что сейчас дверь захлопнется. Но светило хорошим мужиком оказался. Дверь не захлопнул, а очень даже внимательно выслушал. К нему обычно взрослые приходили просить за своих, и те по блату, а тут пацанёнок с улицы… Светило похлопал его по плечу. «Постой, – сказал, – подожди здесь, я сейчас оденусь, и пойдём к твоей маме». И не обманул. Вышел через минуту с чемоданчиком, пошли. Привёл его пацанёнок к матери. Она, конечно, расплакалась, стала извиняться, а доктор велел ей посидеть спокойно, послушал её, постукал, измерил пульс и выписал таблетки. «Пусть мама принимает их, как я прописал, – сказал. – А ты проследи, чтобы они всегда у неё были. И если что, приходи за мной». И ещё он пообещал, что мать доживёт до выпускного, и не только.
Сабоня закончил свой рассказ и сел. В тишине было слышно, как распелись птицы.
Слово взял Буратино. Он всё ещё смотрелся как ребёнок – маленький щуплый, с длинными тощими руками и совсем мальчишеским лицом. Его детскость особенно бросалась в глаза на фоне рослого Сабони.
– И у меня есть одна история, – начал он торопливо срывающимся фальцетом. – У одного мальчика мама ушла из дому. Не нравилось ей, что её муж – мусорщик. И мальчик у неё был маленьким и слабым. И это ей тоже не нравилось. А его папа всегда приносил ему конфеты, и они ели и думали о маме. Мальчик жил с папой в подвале. А двор был очень красивым. Окно квартиры было прямо у земли. Его оплетал виноград. Мимо окна проходили жильцы. Мальчик узнавал всех по обуви. А однажды он увидел в окне мамины туфли и очень обрадовался. Он решил, что мама вернулась. Но она пришла забрать свои вещи. На мальчика даже не взглянула. Потому что он был некрасивый. Несуразный. А однажды, когда он чуть подрос, папа послал его в магазин купить хлеба. И он увидел маму на улице с подбитым глазом и рассказал об этом отцу. Папа забрал маму домой. Она бросилась на кровать и заплакала. Она думала, что никто её не любит. Мальчик тоже думал, что никто его не любит. И папа тоже думал, что никто, кроме мальчика, его не любит. Тогда мальчик достал конфеты и дал одну маме, одну папе и одну взял себе. Они сидели и ели конфеты, и мама больше не плакала. И потом они стали жить все вместе, как раньше.