Ладно, десять минут позора можно пережить, забыть и никогда не вспоминать.
— Отлично! — буквально подпрыгивая от нетерпения, восклицает Носова. Говорю ж, у неё не все дома. — Тогда вперёд, ребята! Устроим детишкам праздник!
Мы кисло переглядываемся и встаём каждый на свои позиции, Тоня делает пас рукой звукорежиссеру чтобы тот включал музыку, и младшеклассникам чтобы поднимали портьеры. Обводит нас пристальным взглядом и шикает на меня, указывая пальцем на голову.
Проклятье!
Сцепив зубы, опускаю голову осла, отчего весь мир погружается в темноту. Музыка начинает играть, поёт трубадур, потом моя коронная фраза: «Е е-е е-е!», после чего мы уходим за кулисы, пока Тоня с Литвиновым разыгрывают смешные сценки.
Я буквально вываливаюсь со сцены, срываю с себя голову и вдыхаю свежий воздух. Ну как свежий… Такое впечатление, что этим костюмом здесь провоняло все.
К моему счастью, я участвую лишь в двух сценках. В одной из которых вся шутка заключается в том, что я упёртый осел, который не хочет идти. Просто, блин, прекрасно! Казалось бы, ничего унизительней уже быть не может… А нет! Более унизительно — это выступать под абсолютную тишину. Никто не смеётся. Никто.
Единственный раз зал взрывается от хохота, когда я спотыкаюсь об провод и влетаю в декорацию, потому что из-за гребаной головы осла мне ничего не видно!
Наконец-то, звучит финальная песня, мы все поклоняемся и под тухлые аплодисменты уходим со сцены.
— Да ладно вам, ребята, все было не так уж плохо! — натянуто улыбаясь, неуверенно выдавливает Носова.
Ага, даже до ее куриных мозгов дошло, что это полный отстой.
Мы все хмуро уставляемся на Тоню, и она идет на попятную, бормоча:
— Зато нас освободили от уроков.
Уж лучше бы я просидела все семь уроков, чем целый день репетировала эту чушь.
— Ладно, не раскисаем! Нам еще нужно собрать деньги с сюрпризов на благотворительность! Поэтому переодеваемся и несём коробки в холл! Я и Антипов будем на первом этаже, Литвинов и Ершова на втором, Уткина на третьем! За работу!
Этот день никогда не закончится…
— Так? — указываю я на себя рукой, не скрывая отвращения.
— Нет, конечно. Переоденемся в классе, возьмём коробки и пойдём.
О, не-ет! Проблема собственно том, что мы переодевались в классе, потому что именно там репетировали. И соответственно вся одежда осталась там.
Черт! Опять через всю школу тащится!
Мы уже проходили с утра эту аллею позора и, к счастью, никому из учеников не попались на глаза. Но, знаете, мне дважды повезти так не может.
— А ты можешь принести одежду сюда? — прошу Носову, но она, разумеется, лишь фыркает, задирая свой нос.
— Нина, у нас нет времени на твои заморочки! Все в класс!
Конечно, ей легко говорить. Это же не у неё костюм осла.
Ребята выходят, и я неохотно плетусь за ними. Мы успешно минуем лестницу на второй этаж, где находится наш классный кабинет. И только я выдыхаю, как позади раздается голос:
— Ребята, а вы Ниночку не видели?
Алла Викторовна нагоняет нас на своих невысоких каблуках и останавливается сбоку от меня, не признавая в смердящем чудовище свою лучшую ученицу.
— Кхм, — откашливаюсь, привлекая ее внимание. Алла Викторовна поворачивается и, клянусь, ее глаза чуть не выпадают из глазниц. — Я тут.
— О, я хотела обсудить с тобой завтрашние олимпиады, — быстро справившись с шоком, переходит она к делу. — Сможешь подъехать сразу туда?
— Да, конечно.
— Отлично! Тогда буду ждать у входа.
Мы обсуждаем ещё детали завтрашних олимпиад по физике и астрономии, в частности темы, которые желательно повторить и формулы. Улыбнувшись, Алла Викторовна уходит, а я замечаю что осталась совсем одна. Должно быть, пока мы разговаривали, ребята ушли в класс.
Я успеваю пройти мимо шкафчиков, когда прямо из-за поворота выруливают несколько парней.
Черт возьми! Ну почему именно сейчас? Первое, что я успеваю предпринять, так это опустить ослиную голову на свою, как бы это странно не звучало. Я буду слушать насмешки до конца учебного года, если меня узнают в этом убожестве. А вот спрятаться, к сожалению, не куда.
— Смотри, ослиная голова! — кричит один из парней.
Болваны начинают гоготать, пока я буквально на ощупь пробираюсь к дверям туалета.
— Интересно, кто там? — спрашивает один из них.
Нет, вам не интересно. Идите куда шли!
Понятия не имею, что они хотят предпринять дальше, но я нащупываю ручку, дергаю на себя и прошмыгиваю куда-то… Судя по запаху, в туалет.
Захлопнув дверь, приваливаюсь к ней спиной и снимаю ослиную голову, рвано хватая воздух ртом. Мое сердце выскакивает из груди, а когда я слышу знакомый насмешливый голос — чуть не останавливается.
— Надо же, от встречи к встрече все интереснее и интереснее, утёнок.
Боже мой, нет!
Нет! Нет! Нет! Этого не может быть!
Я держу глаза закрытыми, надеясь, что у меня слуховые галлюцинации. Или, знаете, я просто поехала кукухой.
Несмело открываю сперва один глаз, затем второй. Из меня вырывается жалобный стон.
Ну почему? Почему именно он?
— Это… — прищуривается, кивая на мой костюм, как я его грубо перебиваю.
— Ни слова.
Губы Арсена подрагивают, словно он сдерживает рвущийся наружу смех.
Интересно, если я его задушу, то буду в списке подозреваемых?
— Когда ты на меня так смотришь, мне страшно, — с опаской косится на меня.
— Об этом никому ни слова, — загробным голосом отрезаю, чтобы он проникся.
Герасимов хмыкает и пожимает плечами, потом принюхивается и кривится.
— Черт, в нем до этого кто-то сдох?
— Надеюсь, что нет, — совершенно искренне отзываюсь. — Что ты здесь делаешь? — вдруг спрашиваю я.
— Я? — вскидывает брови в удивлении. — Вообще-то это мужской туалет.
Супер. Из всех мест в тысяча метровом здании я ворвалась именно в мужской туалет.
— Ясно…
Прикладываю ухо к двери, прислушиваясь. Кажется, тихо.
— Позволишь? — неожиданно слишком близко звучит голос Арсена.
Он держится за ручку и, похоже, собирается выйти. Отступаю на шаг назад, освобождая ему дорогу. Герасимов открывает дверь, выглядывает, зыркает по сторонам и выходит.
Я стою на месте, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, когда через пять секунд его голова появляется в проеме и он кидает:
— Чисто. Можешь выходить, утёнок. Так и быть, твой секрет я унесу с собой в могилу.
Подмигнув, Арсен скрывается.
Выдохнув, вытираю мокрые ладошки об костюм и выхожу, мысленно прикидывая во сколько же мне обойдется молчание Герасимова.
Глава 12
Нина
— Все хорошо прошло? — обеспокоенно спрашивает мама на том конце трубки.
— Да, все нормально, — отвечаю, переходя дорогу.
— Как задания? Сложные?
— Не особо.
— По твоим ощущениям, все сделала?
По моим ощущениям, моя голова раскалывается, но мама не об этом спрашивает. Ещё по моим ощущениям, я похожа на мокрую бродягу. В моих кедах хлюпает вода, а на голове гнездо из волос.
Да-да, я попала под дождь, но кого это волнует?
— Наверное…
— И все же? — напряженно переспрашивает мама.
Она ждёт определённого ответа уже прямо сейчас, а не через три недели, когда объявят результаты. Как будто я не участвую в олимпиадах каждый божий год, в самом деле! Иногда я занимала первые места, иногда вторые, по некоторым предметам вовсе пролетала, потому что, поверьте, есть люди на порядок умнее меня. Без шуток гребанные гении, которые однажды изменят мир, колонизируют марс и все в таком духе.
— Думаю, что да, — даю ей тот ответ, который она так жаждет услышать.
— Это хорошо, — довольно хмыкает, — чем больше первых мест ты возьмешь, тем больше у тебя шансов пройти конкурс.
Как будто я не знаю…
Вообще-то, без лишней скромности и кокетства, у меня итак большие шансы пройти конкурс. Специальность которую я выбрала, скажем так, не пользуется популярностью у подростков. Большинство мечтают о карьере актера, певца или блоггера. В итоге предки засовывают бедолаг на юридические факультеты или международные отношения, и они ещё там пять лет протирают штаны. Не то чтобы творческая профессия это плохо, но, будем откровенны, и половина из тех, кто мечтает стать знаменитостью не так талантливы, как об этом думают. Вот вам живой пример: Королева. Она снялась в двух рекламных роликах, но уже возомнила себя супер звездой, способной взять оскар. Часто по-настоящему талантливые люди крайне неуверенны в себе. Именно из-за таких как Королева и ее прихвостней.
— Сколько у тебя уроков ещё осталось?
— Два.
Меня не отпустили после олимпиады домой. По той простой причине, что школа несет за учеников ответственность. И если, не дай Бог, со мной что-то случится нехорошее, то у Аллы Викторовны будут проблемы. Поскольку, я человек совестливый, то, разумеется, поехала на уроки. И в чем тогда привилегия отличницы, спрашивается?
Я пересекаю школьный двор и поднимаюсь по лестнице, пока мама снова принимается мне талдычить о преимуществе местного университета. Эта женщина никогда не успокоится.
Когда я уеду в столицу, а я уеду — не сомневайтесь, она поставит прослушку на мой телефон. Если она уже не стоит… Иногда мне действительно кажется, что мама за мной следит. Как только у меня выдаётся свободная минутка, она тут как тут вручает мне очередные учебники, которые я должна прочесть.
— Хорошо, мам, — устало прерываю ее монолог, юркая под козырёк школы. — Я тебе поняла. Я уже пришла, мне пора на уроки.
— Конечно-конечно, — если что-то и может заставить ее оставить меня в покое, так это уроки. — Беги, дорогая!
Промямлив слова прощания, сбрасываю и смотрю на своё отражение в стекле. Влажные светлые волосы в хвосте завились и прилипли к шее, а кудряшки по бокам распушились, точно одуванчик. Добавьте к этому, растекшуюся тушь в уголках глаз и красный нос.
Да, представьте себе, ботанша умеет пользоваться косметикой. Конечно, мне далеко до мейкапов Королевой или той же Ворониной, но нанести на ресницы тушь и на губы блеск мне под силу. Свои черты лица я привыкла подчеркивать, а не рисовать. Этому меня научила мама, а она, надо заметить, всегда выглядит превосходно.