— Что с тобой случилось?
Арсен проходит в класс, плюхается на стул учителя, закидывает ноги на стол, и только потом лениво отвечает:
— Небольшая разминка. Учти, утёнок, я не собираюсь заниматься этой самодеятельностью.
Ага. Как будто я в самом деле думала, что он будет мне помогать. С Герасимова такой же помощник, как с меня баскетболист. Помните, что я говорила о моих отношениях со спортом?
— Тогда зачем ты пришёл? — спрашиваю, беру карандаш и принимаюсь дальше за работу.
— По тебе соскучился.
Ну конечно.
Я на него не смотрю, но, могу поклясться своей тайной коллекцией любовных романов, что болван ухмыляется. Ха-ха, как это забавно прикалываться над отличницей!
— Разве тебе не нужно в медпункт?
Да, я пытаюсь от него избавиться, потому что, если честно, Арсен заставляет меня нервничать. Из-за него мне не удается сконцентрироваться на работе.
— А что такое, утёнок? Переживаешь?
— На твоё лицо больно смотреть, — украдкой на него взглянув, произношу.
— Ты на него даже не смотришь.
Разумеется, не смотрю. Кому-то же нужно рисовать эту проклятую стенгазету, в конце концов!
— Извини, я задела твои чувства? — кидаю с усмешкой, все также на него не поднимая глаз.
— О, ты не представляешь себе насколько! Но, знаешь, так и быть я позволю тебе утешить меня одним особенным способом…
Я чувствую, как краска приливает к щекам, и взмахиваю волосами в надежде прикрыть свой румянец. Боже правый, обязательно ему быть таким… невыносимым! Совершенно невыносимым! Если бы я не была уверена в том, что засранец дразнит меня, то подумала бы что он со мной флиртует. Тьфу-тьфу! Чур меня!
— Даже не хочу знать, что это за способ.
— Многое теряешь.
— Ты слышал такую фразу: «Скромность украшает?»
Я выпрямляюсь, осматриваю написанный анекдот и довольно киваю себе головой. На анекдоте настояла Носова. Ей кажется это милым и забавным, в отличает от всех остальных подростков в мире. Серьезно, кто в наше время читает анекдоты кроме пенсионеров? Помнится, в детстве мы часто друг другу пересказывали смешные стишки про чебурашку и крокодила Гену. Вот только теперь нам по восемнадцать и градус шуток явно возрос…
Посмотрите на Герасимова! Все шутки этого парня завязаны на пошлости.
— Слышал, что только в тех случаях, когда других украшений нет, — отвечает мне на ухо.
Что? Когда он успел подкрасться?
Я напрягаюсь от такой неожиданной близости, а Арсен, испытывая мое терпение, кладёт руки мне на плечи, ведёт их к шее и разминает ее аккуратными движениями.
— Знаешь, не будь ты такой занудой мы бы совсем по-другому провели время в том шкафу…
Резко сбрасываю с себя его руки, поворачиваюсь и, пронзая сердитым взглядом, рявкаю:
— Держи свои руки при себе! Или твоё особенное место, — делаю акцент на этих словах, — станет твои больным местом.
Засранец заливисто хохочет, как будто я сказала самую забавную вещь на свете. Моя угроза не произвела на него никакого впечатления.
Состроив кислую мину, возвращаюсь обратно к работе.
— Что ж, было приятно с тобой поболтать, утёнок, но мне уже пора.
Разумеется, кретин даже не собирается делать вид, что помогает мне.
— Валяй, — отмахиваюсь от него, точно как от мухи.
Я не собираюсь умолять его остаться. Будем честны, помощи от Герасимова никакой не дождешься. Пусть идёт кому-то другому на нервы действует. Вообще-то я с трудом сдерживаю вздох облегчения.
— И ты никому не пожалуешься?
— Нет, — качая головой, заверяю его.
Я себе не враг. К тому же я не забыла о том, что Арсен меня во вторник прикрыл. И, похоже, действительно держал язык за зубами. Никаких грязных слухов по школе о нас не ходило. Собственно, как и о моей шалости. Назовём так незаконное проникновение в класс.
Я так и не нашла в себе смелости его поблагодарить. На самом деле после того происшествия мы практически не пересекались, за исключением уроков на которых присутствовал Арсен. А присутствовал, должна заметить, он не на многих. Можно сказать, это наш первый разговор с того момента.
— Верю на слово, двоечница, — с усмешкой бросает, дёргает меня за прядь волос и, насвистывая, неторопливо шагает к двери.
Он не успевает дойти, как дверь открывается и в проеме показывается лицо Литвинова. Он скользит хмурым взглядом по Герасимову, а затем замечает меня и его лицо озаряет застенчивая улыбка.
— Ваня? — удивленно спрашиваю, а потом до меня доходит, — Носова ещё что-то придумала?
— Нет, — быстро качает головой. — Я тут подумал…
— Ого, это что-то новенькое! — язвит Герасимов, который какого-то черта до сих пор не убрался.
Литвинов злобно на него зыркает, точно мысленно приказывая заткнуться, отчего на лице Арсена расплывается хищная ухмылка.
— Не обращай внимание, — советую, расплываясь в дружеской улыбке.
— В общем, помощь нужна? — заходит в класс и закрывает за собой дверь.
Он по дуге обходит Герасимова, который буквально столбом стоит посреди класса, и приближается ко мне.
— У неё уже есть один помощник, если не заметил, — вставляет свои пять копеек Арсен, складывая руки на груди.
— И этому помощнику уже пора, — напоминаю я, указывая рукой на выход. Ну знаете, если он вдруг забыл. — Нужна, — уже обращаюсь к Ване.
— Так я и думал, — кивает Литвинов головой, скидывает рюкзак на пол и присаживается на стул рядом со мной.
В отличие от некоторых (не будем тыкать пальцем) он сразу же берет в руки кисть и говорит:
— Я не силен в рисовании, но могу разукрасить. Какие цвета?
— Начинай с желтого, дальше подскажу.
— Какая идиллия! — хлопает в ладоши Герасимов. — Литвинов, а ты у нас оказывается сохнешь по Уткиной!
Что? С чего он взял?
— Я… Я не… — краснея и заикаясь, бормочет Ваня, — я просто пришёл помочь, — выдавливает из себя.
Боже правый, обязательно быть таким придурком? Ему что, за это платят?
— Герасимов, знаю, тебе сложно воспринимать такую информацию, но иногда парни помогают девушкам просто так. Не надеясь затащить их в койку. Это называется: дру-жба, — по слогам выговариваю я.
— Чушь собачья! — вот, что он отвечает мне. Ещё и фыркает! — Если парень не сохнет по другим парням, он всегда на что-то надеется. Запомни мои слова, Уткина.
Ладно, этот разговор становится все более нелепым. Мы с Ваней и раньше друг другу помогали. У нас много общего и мы всегда приятно проводим время вместе. И я никогда не замечала за ним ни малейшего ко мне интереса. Он действительно приятный и милый парень, чтобы там себе не думал Арсен. В конце концов, каждый судит по себе. Герасимову вообще сложно понять, как это говорить с девушкой, при этом не пытаться засунуть свой язык ей в рот.
— Тебе, кажется, пора.
— Пожалуй, останусь.
Пожалуйста, скажите, что он шутит!
Нет. Не шутит.
В следующую секунду Арсен подхватывает стул, подходит к нам, с громким стуком ставит его с моей стороны и приземляется, вытягивая ноги. Его бедро касается моего, настолько близко он сидит.
— Надо же, какая честь! — ехидно отзываюсь, бросая на него резкий взгляд.
Арсен весело ухмыляется, наслаждаясь всей этой ситуацией. Мы с Ваней, как вы понимаете, не разделяем его веселья. Вздохнув, я отодвигаюсь от Герасимова настолько, что половина моих ягодиц свисает со стула, и в этой неудобной позе продолжаю рисовать.
Спустя двадцать минут мы с Ваней заканчиваем оформлять название: «1 апреля — День смеха!» и анекдоты. Что же делал Арсен все это время? Разумеется, залипал в айфоне. И, судя по звукам, что из него раздавались с кем-то переписывался.
— Это стенгазета для детей, почему ваш клоун похож на Джокера? — оторвавшись на секунду от гаджета, вскидывает вопросительно бровь Арсен.
— Он не похож на Джокера, — возражаю я.
— Еще как похож!
— Нет.
— Спорим? — протягивает мне свою руку, на что я закатываю глаза и бью его по ладони.
— Я не собираюсь с тобой спорить. Может, ты тогда сам нарисуешь, умник?
— Умничать это по твоей части, Уткина, — беззлобно поддевает меня Арсен, затем двигает к себе ватман, выхватывает у меня из рук карандаш и начинает исправлять мое художество.
Мне хочется протереть глаза, чтобы удостовериться в том, что рисующий Герасимов не плод моего воображения. И знаете что? Ему, черт возьми, действительно удается исправить моего Джокера (не то чтобы я призналась в этом вслух) на милого клоуна.
— Долго вы будете бездельничать? — поднимет на нас голову Арсен.
— Бездельничать это по твоей части, Герасимов, — возвращаю ему шпильку, на что он коротко улыбается, как будто я сделала ему комплимент.
Через час у нас наполовину готовая стенгазета, которую дорисовывать я буду уже в понедельник после уроков. Я не признаюсь в этом и под дулом пистолета, но Герасимов действительно нам помог. И, возможно, без его помощи мы бы не справились так быстро. Возможно.
Мне даже захотелось его поблагодарить, ровно до тех пор, пока он не произносит:
— И чтоб вы без меня делали!
— Прекрасно проводили бы время, — фыркаю, хватаю банки с водой и иду их мыть. Ваня следует за мной с кистями, а Герасимов уже навострил лыжи на выход.
То, что он просидел с нами полтора часа сродни чуду. Этот парень и сорок пять минут урока с трудом выдерживает. Обычно его выгоняют в самом начале или посередине, поскольку он, Долматов и Грачев срывают уроки. Эти трое сеют вокруг себя хаос. В последний раз болваны довели историчку до нервного срыва тем, что играли на задней парте в карты на деньги. Они позволяют себе слишком много, как для одиннадцатиклассников. Каюсь, меня бесит, что подобные выходки сходят им с рук. Конечно, во многом благодаря Долматову, чей отец чертов магнат, а также главный спонсор нашей школы.
Раздается хлопок двери. Герасимов даже не удосужился попрощаться. Ну и ладно. Больно надо.
Мы стоит бок о бок с Ваней и моем в раковине кисти от красок, когда он спрашивает: