– Лепиле десять минут на сборы. Затем в повозку и выдвигаемся. Заглянем еще раз в Клоповку, зальем баки по полной и с собой возьмем. Нам надо быть в Тагатусе как можно быстрее.
– А этих?
– А что – этих? – удивилась любимица императора. – Верные слуги короны. Оказали всю возможную помощь. Если у них есть желание какие-то местные разборки с бывшим хозяином сараев устраивать – так пусть, нам до этого дела нет.
И кавалькада оживших ночных страхов так же стремительно умчалась в лучах всходящего солнца и клубов пыли, как недавно стремительно появилась. Вот были еще здесь – и уже нет, только рев моторов, долетающих с севера. И всхлипывания Кага, с ужасом разглядывавшего размочаленные колени.
Кирдык-бульдык-херак-пиздык... Как голова болит... Но раз болит – то еще жив. Или мертв?
И эти кирдык-бульдык... Разговаривает кто-то рядом, будто дети балуются. Придумали свой “секретный” язык и давай друг перед другом понтоваться. Уроды. А то, что человек валяется на куче соломы и ему херово – так детям насрать. Дети – они обычно циничные себялюбивые суки, которые уважают лишь собственные интересы и спокойно идут к поставленной цели, наплевав на разную херь типа “истинные ценности цивилизации”. Можно сказать, что дети еще не успели превратиться во взрослых, которые прячут дерьмовое нутро под красивыми улыбками и наработанными привычками манипулировать окружающими. В самом деле, твое взросление можно оценить не прожитыми годами. Нет – идиотов великовозрастных хватает. Твое взросление – это отрощенная скорлупа, умение мимикрировать и рвать глотки окружающим, если уж мягкой силой не получилось принудить к выгодному тебе миру.
Да заткнутся они или нет?
Володя приоткрыл глаза и попытался сообразить – что, где и как вообще он опять оказался в жопе?
Сено? Да, точно. На полу. Охапка сена. И он на этой охапке, во все тех же брезентовых штанах, уже изрядно потрепанной рубахе и тапочках, в которых умудрился натереть ноги. Все это целиком находилось в клетке, установленной в конце вагона, большую часть которого занимали какие-то коробки и ящики.
Сбоку от клетки покачивались табуретки, отмечая очередной тук-тук поезда. На одной сидела Маша, прихлебывая из кружки какую-то вонючую бурду. На другой – гном. Правда, какой-то неправильный гном. Будто пристукнутый сверху чем-то тяжелым и теперь раздавшийся вширь. Гном почему-то походил на рыбака – в бурых добротных штанах, сапогах, плаще-накидке и огромной шляпе с мокрыми безразмерными полями, которую хозяин сдвинул на макушку. При этом коротышка отростил себе черную бороду до пояса, мохнатые брови и нос-картошкой. В левой руке держал трубочку-носогрейку, в правой большую глиняную бутылку, к которой периодически прикладывался.
И эта парочка вовсю о чем-то своем тараторила, будто заведенная. И не обращала никакого внимания на пленника, который медленно сел и начал ощупывать несчастную челюсть, принявшую столь жесткий удар. Вроде переломов не было, хотя показалось, будто зубы чуток шатаются. А может – действительно показалось...
Дыр-быр-тыры-ры... Вот же сороки. Оглянувшись Володя заметил и Картера. Мохнатая жопа только что выбралась из щели между ящиками, просочилась между толстыми прутьями решетки и уселась рядом со школотой, явно влипнувшей в какие-то новые неприятности.
– Чего они мне в рыло долбанули? Вроде я в бородатых не стрелял, – спросил у кота бедолага.
– Некромантов не любят. А ты весь разрисован под них. Черепушки, зомби всякие.
– Да? Что, у вас тут и мертвецов поднимают?
– Не, это дорого очень. А вот наслать какую порчу, армейцев прихлопнуть, если пытаются их логово выжечь – это бывает. И самое главное, раньше эти упыри часто по катакомбам гномов шарились. Удобно – под землей попробуй их еще найди. И рабов из гномов набирали. Кстати, поводки – это их изобретение, черепушечников. А как приехали, так Мараэлла и запела: “Я рабыня, окольцована, нихера сделать с этим не могу”. Ну Додо и вломил тебе.
– Додо?
– Их старший, с кем ты так удачно познакомился.
– И что теперь?
– Теперь едем в Тагатус. Вроде как к вечеру будем. Сейчас утро, кстати. И там тебя сдадут церковникам. Тем в радость некроманта на публике спалить. Додо чем-то перед жульем в рясах провинился, хочет подлизаться. Тебя – в костер. Ему – отпущение грехов. Все довольны.
– А Маша, значит, меня и сдала в итоге.
– Женщина, что хочешь, – флегматично озвучил всемировую истину кошак и начал снова надраивать яйца.
Минут через десять наемница подошла к решетке и постучала по прутьям кружкой:
– Слышь, ты, ущербный. У нас был уговор. Я тебя вытащила, в город к вечеру прибудешь. Снимай эту дрянь с моей шеи.
– Город? Где меня на костер поволокут?
Женщина недобро покосилась на котяру:
– Кто-то слишком много болтает... Но у тебя зато есть выбор. Доедешь до места целиком, или кусками. Потому что...
Володя поднялся:
– Ты слишком долго давала Фашиду. Так долго, что он тебе все мозги выебал и дерьмом вместо мозгов набил... Это вы оба хитро-верченые. Каждое слово – с тройным смыслом. И верить вам нельзя, потому что как у нас британцы: “Слово джентльмена принадлежит джентльмену. Как дал, так и может забрать обратно”... Но я не такой. Я дома никакогда сукой не был и здесь данное обещание сдержу... Замри и не шевелись...
Быстро прощупав руками тонкую цепочку Володя нашел одно шершавое звено, пригляделся получше при ярком свете многочисленных масляных ламп под потолком и легко разорвал поводок. Бросил его остатки на пол и пристроился снова на соломе.
– Надо же, какие мы благородные, – презрительно оскалилась Маша, осторожно ощупывая шею – не осталось ли чего. Но Владимир лишь сплюнул в ее сторону:
– Пошла нах, шалава. С тобой как с человеком, а из тебя всего лишь говно лезет...
Наемница подумала, не зайти ли в клетку, чтобы пнуть пару раз мудака за столь наглое поведение, но потом решила лучше сбегать в жилой вагон и еще раз проверить каждый сантиметр молодого тела – в самом ли деле она обрела долгожданную свободу или где какая зараза осталась?
Володя тем временем повернулся к гному и заметил, как тот с любопытством разглядывает пленника.
– Слышь, бородатый, тебя хоть как зовут?
Коротышка отхлебнул в очередной раз, сунул чубук трубки в угол рта и хрипло ответил:
– ЕбДык. Меня зовут ЕбДык. А тебя – Школоло... Мариэлла уже сказала. Интересное имя. У нас такого нет.
– Вот пизда с ушами, – возмутился Володя. – И тут подосрала...
– С-меш-ной... – пробулькал про себя гном.
– Почему это – смешной? – вскинулся иномирянин. – С какой стати...
– О как! – удивился ЕбДык. – А баба-то говорила, будто ты наше наречие не знаешь.
– Наречие?..
Чуть пошурупив Володя сообразил – похоже, все эти кирдык-бульдык – разговор на гномьем. И пока он тут в отрубе валялся, в голову что-то все же перепало. Неглядя нашарив кошака, парень поднял его к себе и прошипел в испуганную мохнатую рожу:
– Что там в меня ваш ебаный доктор залил? Выходит, я теперь не только с тобой чирикать могу, а и с бородатыми огрызками тоже?
Картер совсем по человечески развел лапами и отмазался:
– А я что? Я – ничего! Пилюриус смеси делал, я лишь смотрел. Споры по общему языку, затем кошачий разговорный, который на мне проверял и сыворотку для мозгов, после которой от меня даже охрана шарахаться стала. Говорили – что вместо кота по дому мутант ходит. А я – обычный! Подумаешь, вас, мудаков, понимать научился. Тоже мне – счастье... Даром не надо...
– Значит, эти два языка вместе ростки дали... И у меня из башки скоро грибу полезут или еще какая хреть? Споры же прорастать должны!
– Не, это гавно уже несколько тысяч лет местные используют, без проблем. Просто если состав плохо подобрать, тупо дохнешь сразу же. А раз ты выжил, то будешь теперь балакать с каждым... Наверное...
Отпустив кошака Володя схватился за голову и чуть не завыл с досады:
– Вот за что мне такая херня?! Одному уроду помог и теперь не разгрести!..
Тем временем освободившийся Картер решил убраться подобру-поздорову. Мало ли, что еще в бестолковку арестанта забредет?
– Бабуль, а связь в вашей Клоповке есть?
Докси отсыпала из своих запасов махорки хозяйке заправки и сейчас пыталась придумать, как бы поудобнее спихнуть первый отчет руководству.
Старуха аккуратно припрятала часть подарка в кисет, свернула самокрутку и с удовольствием задымила, подслеповато щурясь на гостей.
– Есть домофон, как не быть. Как богатенькие ставить стали, так и протянули веревку говорящую до нас, да... Ты в кабаке бармену скажи, он даст поговорить. Правда, все клиенты лишь местные, даже с другими деревнями поболтать не получится. Только с ранчерами.
– А город? Тот же Тагатус?
– Не. Вояки когда-то пытались с их постами связь сделать, так местные веревку порезали и себе приспособили. Вроде даже расстреляли кого-то потом за такое самоуправство. Но теперь болтать между собой можем, а с городом или вояками – никак.
– Понятно. Бардак... Ладно, придется уже из города телеграмму отправить... Эй, бабоньки, где Вдову носит?
– Отлить пошла. Сейчас будет, – отозвались сразу несколько голосов.
Верная подруга действительно появилась через минуту. Черной Вдовой ее назвали после того, как пережила трех официальных мужей и еще с десяток любовников. Что поделаешь – гром-баба к своим сорока не только обзавелась латанным докторами телом, но и звериным чутьем на неприятности. Поэтому в боевых частях умудрялась выжить там, где гробились любые крутые мужики с непомерным самомнением. Но после того, как Докси отмазала Вдову от расстрела за мятеж – более верной и преданной ухорезки у командира карательной имперской группы не было.
– Что стряслось?
– Да выдвигаться пора. Кстати, на тебе этот старый пердун. Присматривай за ним. Пусть он уже все мозги пропил, но может еще пригодиться.