— В моей комнате нет окна, — сказал он с порога, — в ней душно, я не могу там спать!
Нервный тик правого века Мастера усилился. Он поставил перо в чернильницу и сложил руки на груди камзола.
— В твоей комнате нет окна, — сказал он, — потому что архитектор прошляпил это, когда строители прошлой осенью выкладывали ту стену, а исправлять это поздно. Мы не можем начинать ломать камень в пять локтей толщины только потому, что кому-то не хватает свежего воздуха. Тебе придется с этим смириться.
Филь выругал про себя Андреа, который тем летом крутил здесь любовь с Эшей и забросил работу, а потом, видать, ему совсем отбило соображение, когда она сбежала.
— Прикажите прорубить окно, или я сам прикажу, — мрачно проговорил Филь. — Та стена выходит на галерею, а моя комната на первом этаже, и сделать в ней окно ничего не стоит.
Он упрямо выпятил челюсть. Мастер сделал то же со своей, довольно массивной.
— Отдать такой приказ могу только я, — сказал он. — А я уже высказал свое мнение и менять его не собираюсь. Иди спи там, куда тебя определили, другого места тебе не найти.
— Это мы еще посмотрим, — сказал Филь вместо прощания.
Эта ночь далась ему тяжелее всего. Он пробовал забраться на крышу Дозорной башни, но вход туда оказался заложен — видимо, внутри еще не всё было закончено. Тогда он поднялся на Мостовую, но там стоял солдат на посту.
В конце концов, Филь упал от усталости на плиты обзорной площадки, слушая шум моря, и там заснул. Проснулся он от утреннего холода и тут же заснул опять, согретый первыми лучами солнца. Разбудил его Мастер, взбешенный тем, что Филь проспал всё утро, выглядит как дервиш, не занимается тем, для чего его послали, и вообще подает дурной пример рабочим.
Проклевав весь день носом, Филь вечером спустился «усом» до берега и продремал там до глубокой ночи. Взлетев обратно на башню, он до смерти перепугал стоявшего на ней постового. Забрав в злосчастной комнате теплую одежду из сундука, который кто-то успел основательно переворошить, он снова устроился спать на обзорной площадке. Разбудил его опять Мастер, который написал на него рапорт господину секретарю.
Филь пробовал устроить себе лежбище в лесу, но спать там было страшно, а его ночные шарахания по кустам разбудили рабочих, и он едва не получил от одного из них палкой по голове. Мастер не преминул и это вставить в рапорт. Следующие два дня Филь опять спал на площадке, пока Мастер не поставил там пост. А сегодня Филь добрался до кухни. На сей раз его для разнообразия разбудил визг кухарки.
— Убили! — вопила она, бегая заполошно по двору. — Лежит на столе, голова разбита, лицо в крови! А-а!
Впервые выспавшись как следует, Филь сел на столе, соображая, кого убили, где убили и чем так странно стянуло кожу на его голове. Проведя рукой по волосам, он снял с них помидорный ошметок. Незамеченный в темноте помидор лежал раздавленный на столе.
Филь не успел убраться с кухни, как в неё влетел Мастер.
— Так, — сказал он, завидев виновника.
От вида давленой колбасы на полу, павшей жертвой Филя, по лицу Мастера пробежала тень. Развернувшись на каблуках, он покинул кухню. Через час от Мостовой башни в небо взвился сокол и стрелой понесся в сторону Кейплига. Заканчивая проверку первого замеса, Филь сжался от нехороших предчувствий: сокола в Хальмстеме использовали для срочной имперской почты.
Не признаваясь себе, что испуган, он весь день, как мог, следовал глазами за Мастером, желая не пропустить момент, когда тот получит ответ.
Ответ прибыл после обеда. Мастер прочитал его, нахмурился, перечитал еще раз и, смяв письмо в кулаке, запустил комочком бумаги в кучу строительного мусора у западной Мостовой. Подождав, пока он отойдет подальше, а солдат с соколом войдет в восточную Мостовую, где был птичник, Филь побежал к башне.
Развернув дрожащими руками письмо, он выдохнул с облегчением. «ПУСТЬ СПИТ ГДЕ ХОЧЕТ», — гласила размашистая надпись, сделанная печатными буквами пером, которое почти продрало насквозь бумагу.
Выбор между окном и обзорной площадкой Мастер сделал быстро. Филь только успел вернуться на место к растворным чанам, как Андреа уже показывал двум молотобойцам где и какие камни им следует выломать из стены.
За ужином Мастер посмотрел на Филя долгим взглядом и сказал то ли угрюмо, то ли угрожающе:
— Я принял решение уступить, ты получишь окно. Ты видел, его начали делать. Проем закончат завтра, рамой закроют послезавтра. Надеюсь, ты удовлетворен теперь и станешь лучше делать свою работу, не тратя время на поиски, где поспать.
— Я не привык плохо делать свою работу! — вспыхнул Филь.
— Я тоже, — сказал Мастер. — Значит, договорились.
Ужин проходил в комнате, расположенной на втором этаже напротив спальни Руфины, такой же большой, только еще не отделанной, с голыми стенами и полом. Зануда Мастер требовал присутствия всех членов семьи Фе за обедом и ужином, сам восседая во главе, а Филя помещал с противоположной стороны стола. Поэтому тот видел перед собой всех как на ладони и заметил, что Лентола осталась недовольна решением мужа. Зато Руфина расцвела, хотя её румянец и так уже был яркий. Филь разулыбался в ответ, ничуть не расстроенный тем, что в эту ночь ему опять придется искать себе пристанище.
По некоторому размышлению он решил, что лучше не дразнить Мастера своим присутствием в замке ночью. Леса он боялся и поэтому задумал прогуляться к Бассану, в сторону, противоположную тому, где начиналась Кейплигская дорога. Деревья там отступали от берега дальше и полоса песка превращалась в дюны. Торопясь разыскать для себя местечко получше, Филь сразу после ужина, захватив с собой ученический плащ, зашагал в сторону почти спрятавшегося за горизонтом солнца.
Углубившись в дюны, он выкопал в песке нору, забрался в неё и завернулся в плащ, торопясь использовать последние теплые пару часов, чтобы покрепче заснуть.
Проснулся он от наступившей глубокой тишины. Исчез даже шум прибоя. Боясь пошевелиться, Филь открыл глаза, ожидая увидеть над собой склонившуюся к нему какую-нибудь зверюгу, но увидел только серое предрассветное небо. И всё же ему было так страшно, что ужас сковал его тело.
Тут рядом с ним что-то хрипло мяукнуло, и в лицо ему дунуло горячим, колким от песка ветром. Свихнувшейся юкой Филь вскочил на ноги. Он закрутился на месте, выискивая врага, приготовившись дорого отдать свою жизнь. Зверей он не обнаружил, но увидел тело юноши в черных штанах и камзоле, катящееся кубарем по песку. От его одежды вверх поднимался дым.
Филь сорвал с себя плащ и бросился к юноше, сбивая с него язычки пламени. Размахивая руками, тот что-то кричал на языке, в котором Филь разобрал пару знакомых ему французских слов, кажется, ругаясь.
Не желая попадать под бешено мелькающие кулаки, Филь бросил плащ и, поймав момент, изо всех сил заехал драчуну сандалией по заднице, послав его рыбкой в море. Но тот и там продолжал остервенело драться с воображаемым противником, пока не глотнул как следует воды.
Закашлявшись, драчун погрузился в воду и появился вновь, уже успокоившись. Он повел коротко стриженой головой и потрясенно открыл рот при виде Хальмстема. Потом повернулся к Филю и, казалось, удивился еще больше.
Под одним из его выразительных серых глаз красовался здоровенный синяк. Другой глаз вдруг съехал к переносице, и у Филя чуть не подогнулись колени.
— Эша, — прошептал он. — ЭША?!
Он бросился вперед, раздвигая волны, и сжал её в объятиях, потом схватил за плечи, не понимая, как она здесь очутилась и сомневаясь, что это она.
Эша сбивчиво пробормотала, шаря глазами по его лицу, как она одна умела это делать:
— З-заклинаю тебя, н-никогда не крути любовь с чистокровным сердаром… Твои д-дети будут всю жизнь несчастны!
Теперь Филь точно знал, что перед ним Эша. К чему она это сказала, для чего, он ничегошеньки не понял. А она выбрала не самый лучший момент, чтобы закатить глаза и обвиснуть в его руках.
Пыхтя, Филь вытащил её из воды и уложил на песок. Бодрящий утренний ветерок вынудил его думать, как им добраться до замка, чтобы побыстрей переодеться. Не придумав ничего другого, Филь влез в свой плащ и вскинул Эшу на руки.
От неё шел крепкий запах залитого водой костра, но ожогов на лице не было. Нести её, казалось, будет не тяжело: она была всё такая же тощая и разве что неожиданно мягкая в некоторых местах. Но семнадцатилетняя Эша весила никак не меньше Филя, и он далеко не ушел. Опустив её на песок, он сел рядом, тяжело отдуваясь. Пока он раздумывал, не сбегать ли ему до замка за помощью, она очнулась.
— Не вовремя я решила вздремнуть, — сказала она, поморгала и скосилась на Филя. — Толком ничего не жрала последнюю неделю, вот и клонит в сон!
Эша, которую Филь знал ранее, не употребляла слов вроде «жрать». Видать, нравы Старого Света оказали на неё свое воздействие. На одежде это тоже сказалось: в какие бы странные наряды она ни рядилась, они всегда были целые и чистые. А её сегодняшний костюм выглядел так, словно его первый владелец родился еще в прошлом веке, заношенный и заштопанный во многих местах. На ногах были дешевой выделки сапоги.
Успев прийти в себя, Филь заторопился, сообразив, что появление такой Эши в Хальмстеме в присутствии Лентолы сулит ему небывалое развлечение. Не всё же ей на него спускать собак, пусть попробует сразиться со своей единоутробной сестрой! Только у Филя были сомнения, что Эшу удастся заманить в замок.
— Правильно, — сказал он поднимаясь, — пошли-ка, поедим! Завтрак сразу после рассвета, мы как раз успеем. Слушай, а откуда ты вывалилась и почему на тебе всё горело? Угодила всё ж таки на костер, да? И где ты была весь этот год? Твоя мать недавно снарядила за тобой поисковую партию и я думаю, что твой отец в ней.
Она вскочила следом и, стряхнув с головы песок, одернула на себе ветхий, побуревший от жара камзол. За то время, что они не виделись, Эша стала на голову выше Филя и еще больше похорошела, невзирая на сумасшедшую прическу. Но к её измывательствам над своими волосами он привык еще со времен первого Хальмстема. Новым явилось то, что в этой Эше внутри чувствовалась сжатая пружина, чего не было в той.