Захар Петрович продемонстрировал главврачу 5 приказов с выговорами нянечке в том числе с протоколами профсоюзных собраний, жалобы родителей.
Главврач угрюмо посмотрел на подборку (а Захар Петрович всегда отличался прямо-таки болезненной аккуратностью, поэтому все приказы с взысканиями, протоколы собраний, жалобы были аккуратно подшиты в папку и пронумерованы) поинтересовался:
— Не смогли её по «собственному желанию» уволить?
— Не смогли, Игорь Николаевич, — с досадой и некоторой злостью развел руками Захар Петрович. — Вот не смогли! Упёрлась бабка и всё.
— Надо было заявление в милицию подавать… — задумчиво проговорил главврач. — Когда её поймали с выносом продуктов из столовой.
— Надо, — хмуро согласился Захар Петрович. — Только вы ж сами дали команду понять и простить!
Игорь Иванович при всей своей должности считался «мужиком правильным», справедливым и честным, поэтому кивнул, признавая свою ошибку:
— Кто ж знал тогда? Она ж тут в ногах валялась, прощенья просила. Эх…
— Ну, так что делать-то?
— Что? — главврач усмехнулся. — Времени прошло 4 месяца, как её поймали.
Он хлопнул ладонью по папке.
— Здесь у тебя есть акт, подписанный пятью сотрудниками, где она уличена в хищении продуктов из столовой отделения. Срок давности не вышел. Пиши заявление в милицию, а я подпишу. Сегодня нарочным в областное УВД направим!
Теперь Захар Петрович сидел, размышляя над текстом заявления.
— Ты почему домой не идешь? — поинтересовался он. — У тебя ж суточное дежурство в реанимации было. Если не ошибаюсь, даже какая-то операция была ночью.
— А, ерунда, — отмахнулся Сергей Николаевич. — Прободная язва. Пациент готов был к операции. Пустой желудок, все дела… За полтора часа управились. Даже поспать немного успел.
— Я что зашел-то? — продолжил врач. — Я нашёл! Нашёл! Эврика!
— Ну, говори, говори, — недовольно продолжил Захар Петрович. — Архимед ты наш…
— Помнишь нашего пациента Ковалева Антона? — широко улыбнулся Сергей Николаевич.
— Как же, забудешь их, — проворчал Захар Петрович.
— На днях в реанимацию привезли его мать Ковалёву Нину Павловну. Там побои, закрытая ЧМТ, многочисленные внутренние травмы, разрыв селезенки и прочее. Женщина в сознание не приходит. Хотели оперировать, но не стали. Сердце могло не выдержать. Выждать хотели…
— С ума совсем сошли! — чуть не выругался Захар Петрович. — С внутренними травмами, с разрывом селезенки и отказ от оперативного вмешательства…
— Ну, я подумал, — вполголоса сказал Сергей Николаевич. — Что там, — он ткнул пальцем вниз, на нижний этаж, намекая на врачей-реаниматоров, — потянуть решили, дескать, пусть лучше помрёт сама, чем на операционном столе. Или у дежурного врача… Тоже вариант.
— Так вот, — продолжил он. — Вчера к ней в реанимацию приходил её сын, наш с вами бывший пациент. Я его видел, пообщался с ним. Сегодня утром у неё совсем другая картина!
Сергей Николаевич вскочил, нервно сделал пару шагов по кабинету в одну сторону, развернулся, зашагал в другую сторону. Опять развернулся. Достал из кармана халата пачку сигарет, помял её в руках, посмотрел на начальника, потом сунул обратно в карман. С размаху сел на стул.
— Она практически здорова! Даже кровоподтеки на лице сошли. Наблюдается только общее истощение…
Он с непонятным торжеством посмотрел на завотделением.
— Я сам читал историю болезни, описание травм. Сегодня утром её отвезли на рентген, на перевязку. Кожные покровы чистые! Без малейших повреждений. Её перевели в общую палату.
— Семеныч с ума не сошел? — засмеялся Захар Петрович. Кирилл Семенович Шунин был заведующим реанимационным отделением больницы, куда положили эту самую Ковалеву.
— Я думаю, он еще не видел её историю болезни, — пожал плечами Сергей Николаевич.
— А если и видел, то 100 %, что не придаст этому никакого значения, — сказал Захар Петрович. — Он даже читать не будет. Распишется на сопроводиловке и всё.
Кириллу Семеновичу Шунину было уже за 70 лет. В дела реаниматологии он особо не вникал.
— Получается, что либо Ковалев Антон, либо его мать Ковалева Нина Павловна, — заключил Сергей Николаевич, — как-то причастны ко всем этим таинственным выздоровлениям? У нас же после выписки Ковалева Антона больше случаев таких не наблюдалось?
— Скорее, сын, Ковалев Антон, — выдохнул Захар Петрович. — Ну, сам посуди, когда поправлялись наши остальные детишки, его матери рядом в отделении не наблюдалось. А он был.
Сергей Николаевич кивнул.
— Точно.
— Поэтому, — Захар Петрович сделал паузу. — Запиши его домашний адрес. Обязательно! Это, во-первых. Во-вторых, сходи к его матери. Прямо сейчас. И попроси, после того, как Антон её навестит завтра, пусть поднимется к нам. Дескать, посмотреть его состояние здоровья. Только об этом — никому. Ни единой душе! Понял?
Он прижал палец к губам.
Глава 26Областное УВД. На докладе у Ворона
— Пошли, капитан! — начальник уголовного розыска Красавин приятельски хлопнул по плечу своего подчиненного оперуполномоченного Шишкина. — Доложишь ещё раз.
— Куда пошли? — удивился капитан. — Кому докладывать?
— К начальству! — отрезал Красавин и уточнил. — К Ворону. Лично.
Уже у дверей приемной он остановился, повернулся к оперативнику и напомнил:
— Говори про всё. Ничего не скрывай. Понял? Свои мысли, догадки — тоже.
— Есть! — Шишкин понятливо кивнул.
Вениамин Вениаминович Шишкин всю жизнь мечтал работать в милиции и именно в уголовном розыске. После школы он сразу пошел в отдел кадров областного УВД, но, увы, ему отказали. Дескать, сначала отслужи в армии, получи положительную характеристику, а потом приходи.
Службы Вениамин совсем не боялся. Со спортом дружил с детства, занимался и футболом, и хоккеем, а под окончание школы увлекся и боксом. Особых высот не достиг, но в городских, а потом и в областных соревнованиях поучаствовал, заслуженно получив 1 разряд.
После армии с мечтой не расстался, и сразу, в дембельском кителе с погонами старшего сержанта пришел обратно в отдел кадров.
Его сразу направили на учебу в среднюю школу милиции. Потом пять лет работы участковым в районе. Вениамин, которого сначала в школе незатейливо звали «Веником», а в старших классах «ВеньВеничем», служил, по принципу «Dura lex, sed lex!» — «закон суров, но это закон», не делая никому никаких скидок и поблажек. Он отправлял за решетку всех, не взирая на лица, от пьяного хулигана, избившего свою жену, до сына директора местного сельпо, изнасиловавшего несовершеннолетнюю одноклассницу.
За сына директора вступился сам начальник РОВД. Да и девица написала отказ. Дескать, всё свершилось по обоюдному согласию. Только в ответ участковый Шишкин подготовил постановление о возбуждении уголовного дела за заведомо ложный донос, и девица забрала свое отказное заявление обратно. В ответ на угрозы начальника РОВД Шишкин съездил в областное УВД, продемонстрировал материалы, сходил в партком. И чудо свершилось! В район приехала дисциплинарная комиссия, начальника РОВД с выговором отправили на пенсию, а Шишкин получил назначение оперуполномоченным в уголовный розыск областного УВД.
Служба в этом подразделении была далеко не сахар. Оперативный состав не задерживался. Только за три года из «старожилов» в розыске остались только начальник отдела и его два заместителя. Шишкин установил «рекорд» — он проработал 5 лет, получил должность старшего оперуполномоченного и ждал «майора». Помимо всего прочего он отличался невероятным оперативным чутьём, считался отличным психологом, что было немаловажно для оперработника-агентуриста. А ещё он отличался редкой принципиальностью и совершенно не брал ни подарков, ни взяток. Как-то раз даже потерпевший в знак благодарности не смог всучить ему бутылку коньяка.
Только вот дальше его идти учиться (на заочное, разумеется, кто ж результативного опера на дневное отпустит?), Красавин его никак не мог уговорить. А ведь без высшего образования майорское звание — потолок для оперработника. И выше старшего опера без вышки тоже не дадут…
— Разрешите? — Красавин приоткрыл дверь кабинета Воронцова.
— Заходите! — Воронцов вышел навстречу гостям, пожал руки, указал на стулья. — Присаживайтесь!
Сам он, разумеется, сел в своё кресло, больше напоминающее трон.
— Докладывайте!
Красавин дал знак Шишкину. Тот начал:
— Вчера в 00.15 во время моего дежурства в оперативно-следственной группе в дежурную часть УВД поступил вызов о противоправных действиях сотрудника милиции в поселке Химик. Вызов осуществлен Зубковым Владимиром по просьбе пенсионера полковника милиции в отставке Киселевой Марии Гавриловны.
— Ого! — восхитился Воронцов. — Мария Гавриловна Киселева? Бывший начальник ОББ УВД? Отдела борьбы с бандитизмом? Бабушка еще жива-здорова? Давно про неё ничего не слышно было…
— Так точно! — продолжил Шишкин. — Киселева жива-здорова, проживает в поселке Химик.
— Во время выезда в ходе проверки установлено, что участковый Заводского РОВД майор милиции Дубовицкий в ночное время пытался проникнуть в квартиру её несовершеннолетнего соседа без наличия каких-либо оснований.
— Киселева написала заявление о многочисленных злоупотреблениях участкового Дубовицкого, его противоправной связи с местной цыганской общиной и получения от них взяток…
— Недоказуемо, — сразу отрезал Воронцов. — Доказать получение взятки можно только при захвате с поличным! Продолжайте…
— Киселева, её соседи, а также несовершеннолетний указали на многочисленные случаи сокрытия Дубовицким конкретных преступлений, совершенных представителями цыганской общины. В частности, недавно двое цыган-подростков нанесли тяжкие телесные повреждения матери несовершеннолетнего, которая находится в реанимации больницы скорой медицинской помощи в крайне тяжелом состоянии.
— Ладно, не томи! — вдруг влез Красавин.
— Объектом посягательств Дубовицкого является несовершеннолетний Ковалев Антон Николаевич, который находился месяц назад на излечении в детском хирургическом травматологическом отделении Больницы скорой медицинской помощи.