Старшина лежал на тюфяке. В иной ситуации я бы подумал, что он спит. В лице ни кровинки, вот только чуть выше виска маленькая дырочка. Один небольшой осколок — и всё. А повернись он за мгновенье до взрыва, шагни влево, вправо, и был бы жив.
Общая картина понятна. Миссионерам удалось забросить несколько гранат в караулку, хотя я предупреждал, что за этим надо приглядывать. Одна или две скатились на второй этаж, в результате произошёл маленький Армагеддон. Результат: из защитников Приюта остались только я и Грызун.
Грызун на вид человечишко неприятный. Тощее лицо в мелких морщинах, глаза выпуклые, то ли алкаш, то ли нюхач. Но наверняка в завязке, иначе бы в артель не взяли.
Я склонился над телом Старшины. Жаль его, хороший мужик был. Но раз уж беда случилась, то ничего не поделаешь. А мне из всего этого выбираться, поэтому надо отбросить прочь предрассудки и воспользоваться образовавшимся наследством. Экипировка у погибшего старателя знатная. То, что со стороны выглядело как броник, на поверку оказалось разгрузочным жилетом для страйкбола с домашней доработкой. Арамидная ткань, керамические вставки. На уровне живота открытая пистолетная кобура, рукоять торчит наружу под левую руку. Выше три кармана под коробчатый магазин, с правой один большой — под планшет. Я взялся за пистолет, потянул. ПЛК[1]. Достаточно лёгкий, эргономичный и точный. Магазин на четырнадцать патронов, место под планку Пикатинни. Но самое главное — патрон тот же, что и для МП, а их у меня в заначке под мостом целая россыпь.
— Мародёрствуешь, — просипел Грызун, хотя ноток осуждения в голосе не прозвучало.
— Предлагаешь людоедам оставить? — не поворачивая головы, ответил я. — Или ты в одиночку отбиваться собрался?
— Почему в одиночку? А Прохор?
— Отвоевался Прохор. И дед тоже. Да и Клюква скоро к ним присоединится.
Жилет пришёлся впору. Сверху я надел плащ, повернулся, повёл плечами, не жмёт, не мешает. Примерился к кинжалу. Ни в какое сравнение с ножом брата Гудвина он не шёл, но всё же лучше, чем ничего. Я провернул его в пальцах, поменял хват, сделал несколько коротких пассов. Грызун присвистнул:
— Где такому научился?
— В школе для послушников.
— Покажешь пару приёмчиков?
— За периметром следи, а то вместо пары приёмчиков прилетит очередная пара гранат.
Я сунул кинжал за пояс брюк, потом найду ему более подходящее место. Открыл боковой подсумок: тактический фонарь, монокуляр, патроны россыпью, несколько пакетиков с синим порошком. Вытащил один и продемонстрировал Грызуну.
— Наркота вам зачем?
Грызун ощерился:
— Обезболивающее, — и облизнул губы. — Наивный ты, Дон. После нанограндов это самый ходовой товар на Территориях. Статы не везде спросом пользуются.
— Сколько такой пакетик стоит?
— Смотря где. В Загоне за дозу просят пятьдесят статов. В Квартирнике дешевле сотни не найдёшь. В конгломерации от трёхсот и выше. Я ребят знаю, которые с этого только и живут. Но если поймают с наркотой, сразу яма.
— Хочешь сказать, Загон наркоту в конгломерацию поставляет?
— И в конгломерацию, и в Прихожую. По всем Территориям. Нюхач — это чисто наша затея, загоновская. Слышал, мужик есть такой в Конторе — Тавроди? Он там один из главных.
На слух имя казалось знакомым. Где-то я его действительно слышал, причём не так давно, но ни с какими образами оно не вязалось. Может, потом вспомню.
— И что?
— Это он придумал нюхач, ещё до Разворота. Сотрудничал при городском институте лаборантом-химиком, ну и открыл секрет. Технология вроде бы известна всем, ничего сложного: выпариваешь соцветия крапивницы, сушишь, смешиваешь — и нюхай своё долгожданное счастье. А повторить никто не может. Вроде делают, как положено, в нос сшибает, слёзы градом, а кайфа с гулькин хрен, на двоечку с плюсом. И боль не снимает, так, притупляет чутка.
— И в чём секрет?
— Ну, если б я знал. Если формула выползет наружу, нюхач станет дешевле комплексного обеда.
— Часто нюхаешь?
Грызун хихикнул:
— А чё бы нет? Привыкание не больше, чем от алкашки, без ломок, без похмелья, только в мозгах что-то щёлкает и хочется снова и снова. Затягивает, сука… Но это побочное. Дашь пакетик? Старшина никогда не отказывал.
Врёт. Думаю, Старшина вообще не знал, что он развязался, а сейчас лапшу мне на уши вешает. Но плевать, мне с ним на сушку не идти. Выбраться бы только отсюда.
Возле стены заелозил ногами Клюква, захрипел и затих. Отмучился. Вот кому следовало сыпануть на понюшку, чтоб ушёл в мир иной в ярких красках.
— Ладно, давай так: выберемся, я тебе всё отдам.
— Договор, — расцвёл Грызун. — Теперь как-то жить надо. Артель тазом накрылась, считай, без сотрудничества остался. Жаль мужиков, классные были. Ты в мешке у Прохора не шарил? Там баночка должна быть заветная. Чуешь о чём я? Можем поделить.
Это он о баночке с нанограндами. С последней сушки они взяли почти семьдесят карат, и до этого в ней сколько-то плескалось. Хорошая сумма набежать может.
— Почему нет? Мы теперь с тобой равноправные партнёры. Всё наше, если выберемся.
Я спустился на второй этаж. Вещмешок Прохора валялся возле разбитой стойки. Внутри коробка с пищевыми брикетами, зубная паста, мыло, запасные фильтры для респираторов, скотч. Банки с нанограндами не было. Проверил под обломками, осмотрел труп Прохора, обхлопал карманы. Когда раздался взрыв, он держал банку в руке. Или уже не держал?
— Ищешь чего-то?
Я вздрогнул. Тётка Люба! Она сидела на стульчике у плиты и в темноте комнаты видеть меня не могла. Но слышала шаги.
— Да… вещь одну.
— Эту? — в её ладонях была зажата та самая банку.
— Эту.
— Ты же Дон, так? Тот новенький из артели. А Старшина где?
— Убит.
— Вот как. Словно сговорились. И дед мой тоже, и Ванюшка, — она всхлипнула и замотала головой. — Получается, одна я. И как теперь быть? Одной мне отсюда не выбраться.
— Отсюда никому не выбраться. Будем сидеть и ждать помощи. Утром обязательно кто-нибудь придёт. Услышат выстрелы, сообщат в Загон.
— Сколько вас?
— Двое. Я и Грызун.
— А их?
— Ну…
— Не дожить нам до утра, — она встряхнула банку. — Я тебе её отдам. На. А ты меня выведешь.
— Куда? Все выходы под прицелом. Ждать надо.
— Сидя здесь только смерти дождёмся. А Демидыч всё давно подготовил, как будто знал, что такое случится. Внизу ход есть под пирс. Там не глубоко. Доберёмся до лодок, уплывём к дальнему берегу. Я уже старая, сама не сумею, а ты подсобишь.
То, что Демидыч товарищ предусмотрительный, не удивительно, недаром он столько лет на одном месте просидеть умудрился. И тётка тоже не дура. Оставаться в Приюте, только бога за бороду дёргать. Миссионеры штурмовать здания умеют, вдвоём с Грызуном нам периметр не удержать. Ещё одна граната, и хана.
Я положил банку в вещмешок и поднялся в караулку. Грызун приложил палец к губам.
— Дон, там идёт кто-то.
— Кто?
— Хрен знает. Лица не разобрать.
Я выглянул из-за откоса. Человек в чёрном кожаном плаще двигался вдоль русла к плотине. Непонятно, мужчина, женщина.
— Сын мой, где ты, отзовись!
Примас. Меня передёрнуло. Рука потянулась к кобуре.
— Не молчи, Дон. Ты жив, я чувствую это.
Чувствует он… Я подмигнул Грызуну и чиркнул пальцем по горлу.
— Сдох он! — крикнул старатель. — Нехер было гранаты швырять. Придурок ты, Олово. И вся банда твоя — придурки!
Примас подошёл к насыпи.
— Дон, ты же слышишь меня. Чего ты испугался? Мы тебя любим, мы желаем тебе добра. Не оскорбляй наши чувства. Четверо братьев уже погибли. Хватит! Ты же не хочешь новых смертей.
— Я хочу только одной смерти — твоей! — не выдержал я. — Умри, примас, это и будет добром!
— Могу помочь! — выкрикнул Грызун.
Старатель вскинул автомат к плечу и выпустил полрожка по людоеду. Примас резко сместился вправо, и пули взрыхлили место, где он только что стоял.
— Шустрый, сука, — выругался Грызун. — Видал, какая чуйка? Покруче, чем у твари. Такого из одного ствола не завалишь.
— Сын мой, вернись в семью, — с грустью сказал примас, — мы ждём тебя.
— Хорошо, я подумаю. До утра, ладно?
— Думай, мы подождём.
Я метнулся к Клюкве, подобрал автомат. Ружьишко Демидыча мне больше не понадобится. Вытащил четыре магазина из разгрузки, рассовал по карманам. Следовало бы обшмонать всё, включая ранец, но времени не было. В добрую волю примаса верят только глупцы. Ждать он не станет, нападёт. Нужно торопиться.
— Грызун, давай за мной.
— Куда?
— Уходим. Нечего здесь больше делать.
— Куда уходим? Высунемся, сразу пристрелят.
— Не боись, есть лазейка.
Мы спустились в трактир. Тётка Люба держалась за обломок стойки, пытаясь на ощупь пробраться к спуску на первый этаж. Грызун взял её под локоть.
— Мать, жива что ли?
— Жива… Вы уж, ребятки, пособите мне, а я за вас отмолюсь.
На первом этаже темнота была ещё плотнее. Я едва различал контуры пристроенных к стене нар. Настоящая гостиница. Приют предлагал старателям полноценный отдых, и, судя по количеству спальных мест, пользовался устойчивым спросом.
— Тут западня у стены, — тётка Люба повела незряче руками. — Койку отодвинь.
Я ухватился за край настила и сдвинул нары в сторону. Опустился на корточки, провёл ладонями по полу, нащупал кольцо, потянул. Люк давно не открывали, если вообще открывали когда-либо. Посыпался мусор, всплеснулась вода. Я застыл на минуту, прислушиваясь к звукам. Ничего настораживающего. Опёрся о края лаза и медленно опустился в воду.
Глубина оказалась чуть выше колен, над головой завис деревянный настил пирса. Я помог спуститься тётке Любе. Оказавшись в воде, женщина охнула и закусила губу. За ней спустился Грызун.
— Ребятушки, спасибо вам, — зашептала тётка, — век не забуду. Давайте уж к лодке быстрее…
— В лодку нельзя, заметят, — прошипел старатель. — Надо вдоль насыпи до берега, а там в лесок. Тогда точно уйдём.