— Шесть штук. А их всё равно больше десятка.
— Падла ты, падла! — завопил Трезуб. — Кончу тебя, квартирант!
Звездун усмехнулся:
— Давай, поторопись, пока я тебе кончалку не отстрелил, — и повернулся ко мне. — А ведь действительно кончит, начальник. Не удержу я их один. Скоро с Юшкой обниматься будем. Интересно, её на том свете умыли? Очень хочется посмотреть на неё умытую.
Он шутил, держался бодренько, но страх всё же проскакивал во взгляде и в подрагивающих нотках голоса. И тем не менее я смотрел на него с уважением. Я едва не порешил его в высотке, и сейчас он мог отойти в сторону и позволить Трезубу порезать меня на куски. Но не отошёл.
— Планшет дай.
— Планшет? Планшет. Где же… А, вот. Держи. Зачем он тебе?
— Письма писать люблю.
Я быстро набросал сообщение:
Алиса, это снова я. С планшета Звездуна. На всякий случай сообщаю, что ты заказала латте. Кстати, если достанешь настоящий кофе, то сварю тебе настоящий кофе. Я же бариста.
Что произошло?
Гоголь сдал меня Трезубу. Похоже, это он сливал нас всю дорогу. Не ожидал от него. Хуже Ковтуна получается. Тот отправил меня в яму, а этот, классик недоделанный… Короче, зайцы нас обложили, сколько продержимся, хз.
Ясно. Минуту подожди, решу вопрос.
Прошло минут пятнадцать. За это время зайцы ничего не предпринимали, только под конец зашевелились.
Дон, Трезуб жаждет твоей крови. Я пыталась его уговорить, найти альтернативу…
Ты пыталась его уговорить?
Я курирую не только тебя, их тоже. А ты… Ты опять решил, что я тебя сдаю? Нет, Дон, я не сдавала тебя!
Какая нервная реакция. Не сдавала. Может и не сдавала. Да ладно, конечно, не сдавала.
Всё хорошо, Алиса, я тебе верю. Чего он хочет?
Убить тебя, причём, самым жестоким способом. Он описал некоторые из них. Жуть. Я предлагала ему деньги, статус, наркоту. Бесполезно. Он настроен решительно. Прислать штурмовиков для эвакуации не могу. Здесь коптеры, они всё снимают, Мозгоклюй от такой картинки не откажется. А если приказать, он обязательно стуканёт в Контору. Тавроди. Я не знаю, как тебя вытащить.
Даже сквозь экран я увидел, как глаза её наполняются слезами. Жаль, что не могу видеть этого воочию.
Не плачь, девчонка, проедет и по твоей дороге свадебный поезд. Спасибо тебе за всё. Знаешь, даже если бы ты могла вытащить меня, это не поможет. Во мне четыре пули, я по-любому долго не вытяну. Я и жил только за счёт оживителя, но его упёр Гоголь. В общем, спасибо ещё раз. Прощай.
Я отключил чат, подмигнул Звездуну. Тот всё понял без слов.
— Я залягу у входа, — сухо сообщил квартирант. — Сколько продержусь, столько продержусь, а там… Знаешь, Дон, я потому за тебя вписался, что ты поверил мне и поручился перед Гнеем. Никто не хотел, а ты поручился, — он мотнул головой и проговорил, словно убеждая себя. — Ни о чём не жалею.
Он ушёл к выходу, лязгнул затвор. Сколько бы патронов у него не оставалось, он все их потратит на зайцев, а я… Я осмотрелся, увидел обломок кирпича, схватил. Если повезёт, хотя бы одному разобью голову. Ну, давайте, суки, жду вас.
Переть в атаку сразу зайцы не решились. Для этого кому-то надо было пойти первым и, соответственно, умереть. Да и второму тоже, а возможно и третьему. Звездун стрелял хорошо. Желающих подставляться под пулю не нашлось. Но и сидеть на месте нельзя, часики на бомбах тикают. Думаю, дождутся темноты, тогда уж и разберутся с нами, а потом ноги в руки и до ворот. Большую хорошо вооружённую группу твари не тронут, так что до утра успеют. А у нас есть пара часов подышать и повспоминать прошлое. Перед смертью, говорят, хорошо вспоминается.
Но в голову не лезло ничего. Пустота. Лицо Данары, такое близкое и родное, подёрнулось дымкой. Черты стали размытыми, словно по ним прошёл дождь. А вот Кира как будто стояла передо мной — милая, смешная. Огромные глаза, маленький носик… Хулиганистый ласковый котёнок. Стоит ей набедокурить — взгляд становится серьёзный и удивлённый: нет, папа, это не я. Мама ввела тебя в заблуждение. Да и вообще, пойду-ка я приберусь в комнате. А может тебе яичницу приготовить? Я умею…
Прогудел проходящий поезд. Судя по времени, сборщики крапивницы возвращаются домой. Железная дорога проходит отсюда в километре, и здесь же полустанок, от которого к Депо и дальше на Северный пост тянулась отдельная ветка. Перед полустанком поезда всегда сбавляют скорость и подают сигнал. Это служит предупреждением тем, кто намеревается вернуться в Загон: поторопитесь. Но сегодня возвращаться некому, потому что шоу, пассажиров нет, а мы на этот поезд не успеем.
— Дон! — окликнул меня от дверей Звездун.
— Да?
— Что-то происходит.
— Что?
— Не знаю. Но зайцы встревожились.
— Может, твари? Большая стая, решила попытать удачу.
— Не, вряд ли. Если только ревун.
Ревун? Это интересно. Коптич рассказывал, что именно в этих краях тот устроил резню загоновским старателям, и надо сказать, у него неплохо получилось. Решил повторить успех?
Я отбросил кирпич и превозмогая боль и слабость пополз к выходу. Звездун подхватил меня под мышки, помог добраться до двери. В открытом проёме я увидел кусок улицы. Справа заросший золотарником газон, слева барак, за ним знакомый тополь и изрешечённый пулями киоск. Картинка так себе, не мирная. Зайцев не было, то ли попрятались, заслуженно опасаясь винтовки Звездуна, то ли их действительно что-то встревожило.
А потом… Потом я почувствовал — ужас. Тот самый, из катакомб. Он накатился волной, прошёл по телу мурашками и забился в висках нервным тиком. Меня затрясло. Вроде бы бояться нечего, смерть уже стоит на пороге в образе Трезуба и его выводка. Но это было что-то иное, что-то хуже смерти.
Если именно так чуйка срабатывает на присутствие ревуна, то получается, в катакомбах за мной гнался он. И не догнал.
Или позволил убежать?
Я чувствовал его совсем рядом, за плечом, и вроде он коснулся меня, на плаще остались отметины его когтей. Но он позволил мне уйти. Почему?
Я чего-то не понимаю? Вот и сейчас он рядом, я ощущаю его присутствие…
Звездун ничего такого не чувствовал. Наползающий ужас предназначался только мне и никому больше. Квартирант держал винтовку у плеча, осматривая улицу через оптику, и хмурился.
— Разбежались что ли? — выговаривал вслух он свои мысли. — Зайцы, зайцы. Волка унюхали?
За бараками раздалась дробь выстрелов, частая-частая. Надрывные крики, треск. Минута — и всё стихло. Звездун напрягся. Лицо побелело, скулы стали синими, из прокушенной губы на подбородок стекала кровь.
— … как они… кричали… Слышал?
Несколько минут мы ждали продолжения концерта, но ни стрельба, ни крики больше не повторились. Я увидел коптер, он словно в панике летел в сторону Депо. Что такого он мог увидеть?
До самой темноты я думал, что ужас придёт за мной. Придёт и уничтожит. Напрасно. Расправившись с зайцами, он исчез. Звездун порывался сходить во двор и посмотреть, что же такого там произошло. Я не пустил, побоялся остаться один. Казалось, что если рядом кто-то будет, меня никто не тронет.
Уже в темноте мелькнул свет фар, заурчал двигатель броневика. Он остановился рядом с тополем. В подвал спустились Гном и Твист. Вкололи четверть дозы, дали нюхнуть порошку. Наногранды и нюхач — убойная смесь, исчезли все чувства кроме бесконечной скуки. Я закрыл глаза и подумал: да чтоб оно всё…
[1] Владимир Высоцкий.
Глава 9
Меня поместили в отдельную комнатку в подземной части Центра безопасности. Несколько вполне себе нормальных кроватей — не нар — тумбочка, ромашки в вазе, коврик на полу. В сравнении с жилым блоком — сказка. Периодически заходила сотрудница медотдела, щупала лоб, осматривала раны, пыталась подсунуть под меня утку, от чего я категорически отказывался и справлялся с естественными надобностями собственными силами. Дважды заходила Алиса. Первый раз, когда меня только что доставили. Она примостилась с краешка кровати и что-то говорила. Я не понимал что, уши словно ватой заложило. Я лишь видел, как шевелятся её губы, как вздёргиваются брови, как играет румянец на щеках. Она была однозначно рада видеть меня живым, и эта радость наполняла меня самого радостью. Радость, которая вызывает радость. От этой мысли я заржал. Вот же дебил! Алиса встала и ушла. Наверное, обиделась.
Во второй раз она пришла через два дня, когда я уже более-менее адекватно воспринимал окружающую обстановку. Я извинился за свой дурацкий смех, на что Алиса отмахнулась и сказала, что человек под двойным воздействием нанограндов и нюхача ещё и не такое вытворяет, потом отстучала сообщение на планшете, и несколько минут спустя в палату вошёл Мёрзлый.
— Бодрячком? — кивнул он. — Молодец, быстро оклемался. Поговорим?
— А есть варианты?
Мёрзлый улыбнулся. Твою ж мать, как я ненавижу эту улыбку. Обязательно так делать при встречах со мной?
— Не меняешься, это хорошо. Ну-ка, друг мой, поведай мне о рейдерах. Как, говоришь, старшего звали?
— Тот, что был за переводчика, называл его Спек. Лицо скуластое, почти квадратное, усики под Гитлера. Среднего роста, крепкий. Говорит на баварском диалекте. Чем-то напоминает тебя, такой же неприятный. И ребятки с ним наподобие твоего Твиста: гаденькие, наглые, с садистскими наклонностями.
Моё последнее замечание Мёрзлый пропустил мимо ушей.
— Да, это Спек. О чём они говорили?
— При мне ни о чём. Переводчик задал стандартные вопросы: кто, откуда. Потом этот немец велел нас кончать.
Мёрзлый потеребил меня взглядом. Я говорил правду, придраться было не к чему, но такой правды ему было мало. Нужно было за что-то зацепиться, и он дал мне информацию к размышлению.
— Спек большой человек в Прихожей, ради того, чтобы грохнуть пару шоуменов он в нашу обитель забираться не станет. Должен быть повод. Что сам об этом думаешь?
Я минуту помолчал.
— Встретиться с кем-то хотел. С кем-то из наших, из конторских. Только шоу все планы им поломало. Вспугнуло.