Где-то в глубине подвала заскрипели дверные петли, под потолком вспыхнула лампочка, и в наш маленький затхлый мирок ворвалась кодла дикарей. Наверняка, те самый, что врывались вчера на станцию. На меня тут же наставили несколько ружей, и бородатый мужик заорал, тыча мне в висок двуствольным обрезом:
— Закрыл глаза, сука! Закрыл! Закрыл! Закрыл! Не смотри на меня! Не смотри! Голову вниз!
— Так закрыть или не смотреть?
— Не смотреть!
Его колотило, аж зубы тарантеллу выплясывали, поэтому я послушно опустил голову. Пол часика не хватило кандалы снять.
На голову накинули тряпку, обмотали скотчем.
— Больше мотай!
А это уже Василиса. Не удержалась бабка, прикатила на встречу, проконтролировать, всё ли правильно делают.
— Да и так хватит… — а это пшек.
— Не хватит! Видел бы ты, что он с Хомутом и Вагулом сотворил. Я же предупреждала, он проводник. Проводник! Уразумел? Он в людей вселяется и их руками дерётся!
— Да помню я, — хмыкнул пшек, однако доверия в голосе не слышалось. Боб не мог не знать, кто такие проводники и что они способны разные фокусы показывать. Но всему существует предел, и россказням Василисы он не верил. Я бы тоже не поверил, если б сам подобное не вытворял.
— Проводник, да? — голос пшека звучал возле самого уха. — Знаешь, мне всё равно, кто ты, пан Спек разберётся, в этом он мастер, и определит тебя, куда потребуется. Но по долгам платить нужно, согласен?
Руку от запястья до плеча пронзила внезапная резкая боль. От неожиданности я закричал. Поганый пшек вогнал мне под ноготь иглу. И тут же вторую.
— Гни-и-и-да-а-а-а…
— А ты тоже не такой уж крепкий, хотя тоже думал, что Рембо, так? А ты не Рембо, не. Ты шлак!
В данную минуту мне было похер, кто я есть на самом деле. Рембо, д’Артаньян, царь Соломон, Навуходоносор. Боль пульсирующими токами перетекала в мозг и выжирала его крупными кусками. Сука этот пшек. Какая же он сука!
— Отвали от него, прихожанин, — вступилась за меня Василиса. — Выплати сначала, что полагается, потом хоть на куски режь.
Ан нет, не вступилась, просто защищала свои инвестиции.
Ножные кандалы с меня сняли и вывели на улицу. Меня одного или Алису тоже? Воздух стал свежее. Ткнули кулаком в бок.
— Двигай шибче. Не на руках же тебя тащить.
— Сняли бы повязку, не вижу ничего.
— Не страшно. Спотыкнёшься, мы тебя подымем.
— Куда идти-то?
— Прямо шагай, не ошибёшься.
Пошагал.
Боль в пальцах продолжала пульсировать. Но меня беспокоила не столько она, сколько лишний расход нанограндов, а портсигар с заветными шприцами изъяли, я снова голый и безоружный. Но не беззащитный. Василиса понимала это лучше, чем кто либо другой из местной компании. За нами она не пошла, но потребовала в который уже раз, чтоб с меня глаз не спускали.
Послышался приближающийся грохот паровой мельницы, не доходя, свернули налево, плечом ударился о косяк. Похоже, привели туда же, откуда забрали, — на станцию. Рядом пискнула Алиса. Значит, и её тоже. А пискнула, чтобы дать мне знак, что она тут. Молодец девчонка, сообразительная.
Сопровождающий толкнул меня на мешки с мукой.
— Сидите здесь покудова.
— По нужде бы, начальник, — попросился я. Спросил больше для проформы, определиться, чего ждать. Сопровождающий выболтал всю повестку предстоящего дня.
— В штаны ссы, обсохнешь до Загону.
Стало быть, ждём поезд на Загон.
Алиса подсела ко мне, коснулась локтем, показывая, я здесь.
— Связана? — шепнул я.
— Скотчем запястья обмотали. Если что, размотаюсь, не вопрос.
— Много их?
— Шесть. С ружьями. Один у дверей, двое на нарах, трое за столом. Дон, ты с закрытыми глазами кого-нибудь под контроль взять можешь?
— Конечно, могу, только не знаю как. Дай пару недель разобраться.
— Опять хохмишь?
— Как спрашиваешь, так и отвечаю.
— Не болтать! — прикрикнули от стола. — А ну расселись живо!
Алиса послушно отодвинулась в сторону, но недалеко. Я продолжал чувствовать её присутствие. И её спокойствие.
Охранники выглядели в моём восприятии тёмными пятнами, готовыми в любой момент собраться и нанести урон. Всё как обычно. Интуиции указывала — это враги. Но их было не шесть. Семь. Алиса сосчитала не правильно. Их семь. Нет. Восемь. Ещё двое чуть сзади и левее. Погоди. Позади меня только перрон, рельсы и пустошь, а все охранники здесь, в помещении станции.
Кто тогда там?
Восприятие продолжало подсчитывать врагов. Девять, десять. Ещё трое…
Я мысленно представил расположение построек: станция, водонапорная башня, метров за пятьдесят дальше прямоугольные коробки жилых домов — и наложил на них отметки новых противников. Они брали станцию в кольцо. Четверо направились вдоль рельс к мельнице, не меньше десятка выдвинулись к посёлку. Двое замерли у входа.
Я чуть склонился к Алисе.
— Сейчас что-то будет.
— Что?
— Не знаю. Вокруг чужие. Но не радуйся, нам они тоже не друзья.
Алиса нащупала мою руку, сжала. То ли испугалась, то ли пытается поддержать, но её прикосновение неожиданно сделало меня более восприимчивым к окружающей обстановке. Я увидел, как со стороны пустоши возникло и придвинулось ещё не менее двадцати пятен, все пульсирующие, враждебные. Тряпка на голове промокла, с подбородка закапал пот. Один из охранников заметил это, хмыкнул:
— Глянь, мужики, проводник-то как взмок. Не иначе захлебнётся сейчас. Эй, ты чё взопрел-то? Приснилось не иначе что?
— Может, распеленать его? — предложили от дверей. — Ежели с им что случится, так нас не приголубят.
— Бородач, Василисе сообсчи, пусь у её голова болит.
Я молчал. За стенами станционного помещения готовилось нападение, нападавших минимум четыре десятка, а то и больше. Кто они? Однозначно не загонщики и не прихожане. Возможно, рейдеры или конгломераты. Стычки на границе происходили регулярно, мелкие группы тасовались вдоль по дорогам, иногда объединялись в большие группы и большими дружными коллективами нападали на поселения. Только эта группа ну очень большая и почти все под дозой…
— Миссионеры, — шепнул я, и пот закапал обильней.
Миссионеры — значит, за мной. Олово обещал, что не оставит меня вниманием, а свои обещания он выполняет. Мне стало страшно, по телу пробежали мурашки. Олово не тварь, которую можно либо завалить, либо напугать, с ним такая фигня не прокатит. Дважды мне удавалось сбежать от него и один раз спрятаться за спиной Мёрзлого. Сейчас не убежишь, не спрячешься, и если его люди войдут на станцию, мне реально край.
— Мужики, — прохрипел я, — там за стеной миссионеры.
Охране потребовалось несколько секунд, чтобы впитать в себя информацию и переварить. Тугодумы херовы.
— Чё он городит, Бородач? — наконец отозвались с нар. — Какие миссионеры?
— Обыкновенные, — выплеснул я со злостью, — те, что под Оловом! Они уже здесь, у дверей. Если войдут, всем равно достанется.
Я приготовился произнести несколько крепких фраз, чтобы охрана поверила и зашевелилась, но не потребовалось. Загремел перевёрнутый стол, к нему добавились нары, мешки с мукой. Долго не рассусоливая, дикари соорудили баррикаду напротив входа и сели за ней. Позиция так себе. Учитывая, что любимая забава миссионеров это закидывание противника гранатами, баррикада продержится от силы минуту.
Олово чувствовал меня, как и я его. В моём восприятии он виделся не просто пятном, а кляксой, и эта клякса сейчас двигалась по платформе. Если миссионеры выломают дверь, то даже гранат не потребуется, его одного хватит, чтобы перебить охрану.
— Мужики, развяжите.
Никто не шелохнулся.
— Мужики, Олово здесь, вы с ним не справитесь. Я, наверное, тоже не справлюсь, но со мной у вас хотя бы шанс будет.
Снова тишина.
— Ему нужен только я, но живой и невредимый. Пока я связан, их ничто не сдерживает. Олово в лёгкую перебьёт вас, за один заход. Вы даже понять не успеете, что сдохли. А если почувствует, что я свободен, начнёт осторожничать. Потянем время, пока Василиса подмогу пришлёт. Ну⁈
— А ты не сбежишь?
— Сбегу. Но тогда вы станете ему не интересны.
— Нас Василиса наизнанку вывернет.
— Это ещё вилами по воде писано. А не согласитесь, сто пудов волосами внутрь ходить будете. Выбирайте.
Выбирали они ровно пять секунд, потом, мешая друг другу, ринулись снимать с меня кандалы, содрали тряпку.
В дверь осторожно поскреблись, и голос вкрадчивый и до безумия ненавистный проговорил:
— Сынок, ты здесь?
— Здесь, здесь, где ещё-то? — выкрикнул я, растирая запястья. — Слышь, примас, ты бы не торопился заходить. Тут местная братва чересчур нервная, ствол мне к башке приставила. Если кто войдёт без разрешения, так они курок спустят, и я без мозгов останусь. Нужен я тебе без мозгов?
Бородач хлопнул себя по бедру.
— Точно, можно ж так было…
Додумать мысль и попытаться привести её в исполнение я ему не дал. Вырвал из рук обрез, сунул стволы под подбородок. Он сглотнул.
— Это… как тебя… проводник… Мы так не договаривались.
Дикари резко перенацелили ружья на меня.
— Слушай сюда, дебил бородатый. Вы мне нахер не сдались, отстреливать вас я не намерен. Но если ты в мою сторону хотя бы дыхнёшь, я всех вас свинцом нашпигую. Понятно объяснил? А вы, стадо баранов, дверь под прицелом держите!
Ружья вновь перенацелились на дверной проём.
— А ты Василисе сообщение отстучи, дескать, миссионеры пожаловали. И патроны давай.
Бородач протянул мне горсть патронов двенадцатого калибра, я сунул их в карман плаща.
— И всё? Чтоб тебя так бабы любили. У кого ещё патроны есть? Делитесь.
С патронами у дикарей оказалось хуже, чем у язычника с бородавками. Хромает у них обслуживание. Ни арсенала, ни чёрного рынка вроде нашей Петлюровки.
Кое-как собрав оброк, я присел у баррикады. Примас по-прежнему стоял у дверей, было слышно, как он пыхтит в замочную скважину. Войти не решался, поверил моей угрозе. Чем дольше он колеблется, тем выше шанс дождаться Василису с группой поддержки. Бородач отправил ей по планшету телеграмму со всеми подробностями, через минуту пришло подтверждение о получении.