Для Олова это плохой знак, впрочем, для нас с Алисой тоже. Уйти нам Василиса не позволит. Сорок процентов от двух с половиной лямов это более чем веский аргумент не в нашу пользу, поэтому тему с побегом надо решать быстро. Я вопросительно глянул на девчонку, она пожала плечами. Ну конечно, кто из нас мужчина и защитник.
— Олово, ты ещё здесь?
— Здесь, сынок. Не бойся, я не позволю причинить тебе вред.
— Ну да, сам причинить хочешь.
Примас блаженно вздохнул.
— Это вынужденная необходимость. Чувствуешь, как ты возбуждён? Это говорит в тебе суета. Грех блуда! Поверь, едва ты отбросишь то, за что так крепко держишься, на душе станет спокойнее. Намного спокойнее. И тогда ты начнёшь приносить пользу миссии.
— Непременно! Только для затравки себя, сука, кастрируй, потом поговорим о пользе.
— Что ж ты так за них держишься?
— Привык. Нравятся они мне. Я, можно сказать, люблю их. Ладно, хватит о прискорбном. Сейчас сюда примчится Василиса со всей своей кодлой дикарей, а может ещё кто подкатит, так что подумай, не пора ли сваливать?
Алиса всё это время прикрывала рот ладошкой, едва сдерживая смех. Мне, честно говоря, смеяться совсем не хотелось, речь всё-таки о моём естестве шла.
— Кто там рядом с тобой посмеивается? Алиса, девочка, ты?
— Я, дядька Олово, — давясь смехом, ответила Алиса.
— У тебя всё хорошо? Если эти невежды посмели тебя тронуть…
— У меня всё хорошо, дядька Олово, спасибо. Нам нужно выбраться отсюда. Пропустишь нас?
По ту сторону двери возникло молчание.
— Девочка моя…
— Я понимаю, — перебила его Алиса, — Дон тебе нужен. Но мне он нужен тоже. Уступи. Ты найдёшь себе других послушников, а этого оставь мне. Я знаю, кто он, я знаю, что он может. Ты знаешь, что могу я. Уступи.
Со стороны посёлка заработал пулемёт. Он выпустил длинную очередь по станции, пули застучали по стене, посыпалась штукатурка. Справа рванула граната, вся линия между водонапорной башней и мельницей отозвалась стрелковой перебранкой, не такой густой, как в Полыннике, но от того не менее смертельной. Я слышал калаш, ружья. Пулемёт продолжал поливать станцию, как будто в ней сосредоточилось главное зло всех Территорий. Такой бой не может продолжаться долго. Две-три минуты…
И всё стихло.
— Если он когда-нибудь оставит тебя…
— Тогда он будет твой.
— Уходите.
Алиса смотрела на меня победителем.
— Понял, как надо вести переговоры?
Я не стал хвалить её, не время, выскочил из-за баррикады, распахнул дверь. Олово стоял на пороге. Мерзкий поганый старикашка. Удавил бы. Он чувствовал моё желание, но в ответ излучал лишь доброту. Лицемерная тварь. За ним стоял Андрес, увидев меня, улыбнулся как старому приятелю. Слева, словно рестлер перед атакой, застыла Урса. Глаза сужены, зубы в оскале. Эта никоим образом не скрывала своей ненависти.
Я схватил Алису за руку и рванул через рельсы в пустошь. Стрельба у посёлка разыгралась вновь и начала медленно смещаться вдоль железнодорожной насыпи к северу. Миссионеры утратили свою цель, продолжать бой, терять людей им ни к чему. У нас осталось минут двадцать, чтобы свалить подальше. Каких либо планов на очередное будущее у меня не было, в голове крутилось только понимание того, что далеко от поля отходить нельзя. Воды нет, горло потрескалось от обезвоживания, так что крапивница единственный источник влаги в округе, если не считать водонапорную башню на станции, но туда нам путь заказан. Значит, забираться глубоко в пустошь нельзя, надо двигаться вдоль полотна к Загону, успокоиться, прийти в себя и принять решение о дальнейших действиях.
Мы отдалились от станции шагов на сто, Алиса дёрнула меня, остановилась и присела на корточки.
— Ты чего? — задышал я. — Нельзя останавливаться, Василиса облаву устроит.
Алиса махнула рукой.
— Садись. Ничего она не устроит, не до этого ей. Да и людей у неё не хватит, всю пустошь с десятком бойцов не прочешешь. Садись, говорю!
Я сел. Глубоко вдохнул, выдохнул. Кровь перестала бурлить, но тут же дала знать о себе жажда, запульсировали болью пальцы. Я осторожно сжал их в кулак, словно это могло принести облегчение, и спросил:
— Дальше что?
— Продолжаем сидеть, ждать ночи.
— Я пить хочу.
— Терпи.
— Я со вчерашнего вечера не пил, у меня в глотке пустыня. Я нервничаю!
Алиса протянула мятый лист крапивницы. Я схватил его, как голодный кусок хлеба, и целиком запихал в рот. Начал жевать, впитывая в себя каждую каплю живительного сока. Одного листа мало, ещё бы один, но даже он придал бодрости.
— Чего ждём? — облизнул я губы. — В смысле, понятно, что темноты, но на кой?
— Вернёмся на дачу.
Час от часу не легче. Едва выбрались, она опять туда лезет.
— Боюсь повториться, но всё же повторюсь: а на кой?
Алиса смела с земли мелкие камешки и села, скрестив ноги по-турецки. Её любимая поза.
— У Василисы остался планшет Гвоздя. Надо забрать.
— Ах да, как я мог забыть, там же суперважная информация, нам без неё никуда. Прости, туплю чё-то сегодня.
— Она действительно важная, — не обращая внимания на мой тон, кивнула Алиса. — Я кое-что обнаружила. Гвоздь пытался наладить производство нюхача. Настоящего нюхача, а не той подделки, которую выпаривают в Прихожей и конгломерации.
Это уже было интересно. Я на минутку забыл, что по-прежнему хочу пить.
— Слышал об этом. Говорили, что настоящий нюхач производят только в Загоне, у остальных стиральный порошок получается.
— Именно. Гвоздь нашёл выход на лабораторию по производству нюхача. Это не может быть простой фасовщик, здесь кто-то из тех, кто имеет отношение к смешиванию компонентов, фармацевт или провизор.
— Что нам это даёт?
— Ну как же, Дон, ты университет заканчивал, тебе должны были объяснить правила построения логических цепочек. Если в Конторе узнают, что кто-то за их спиной пытался передать формулу нюхача в чужие руки… Я даже представить не смею, что с ним сделают. И не только с ним. За этим человеком наверняка стоит другой человек, за тем ещё один и ещё. Потянем за ниточку, вытянем всю шпульку.
— А наказание для виновных наказание будет суровым, одной ямой не отделаются, факт. Из них без всякой трансформации кровь выкачают, причём через такие места, которые я вслух произнести стесняюсь.
— Поэтому они сделают что угодно, лишь бы информация не вышла за пределы планшета. Всё, что мы попросим.
— О, я бы многое попросил.
— Наша задача освободить отца, поэтому все свои желания запрячь в дальний чуланчик.
Я промолчал. Собственно, у меня только одно желание: чтобы Алиса стала чуточку добрее. Чтобы из взгляда исчезла надменность, а вместо холода закралась теплота. Капелька! Я понимаю, положенка шлаку не товарищ. Но ведь было же один раз, пусть даже ощущения после того раза остались, будто она стресс снимала, а я просто под руку попался — но всё равно было же!
Я сместился вправо, где тень от кустов ложилась на землю гуще. Стрельба утихла, солнце сдвигалось на запад. От станции донеслись крики: за что!.. Похоже, Василиса вразумляла отпустивших нас охранников. Мехом внутрь она их не завернёт, ни к чему ей это, но крови попьёт изрядно.
Глава 6
Часа через два подъехал состав, остановился, окутав перрон паром. Я насчитал двенадцать вагонов, все с углём. Залили воду в котёл, поехали дальше. Потом снова пустынное затишье, лишь изредка поскрипывал, поворачиваясь под редкими порывами ветра, флюгер на крыше станции, да капала вода из колонки. Падение каждой капли я провожал зубовным скрежетом: вода… вода… вода… вода… Алиса за всё время так и не сменила позы, сидела, скрестив ноги, с закрытыми глазами, словно медитируя. Мне бы её терпение и выдержку.
Ещё через час из посёлка прибежали детишки. Открыли кран, встали под струю, начали плескаться. Смех, крики, журчание воды. Опять вода! Да чтоб вы все… Я закрыл уши, но звуки просачивались сквозь пальцы… Пальцы! Я вдруг осознал, что они больше не болят, наногранды справились с ранами. Я поднёс кончики к глазам. Исчезли даже дырки, оставленные иглами.
Снова загудели рельсы, послышался паровозный гудок. Подходил очередной состав, только на этот раз со стороны Загона. Встречать его вышла сама Василиса. Я приподнялся над кустами и видел, как она стоит на перроне, скрестив руки внизу живота, и, кажется, была не очень рада.
Показался состав. Паровоз толкал перед собой вагон и открытую платформу, по центру которой была установлена спаренная зенитка. Позади тянулись ещё два вагона и вторая платформа с зениткой. Вся конструкция была укрыта металлическими листами, оставалось только несколько длинных узких щелей. Я шепнул:
— Алиса, смотри.
Девчонка резко открыла глаза. Радужка чернотой расползлась по всему яблоку, и только красный зрачок, съёжившийся до размеров макового зёрнышка, пульсировал яркими ровными вспышками. Я рефлекторно одёрнулся, по загривку волной прокатился холод, рука потянулась к рукояти пистолета, которого не было. И может быть, хорошо, что не было.
Алиса моргнула, взгляд стал прежним, словно сдавленный лёд. Реакция моя от неё не ускользнула, рот сжался в недовольную гримасу.
— Чего смотришь?
Я всё ещё чувствовал холод на затылке, хотя интуиция молчала, не предвещая ничего опасного.
— Это было… что?
— Дефект глазного яблока. Болею я. Какое вообще твоё дело?
Алисе неприятно было говорить об этом, ни одна девушка не хочет говорить о своих недостатках, и я не стал развивать тему, просто кивнул в сторону станции.
— Паровоз странный приехал.
Алиса приподнялась.
— Блиндированный поезд. У Конторы таких два. Один курсирует между Загоном и Золотой зоной, второй используют для поездок по Территориям. Этот за нами прислали.
Тогда это вполне объясняет понурый вид Василисы. Вставят ей сейчас по полной программе за то, что упустила пленников.
Состав целиком перекрыл станцию, и как там вставляли Василисе, посмотреть не довелось. Машинист выпустил пар, задняя зенитка крутанулась, перенацеливая стволы на пустошь, первая наоборот навелась на уходящую вдаль линию рельсов. Повезло миссионерам, что поезд пришёл так поздно.