Гук нагнулся, засекая время по счётчику на браслете, и кивнул:
— Полчаса пошли.
— А не проще сразу к универсаму рвануть? — спросил я. — Втроём мы точно пройдём, даже с одним ружьишком.
— Не проще. Контора не допустит, не забывай про неё. От нас ждут определённых действий, и если мы начнём выходить за рамки ожидаемого, это вызовет вопросы. Поэтому вести себя нужно предсказуемо. Доступно объяснил?
— Ну, вы с Гуком стратеги, вам виднее, а я так, погулять вышел. Как скажете, так и сделаю.
— Вот и договорились. Ступай за мной. Камеры не забудьте включить, пусть зритель насладится картинкой.
Дом, где засели твари, пришлось обходить по крутой дуге. Мы чувствовали их, они чувствовали нас. Из темноты подъезда высунулось нечто белёсое, похожее на переднюю лапу, и тут же одёрнулось назад. Однозначно подражатель, не ошибся Мёрзлый. Выходить на улицу тварь не решилась, слишком большое расстояние, но глаза из темноты горели, отслеживая каждый наш шаг.
Подобравшись к бассейну, мы присели за деревьями. До притвора оставалось метров тридцать — один хороший бросок. Входная дверь закрыта, четыре окна заделаны фанерой, в одной узкая щель. Мёрзлый указал на неё.
— Глазок видишь? Когда Гук подаст голос, постовой отвлечётся…
По другую сторону бассейна грохнул выстрел, и следом затарахтел ППШ. Мёрзлый подхватился, рванул к притвору, я за ним. К двери подбежали одновременно. Я потянул ручку на себя — закрыто. Ну ещё бы, кто оставит дверь открытой, когда ждёт незваных гостей. Мёрзлый достал из-за пазухи тесак, сунул лезвие между косяком и дверным полотном, надавил. Щёлкнул отошедший ригель.
Гук снова выстрелил. За дверью раздался приглушённый бас:
— Они справа заходят. Порох, оставайся, а ты за мной.
Послышались удаляющиеся шаги, скрип. Мёрзлый выждал минуту, потом приоткрыл дверь и первым скользнул внутрь.
Мы очутились в небольшом фойе. На полу мусор, у стены сломанные стулья. Налево уходил коридор. Мёрзлый приложил палец к губам и постучал по уху: слушай. Я прислушался. Где-то совсем рядом прерывисто дышали, буквально в нескольких метрах за поворотом. Осторожно, чтобы ни на что не наступить, я подошёл к углу и снова прислушался. Так и есть, шагов десять, не дальше, стоял человек. Мёрзлый шепнул:
— Живым.
Я кивнул и резко вывернул из-за угла. Человек стоял спиной ко мне, смотрел в сторону, куда ушли напарники. Мои шаги он услышал не сразу, а когда что-то заподозрил, то поворачиваться стал слишком медленно. Я дёрнул его на себя, прижал к стене и надавил предплечьем на горло. Он захрипел, вытаращил глаза, скосился на Мёрзлого и обмяк. Узнал.
Мёрзлый обыскал его, вынул из кобуры старенький наган. Оружие не ахти какое, но годное, завалить пару-другую зашлакованных хватит.
— Дон, встань к двери, пригляди за выходом, — штурмовик передал наган мне. — А я пока поговорю с товарищем.
Я прошёл дальше по коридору. Дверь, ведущая в чашу, была распахнута, возле вышек стояли охотники. Мёрзлый в очередной раз оказался прав — это обычный шлак, суррогат из жилых блоков в виде нюхачей и мелких глаголов. Они столпились перед входом в притвор, ждали, что мы всей командой навалимся на них с той стороны. Сбившись в толпу, они считали себя умными и сильными. Был бы у меня калаш, а не наган, тут бы им и пришёл конец. Или граната… Впрочем, граната есть у Мёрзлого. Он допрашивал сейчас пленного.
Я обернулся, щёлкнул пальцами, привлекая внимание. Мёрзлый недовольно повернул голову, не привык, чтобы его звали подобным образом. Понимаю, тоже так не люблю, но время торопит.
— Вячеслав Андреевич, — зашипел я, специально называя его по имени отчеству, чтобы хоть как-то смягчить проявленное неуважение, — вы бы не могли подойти сюда? Очень нужно.
Мёрзлый, не глядя, всадил тесак пленному под рёбра, и, не озабочиваясь шумом падающего тела, двинулся ко мне.
Мне вдруг стало любопытно:
— О чём разговаривали?
— Общих знакомых вспоминали. Чего звал?
Я кивнул на толпу у вышек.
— Кучно стоят. Дай гранату.
— Докинешь?
— Не сомневайся.
До зашлакованных было метров тридцать, и вопрос заключался не в том, чтобы докинуть, а в том, чтобы попасть, желательно в середину.
Мёрзлый отдал мне гранату.
— Бросил — и сразу за ней. Разлёт осколков небольшой, да и вообще граната хреновая, только кошек пугать…
— Знаю, — перебил его я.
Дёрнул чеку, выскочил в чашу и с глубоким замахом швырнул гранату в толпу охотников. В середину не попал. Граната упала левее и взорвалась, диким эхом отразившись от стен и потолка. Двое или трое охотников свалились в чашу. Остальные кто присел, зажимая уши ладонями, кто покатился по кафелю, матерясь и разбрызгивая слюну.
Подбежав, я ударил одного охотника рукоятью по голове. Второй, увидев меня и не до конца осознавая, что происходит, начал поднимать ружьё. Я выстрелил ему в лицо. Выстрел произвёл эффект нового взрыва, к тому же Мёрзлый, подхватив с пола обрез, добавил в толпу заряд дроби и заорал:
— Сидеть всем! Сидеть, говорю! Руки за голову! — и уже мне. — Дон, помоги Гуку.
Я бросился в притвор. В дверях столкнулся с охотником, выстрелил ему в живот. Справа за колонной стоял здоровяк в коричневой рубахе и бил из ППШ по кустам, видимо, там и прятался мой крёстный. Я выстрелил дважды. Обе пули ударили в колонну. Здоровяк развернулся, дал по мне очередь. Я кувырком ушёл влево и выстрелил ещё раз. Пуля вскользь задела бедро. Здоровяк взвыл, отбросил автомат, схватился за ногу.
— Козлы, мля…
Интонация показалась знакомой. Уже не опасаясь никого, я шагнул к коричневому и едва не рассмеялся. Это же Гришуня, тупой глагол из моего блока. Он воткнулся в меня глазами и зашипел:
— А-а-а… сука… опять ты…
Разговаривать с ним не было никакого желания. Можно добить, чтоб не мучился, а можно оставить тварям. Когда шум утихнет, подражатели обязательно наведаются сюда проверить, что да как. Не заслужил Гришуня лёгкой смерти, но и уподобляться садисту пшеку не хотелось.
Я взвёл курок. Гришуня задёргался.
— Стой шлак, ты чё? Погоди!
Он вскинул руки, словно они могли послужить преградой для пули, и захныкал:
— Да ладно тебе, чё? Всё ж нормально. Ну постреляли. Я ж не попал ни в кого, а? Не убивай…
Он так ничего и не понял. Вырос в комфортных условиях жилых блоков, где убийство под запретом, а самое жёсткое наказание — неделя принудиловки. На Территориях всё по-другому, и пуля — не самое большое зло. Впрочем, как только мы уйдём, выживших охотников должны подобрать техники.
Подошёл Гук. Он выбрался из тех кустов, по которым садил из ППШ глагол.
— Что, Гриня, опять вляпался? Дурачок, какого беса тебя сюда понесло, чего в блоке не сиделось? На приключения потянуло?
— Гук, Гук, — захныкал Гришуня. — Я не знал, что ты там. Если б знал… Скажи этому, чтоб не стрелял…
Гук подобрал ППШ, осмотрел.
— Патроны есть?
Гришуня снова заныл:
— Гук, ты ж никогда не беспредельничал, — и кивнул в сторону бассейна. — Там всё есть, и патроны, и жрачка. Не стреляй только.
Крёстный кивнул:
— Ладно, Гриня, не хочешь быстрой смерти, получишь то, что заслужил.
Мы ухватили его за ворот и волоком затащили в бассейн. Пятеро выживших охотников стояли на коленях лицом к чаше. Мёрзлый держал их под прицелом ксюхи.[2] Гришуню поставили в общий ряд. Он скулил, матерился, всем своим видом показывая, насколько сильно ранен.
— Дон, подбери себе оружие, — велел Мёрзлый.
Под вышкой валялись бумажные пакеты и патроны в коробках и россыпью, рядом несколько ружей. Я бы предпочёл нечто похожее на ксюху Мёрзлого, но калаш был только один. ППШ тоже один, так что особо выбирать было не из чего. От длинностволки отказался сразу. Если бы что-то многозарядное, какой-нибудь помповик, то ещё ладно, а так только комаров распугивать. В Развале это не оружие. Поэтому взял обрез. Пользоваться таким мне уже доводилось. Штука мощная, с десяти метров ни один броник не поможет. Пробить не пробьёт, но заброневая травма быстро подняться не позволит. Минус в том, что выстрелов всего два, и быстро не перезарядиться.
Пока я разбирался с оружием и набивал карманы патронами, Мёрзлый проводил беседу с охотниками.
— Ребятушки, у меня только один вопрос: где тайник?
Охотники молчали.
— Вы все меня знаете, а кто не знает, тот наверняка слышал. Я дважды повторять не люблю, и убивать сразу тоже не люблю, — он вытащил тесак. — Сначала начну отрубать выступающие части тела. Например, уши. Кто желает стать первым?
Снова молчание.
— Если не найдётся доброволец, это не значит, что я просто возьму и уйду. Не рассчитывайте на это. Спрошу с каждого. Вас шестеро, кто-нибудь да признается.
— Да какой нахер тайник, — застонал Гришуня. — Коробка на вышке, вот и всё. Техники положили и предупредили, ежели вам сболтнём, так про оплату можем забыть.
Мёрзлый поцокал языком:
— И вы ради какой-то пары тысячи статов готовы помереть в муках?
— Пары тысяч? — хмыкнул мужичок с правого фланга. — Пятьдесят штук на брата! Я за всю свою грёбаную жизнь стока не увижу.
Я присвистнул. Не дёшево Контора оценила услуги зашлакованных. Сколько же они предложили командам покрепче?
— Дон, — окликнул меня Мёрзлый, — поднимись, глянь, что там.
— И проверь, нет ли растяжки, — добавил Гук. — С них станется.
Я перехватил обрез в левую руку и направился к вышке. Растяжка была, Гук как в воду смотрел. Хорошо, что сказал об этом, я бы и не подумал. Техник сделал всё примитивно: примотал гранату к стойке скотчем и протянул проволоку между перилами на уровне лодыжки. В условиях не самой лучшей видимости и при отсутствии должного опыта, ловушка вполне себе сработала бы. Я загнул усики, сорвал скотч. Граната — РГ-42, цилиндрическая банка с ржавыми пятнами по корпусу. Осмотрел запал, не специалист, конечно, но вроде нормально. Сунул в карман — сгодится. Будем надеяться, что техник был не жадный и оставил ещё пару подарков.