По контуру площадь была обнесена терриконами высотой с трёхэтажный дом, да ещё с бетонными башенками по гребню. Крепость.
Я прикрыл глаза от солнца, рассматривая детали.
В основании терриконов зияли чёрные провалы, обложенные блоками. От проходной сложно было разглядеть, что кроется в провалах, но, похоже, что какие-то склады. Неподалёку маячил одинокий часовой.
— Не стой, — подтолкнул меня охранник. — Давай на посадку.
У невысокой платформы стояли шесть вагонов, из двух первых выглядывали люди. Я подошёл ко второму, попытался взобраться на площадку, рёбра снова застонали от боли. При такой нагрузке я их никогда не залечу. Какого чёрта попёрся к этому выходу? Надо было дождаться, когда Ровшан договорится с доктором.
— Мужики, помогите подняться, — попросил я.
Никто не откликнулся.
— Приятель, а ты какими судьбами?
Из дверей первого вагона выглядывал Гук. Значит, в Радии я действительно видел его.
— Чего смотришь? Не узнаёшь?
— Узнаю.
— Иди сюда. Вместе поедем.
Он спустился на платформу, подставил мне руки, подсадил и запрыгнул в вагон.
— Поизносился ты с последней встречи.
— Зато лишился остатков былой наивности, — невесело отшутился я.
— Когда-то это должно было случиться. Что за рёбра держишься? В блоке накостыляли?
— Повредили при перевозке.
— Покажи.
Я расстегнул рубаху. Гук долго смотрел, прищурившись, потянулся к опухоли пальцем, но дотронуться не решился. Покачал головой.
— Гнилое дело. Тебя как через осмотр пропустили?
— То же самое мне Ровшан сказал.
— Ровшан видел? Надо же, и в Контору не стуканул.
— Может и стуканул.
— Не стуканул. Иначе бы тебя здесь не стояло. Кто медиком на осмотре был?
— Дряхлов.
— Дряхлый жёсткий мужик, странно, что пропустил.
Гук состроил задумчивую мину, а из меня выплеснулось давно назревающее раздражение:
— Ты можешь сказать, какого дьявола тут происходит? Что вы все туману напускаете? Пропустил, не пропустил, глаза щурите. Ну, сломаны рёбра — и что?
— Сломаны? Хе… — хмыкнул Гук. — Застёгивай и никому не показывай, — он приложил палец к губам и сказал тише. — С такими травмами сразу в яму отправляют. Для того осмотр и существует. Тех, кого выбраковывают, прямым ходом уводят на ферму. Охрану там видел? Вот почему четвёртый выход рядом со станком. И тебя должны были увести. Но Дряхлый конкретно накосячил. Может, пожалел, дескать, молодой ещё. Теперь Ровшан мутить против него начнёт.
— Он обещал вылечить…
— Я тебя умоляю. Какое вылечить? В Загоне йод на царапины жалеют. Надо стандартный контракт заключить, чтобы на что-то надеяться. Для остальных любое лечение — ферма.
— Да что ж там такое?
— Словами не объяснить, многие не верят или не осознают. Показывать надо. Я покажу, потерпи каплю. И рядом держись, не отходи далеко.
Вагон дёрнулся, загремела сцепка, меня бросило на боковую стенку. Гук погрозил неведомому машинисту кулаком.
— Осторожнее нельзя? Люди всё-таки.
Из глубины вагона ответили:
— Шлак…
Вагон снова дёрнулся, просвистел паровоз, и платформа начала отползать. На ходу запрыгнули трое охранников, один крикнул весело:
— В окна не высовываться! Кто выпадет, подбирать не будем.
Шутник, его мать.
Набирая скорость, поезд вошёл под террикон. Мелькнули бронированные ворота, рельсы начали забирать влево. В дверном проёме я увидел пустырь. Несколько клетчатых фигур с косами выводили под ноль всю растительность. В стороне стояла охрана с автоматами. Дорога пошла по дуге вправо, пустырь кончился, началась промзона. Через пару километром появились панельные пятиэтажки. На первых этажах магазины. Я прочитал некоторые вывески: «Хлеб», «Молоко», «Галантерея». На обочинах ржавые остовы автомобилей, бытовой мусор, трава, кусты, груды битого кирпича, столбы с оборванными проводами.
Между домами мелькнула тень. Вроде бы крупная собака. За ней ещё одна. Остановилась, уставилась на меня и тут же прыгнула за угол. Я видел её секунду. Странная порода, похожа на дога, только тело абсолютно голое, без шерсти, тёмно-багрового цвета. Мускулистые ноги, широченная пасть и красные угольки глаз. И экстерьер другой, как будто тяжесть пригнула псину к земле, и она вынюхивала что-то.
— Видел? — указал я Гуку на просвет между домами.
— И не раз.
— Что это?
— Пёсотварь. Мутант собаки.
— Мутант? Здесь радиация?
— Здесь крапивница, приятель. Это похуже любой радиации.
Я открыл было рот задать новый вопрос, но Гук опять приложил палец к губам и сделал жест ладонью: смотри.
Глава 6
Город пролетал за дверью теплушки со скоростью сорок километров в час. Насыпь поднималась над землёй метра на полтора, обзор был неплохой, и кроме домов и пёсотварей, клянусь, пару раз я видел людей, или кого-то их напоминающих. Охранники, скрестив ноги по-турецки, играли в карты, не обращая внимания на то, что находится за пределами стен вагона. Клетчатым тоже было не до постапокалипсических пейзажей, и, похоже, я единственный, кому это было интересно.
Паровоз загудел, показалась платформа, обложенная по периметру шпалами, скрипнули тормоза. Из последнего вагона на ходу выпрыгнули несколько человек в камуфляже, броне и с тактическими ранцами за плечами. Разглядеть их я не успел.
Путь разделился две ветки. Одна пошла вдоль городской окраины к горизонту, вторая повернула налево. Поезд прибавил скорость и вошёл в поворот. Показались далёкие контуры Загона: изгибы терриконовых стен, башенки-доты. Настоящая крепость. Только от кого она защищает? От проказы? От мутантов? От других людей?
По обе стороны от насыпи встали заросли. Сразу и не поймёшь чего. Однозначно — травянистое растение. Высотой с человека, зонтичные венчики с мелкими голубыми цветочками. На толстом стебле мясистые листья похожие на крапивные. И дурманящий пряный запах, словно гвоздика.
— Респираторы! — резко крикнул Гук.
Охранники бросили карты, клетчатые очнулись от забытья и принялись натягивать маски. Я тоже натянул. Кожа под тканью мгновенно покрылось испариной.
— Крапивница, — кивнул на заросли Гук. Голос его доносился глухо. — Если надышимся пыльцой…
Последние слова я не расслышал. Паровоз пронзительно загудел, застопорился и через сотню метров встал, прогрохотав сцепками по составу. Охранник, тот, который весёлый, велел оставаться в вагоне, а сам, используя стационарную лесенку, взобрался на крышу и долго вглядывался в колышущееся море зарослей. Я слышал, как он топал берцами, доски прогибались под тяжестью. Потом он склонился головой вниз и махнул рукой:
— На выход.
Справа часть зарослей была вырублена метров на триста вглубь. Под ногами валялись высушенные солнцем стебли. Я стоял, не до конца понимая, что нужно делать. Гук подсказал.
— Срезай листья, клади в мешок, неси в вагон. Подсчёт простой: один мешок — четыре стата.
Он ритмично начал срубать со стебля листья сверху вниз. Сначала с одной стороны, потом с другой, сильным ударом срубил стебель под корень и уложил его верхушкой к дороге. Взялся за следующий.
Суть действий я уловил с первого раза, сжал покрепче рукоять тесака и начал рубить сверху вниз. Работа не сложная, но муторная. Минут через десять заломило поясницу, плюсом к тому рёбра на каждый наклон отзывались дикой пульсацией. Листья хоть и сочные, крупные, величиной с ладонь, однако мешок наполнялся медленно. Лицо заливал пот. Оттираться приходилось рукавами, отчего они быстро промокли и уже не впитывали пот, а растирали его по лбу. Маска тоже пропиталась потом, воздух приходилось втягивать в себя с силой. Несколько раз я порывался снять её, но Гук тряс пальцем: нельзя. Налетело комарьё, закружилось над головой, полезло за воротник. Перед глазами поплыли круги, а ведь мешок наполнился только на четверть.
Я выпрямился и ещё раз присмотрелся к Гуку. Тот продолжал работать размеренно. С его ростом срубать верхние листья было проще, мне приходилось тянуться к верхушке на носочках, но не это главное. Я обратил внимание, как он сражается с потом и комарами. Наклоняясь, он просто встряхивал головой, длинные волосы метались по плечам, сбрасывая всё наносное.
К тому времени, когда Гук отнёс к вагону первый мешок, у меня набралась едва треть. Гук кивнул ободряюще:
— Привыкнешь. Пара недель, и уже мне тебя догонять придётся.
Пару недель я не протяну. Меня или комары сожрут, или рёбра прикончат.
По окончании первой смены мы погрузились в вагоны, поезд сдал назад, в безопасную зону, где каждому выдали бутылку воды и новый респиратор.
— Могли бы и покормить, — посетовал я, прикладываясь к бутылке. Вода была тёплая и отдавала торфом.
— А листья на что? — буркнул мужчина рядом, почёсывая бороду.
— А что листья?
— Их едят, — пояснил Гук. — Помнишь кашу?
До меня дошло.
— Та зелёная вязкая смесь и суп…
— Ага. На вкус так себе, зато полный состав витаминов и микроэлементов. Некоторые умудряются из листьев муку делать и пироги печь.
Вторая смена далась тяжелее. Я с трудом набил два мешка, часто садился на корточки, отдыхал. Поясница стала деревянная, комары долбили только меня. Слава богу, охранники не понукали. Один стоял на крыше первого вагона, оглядывал заросли, двое других прохаживались вдоль состава, не обращая на нас внимания.
— Движение! — крикнули сверху.
Я как раз тянулся к верхушке очередной крапивницы. Гук схватил меня за руку, потащил к вагону.
— Ты чего?
— Ногами чаще перебирай!
За две смены мы успели вырубить заросли полукругом метров на пятьдесят дальше. Не знаю, много это или мало, но три крайних вагона были забиты мешками под завязку, четвёртый наполовину. Предупреждение охранника услышали не все, и он проорал:
— Оглохли, дебилы?! Движение!
Мы почти добрались до вагона, когда я услышал испуганный вопль, и следом закричал весёлый:
— Язычник! — и уже истерично. — Быстро! Быстро! К составу!