— Чеснок не любишь?
— Не люблю.
— Ну так я тебя от него избавлю.
— Избавишь? Как ты меня избавишь?
— Хочу договориться с Конторой. Могу предложить ей кое-что в обмен за выход из шоу.
— За выход? — Мозгоклюй заклокотал от смеха, изо рта полетела слюна. — Ты о чём, шлак? Ты до сих пор не понял? На тебя поставили! Крупно поставили! Договариваться с тобой никто не станет, и выход у тебя теперь один: через ворота Загона. А лучше сдохни сразу. Вон у тебя автомат. Застрелись, падаль!
Его повело. Бармен добавил в его фужер коньку, шоумен выпил и замахал на меня:
— Пошёл отсюда, шлак. Давай, давай! Расселся. Заслужи сначала, как я…
Он опустил голову на стойку, а бармен знаками стал показывать: уходи.
Я допил водку. Прав Мёрзлый, у меня стресс, причём, длится уже неделю, а водка пусть и не лучший способ вылечить душу, но облегчение даёт. Да ещё такая мягонькая, идёт по пищеводу как родная.
— Бутылку дашь с собой? — наглея от хмеля, спросил я.
— Только уходи быстрее, — ставя бутылку на стойку, ответил бармен.
— Так и сделаю. Где здесь обитают такие, как я?
— В депо ночлежка, а на первом этаже столовая.
— Лифт есть?
— Издеваешься? Сейчас охрану вызову.
В голове приятно крутилось, так что да, я немножко над ним издевался. Имею право, у меня всё-таки стресс.
— Ладно, не кипятись. Слушай, если уж ты такой разговорчивый, скажи, чё за место? На рай похоже, — я приложился к горлышку. Наклюкаюсь сегодня не хуже Мозгоклюя. — Никак не думал, что здесь такое может быть. Коньяк, водка, ты весь прилизанный, бутерброды с икрой. И главное, хрусталь везде, ковры, красиво. До этого самым красивым местом была столовка в жилом блоке.
— Ты совсем обнаглел, шлак? Ты не имеешь права здесь находится, — наклоняясь ко мне, зашипел бармен.
— Меня Мёрзлый привёл…
— Вот поэтому тебя до сих пор с лестницы не спустили. Но спустят, если сейчас же не уйдёшь!
— Ой, какие мы тут нервные. Кофию перенюхались? — меня всё больше разбирал смех. Я повесил автомат на шею, взял гранату, постучал по стойке. — Орехов нет? Могу расколоть парочку, будешь посыпать ими бутерброды.
Бармен побледнел и отступил к стене. Сзади раздались шаги. Я обернулся: трое. Лиц не разглядел, всё как-то смутно. Приложился к горлышку и начал сосать, словно телёнок мамку. Кто его знает, может они бутылку отнять пришли. Когда последняя капля легла на язык, подумал: а теперь делайте, что хотите. И отрубился.
Никогда я не пил столько. Бутылку в одно рыло! Знающие люди говорили, что с плохой водки поутру раскалывается башка, во рту сушь, руки трясутся. У меня ничего не болело и не тряслось, только лёгкий озноб и ощущение стыда. А ещё жажда. Пошарил ладонью возле пояса, ни фляжки, ни гранаты. Автомата тоже не было. Резко вскочил. Половину помещения занимали двухъярусные нары, как в жилом блоке, только без перегородок и занавесок. В окна во всю лупило солнце, на соседних нарах пацан лет шестнадцати давил на кнопки планшета, при этом звук знакомый, как будто волк яйца ловит.
— Очнулся? — покосился он на меня.
— Сколько время?
— Половина девятого.
— Сколько?
Я нагнулся к счётчику, задрал брючину. До взрыва оставалось двадцать семь минут с копейками. Твою мать! Что ж теперь…
— Техник сказал, как очнёшься, чтоб к нему шёл, — сказал паренёк.
— Где он? — чуть не взвыл я.
— В столовке. Завтракать пошёл. А ты молодец, хорошо вчера того охотника…
Дослушивать, что там было с охотником, не стал. Рванул к дверному проёму. Прошли и стыд, и озноб. На улице закрутил головой: где администрация?
Ночь я провёл в депо, переделанном под общежитие. Спасибо тем, кто меня перетаскивал, могли и на газон бросить. Ага, вон она, где и вчера — напротив ворот. Я побежал. В ботинок попал камешек и при каждом шаге впивался в пятку. Закон подлости в действии. Но это не та боль, ради которой стоит останавливаться. Настоящая боль будет, если не успею вовремя добраться до техника.
Я вбежал в столовую. За длинными обеденными столами сидели люди и все словно на одно лицо. Я встал посреди прохода и рявкнул во всё горло:
— Кто из вас та сука, которая в бомбах разбирается?!
Меня колотило. На счётчике оставалось двадцать пять минут, и неизвестно, здесь ли техник, и если здесь, то сколько времени ему потребуется на ввод новых данных. Я обвёл зал взглядом. Меня узнали. Народ смотрел с удивлением и страстью, того и гляди особо нервные подбегут за автографом.
Я стал знаменитостью, что не удивительно, поэтому на меня и поставили. А ставки начинают играть на третьем этапе. Нужно срочно обнулить счётчик, иначе с оторванной ногой пулю мне в голову, а не третий этап.
За крайним столом поднялся мужчина в синем, махнул, подзывая. Я подошёл быстрым шагом, поставил ногу на скамью, задрал брючину. Он глянул мельком на счётчик, включил планшет, начал водить пальцем по экрану.
— Ты можешь быстрее?
— Что, зайчик, страшно?
— А давай на тебя эту хрень навесим и посмотрим: будет тебе страшно или нет? Все вы смелые, пока не коснётся…
— Ладно, не бурчи. Ща сделаю.
Он навёл планшет на счётчик, набрал код, счётчик обнулился, на табло замерли новые цифры: двадцать четыре ноль-ноль, — но по нисходящей не побежали, застыли на месте.
— Отсчёт начнётся в десять часов, — пояснил техник. — Теперь намного интереснее будет. Смотрел шоу раньше? Нет? Всё в прямом эфире. С каждым зайцем по три коптера пойдёт, чтоб ничего не упустить.
— А много нас осталось?
Техник сел за стол доедать. Меню у него было не для шлака: манная каша, белый хлеб с маслом и сыром, кофе. Я бы сам от такого завтрака не отказался.
— Девять, — жуя, ответил он. — Дай планшет.
Я протянул, он сделал несколько кликов, вывел на экран таблицу.
— Здесь все, кто остался: имена и ставки. Ты покушай, зайчик, времени осталось немного. Мозгоклюй лично будет тебя провожать.
Не слушая, я сел на лавку и просмотрел таблицу. Меня интересовал Коптич. В списке его имени не было. Отбегался дикарь. Жаль, прикольный был мужичёк. Хоть и было у него ружьишко, а всё равно припечатали. Надеюсь, парочку охотников он с собой уволок.
Я просмотрел ставки. На меня поставил всего один человек. Но это должен быть очень влиятельный в Загоне человек, который смог послать за мной местный спецназ, а командир этого спецназа тихим и уверенным голосом потыкал Мозгоклюя мордочкой в реальность. А за шоуменом наверняка серьёзные силы, ставки, и ещё один фаворит для них явно лишний. За плотным занавесом тотализатора сокрыто такое множество интересов, что нужно быть по-настоящему значимой фигурой, чтобы вот так взять и всех подвинуть.
Кто ж мне так подгадил? Своей ставкой он закопал меня в землю по самый козырёк. Как-нибудь, но я бы договорился с Конторой и обменял жизнь на танк. А теперь что? Была эмпешечка, с которой можно было куда-то добраться, но и её забрали, а заодно подсумок с запасными обоймами и колотушку.
Чёрт с вами, позже посмотрим, что с этим порешать можно, а пока надо подкрепиться. Прав техник, до начала этапа времени осталось мало, а чтобы хотя бы попытаться дойти до финала, я должен быть сильным.
На раздаче мне дали тарелку манной каши с маслом, белый хлеб, сыр и два листа крапивницы. Листья я припрятал в карман, остальное съел. Попросил повара заправить мою импровизированную флягу водой, и вышел на улицу. Возле ворот монтажники установили стационарную камеру и софиты, рядом на стоянке разместился фургончик с надписью во весь борт «Операторская». Стайка девчонок лет по восемнадцать-двадцать пили кофе из жестяных кружек, болтали. Неужели они и есть операторы? Неожиданно. Слишком молодые, слишком… Каково это в таком возрасте выискивать жертву, следить за ней, а потом наблюдать её смерть?
Одна окликнула меня:
— Эй, заяц, а ты крутой. Жаль, нам запрещено делать ставки, я бы на тебя поставила.
Высокая. Тёмные волосы свободно лежат на плечах, стальные глаза обведены чёрным косметическим контуром, узкие скулы, влажные губы. Фигура стройная, одежда не загоновская — джинсы и светлая майка. Ей не коптером управлять, а по подиуму ходить.
— Как зовут, красавица? — спросил я, стараясь держаться раскованно.
— Алиса.
— Алиса? Как в стране чудес? Это ты за мной на вертолётике катаешься?
— И сегодня тоже буду. До самого конца.
— Привет тебе передам перед смертью. Если успею.
— Буду ждать.
Нормальный разговор смертника и нигилистки[4]. Если бы мы встретились где-нибудь в кафе или на скамейке в скверике, я бы попытался объяснить ей, что многое из того, что для неё является поверхностным и незначительным, в действительности даёт нам возможность жить и оставаться людьми. Но сейчас любые мои попытки объяснить что-либо пройдут мимо её сознания. Что такого правильного и нужного может сказать человек, жизнь которого скоро оборвётся на твоих глазах? Я сейчас баран, которого ведут на убой, а она будет снимать эту картинку, стараясь сделать её более привлекательной для зрителя.
При такой работе сложно не стать нигилистом.
Из проходной вышел Мозгоклюй в клоунском наряде при цилиндре и с тростью.
— А, ты уже здесь, — констатировал он недружелюбным тоном. — Вставай на площадку, порепетируем.
Откуда-то вынырнула мисс Лизхен, взяла меня под локоть и повела к камере. Там уже стояла женщина, похожая на несущийся самосвал. Я кивнул ей, как старой знакомой, она презрительно скривила губы.
Мозгоклюй критично осмотрел нас обоих и повернулся к ассистентке.
— Элизабет, забор — не тот фон, который нам нужен. Слишком упрощённо. Надо что-то более… Поставь их хотя бы возле этого укрепления, — он указал на заграждение из бетонных блоков. — Женщина пусть прислонится и скрестит руки. И лицо пожёстче. Ага, вот так. А этот… Пусть стоит, как стоит.
Покончив с творческими тонкостями, Мозгоклюй ещё раз осмотрел нас. Выражение лица по-прежнему оставалось недовольным.