Откуда это? Что за девушки?
Ворота храма закрыты. Она подергала рукой за железную ручку, спрыснула ладони аэрозолем и спряталась в дневник Федора Петровича, который тот все еще читал в поезде.
Неумытые идеи
«Молодость и стремление к любви, а в связи с этим уход за наружностью. Начинается изучение женской психологии».
Место флотского заняла веснушчатая девка в цветастой косынке. Деревенская. Городские косынки не носят. Поймав на себе Федин взгляд, девка потупила очи и опустила голову. Только что флотский на него таращился, а теперь и он, Федя, делает то же самое. В штанах затевалась чехарда. Чтобы унять себя, он уткнулся в дневник.
«Когда я приехал осенью 1920 г. в школу, то нужно было приспособиться прежде всего к товарищам. Результат сказался в том, что стал матюгаться, учиться курить и позволять намеки относительно Д. В этом я так успел теперь, что иду одним из первых. Мое отношение сознательное к этому таково, что это необходимость и что это не помешает чистоте идей».
Идеи умытые, аккуратненькие, чистенькие, а жизнь чумазая…
Девка лузгала семечки. Пустой ее взгляд блуждал по вагону, но всякий раз возвращался туда, где сидел он, упершись спиной в тугой холщовый мешок.
«За последнее время хозяйство наше значительно расстроилось. Произошло это ввиду вообще тяжелых условий, но главным образом потому, что отец ввязался в партию и увлекся политической работой. Как председателю Волкомтруда жалованье ему было 10 000 рублей в месяц, да сотня матюгов в день. Двор наш развалился, дров нет совершенно. А отец к тому еще не только прогуливал все рабочее время, он и лошадь с собой увозил. Мать видит, дальше так продолжаться не может, и повела политику. Если он в артели закрепится, то не сможет свободно распоряжаться днями работы и отвлечется от политики. Одно обстоятельство прямо-таки толкнуло ее на этом настаивать: отец вздумал вместе с комиссаром и не знаю с кем еще въезжать в Пахонь на землю эстонцев. Вроде как следуя линии партии. Заварилась каша, мать подзуживала, натягивала вожжи. Нашенских сперва было 5 семей, потом число их выросло до 12, и все из бедноты. Где много людей и шуму, там мало толку. Народ собрался тугой для того, чтобы понимать и уважать чужие мнения, и криков получилось порядочно. Являлась брань и попречки; не было решительности и общего согласия. И тут наскочил Кронштадт».
— Докуда будешь? — раздался над ухом девкин голос.
Федя поднял голову, повел носом. Запах кислого теста, исходящий от ее тела, как ни странно, показался ему приятен.
— Дотуда, — усмехнулся Федя, представив себе картину: вот он разводит по сторонам ее толстые ноги, вставляет дуло в дырку… Фу! Бес побрал бы эту политику! Она теперь везде, в каждой щелке… Как же эта щелка открывается до таких размеров, что целая голова может оттуда вылезти? Из тьмы на свет все из одного места выходят. Даже такие, как он, видный парень из Видони.
Не дождавшись ответа, девка пожала плечами и протянула ему кусок бублика.
Он отказался, хотя и был голоден. Ни к чему дорожные отношения. Он и деревенской молодежи чуждался. Об этом сказано в дневнике, но не девке же вслух читать!
«Отчасти меня возмущали и отталкивали деревенские вкусы и манеры, отчасти, может, потому, что во все четыре года самостоятельной городской жизни и напряженного учения я мало видал семейную жизнь и потому спешил ею насладиться и, так сказать, привязывался к домашнему очагу. К тому же я любил книги, и, имея летом праздник для чтения, часто прятался с книгой от товарищей на хлев, в сад и др. места. Это идейная сторона дела. Другая причина, может быть, первопричина состоит в сознании того, что я молодой человек не хуже других, что другие веселятся, а я вроде как прозябаю. Например, в Троицу всю ночь шум и веселье, а я сижу где-то на парадной и мечтаю, завидуя веселью других. Или же все сводилось к обыкновенному бродяжничеству, купаниям, ягодам, да и просто к наслаждению природой. А мне-то хотелось познакомиться со средой, но этому опять мешал страх перед Д. в том смысле, что при виде моей неловкости и робости они будут смеяться, указывать пальцами. А я, признаться, довольно самолюбив».
Танцы при луне
— Помнишь, я тебе рассказывал…
— Не помню.
— Про итальянцев. Они заинтересовались, кто я такой. Ответил: «Алексей, русский из Израиля, пишет, читает и думает».
— Ваш папенька в юности тоже любил писать, читать и думать.
— Думать?! Не помню, чтобы он страдал развитым воображением. Он любил природу. Как юный натуралист. Кстати, как только взойдет луна, у нас будет бал. Приходи, увидишь, как в лунном свете деревья помаленьку станут вытаскивать из земли свои бледные корни. Потом встанут в кружок посередине поляны и начнут медленно-медленно раскачиваться и поворачиваться, скользя корнями по земле…
— При этом они подсвистывают и прихлопывают друг дружку ветвями. Медленный, торжественный танец, тихая, красивая музыка…
— Откуда ты знаешь?
— Читала Леклезио. А мальчик будет ждать, пока к нему приблизится самое маленькое дерево, его знакомец-клен…
— В моем переводе?
— Да. Там еще было про девушку со справкой… под дождем…
— В сказке про мальчика в Стране Деревьев дождя не было. Там старые деревья стояли по краям поляны и покачивали в такт молодым танцорам своими могучими кронами. Угомонившись, деревья забирались корнями в свои земляные норы.
Алексей Федорович прилег рядом с кленом. И приснился ему странный сон. Не про девушку, гуляющую под дождем со справкой, а про девку конопатую. Та его папеньке глазки строит, а он ее хвать — и Лениным по башке.
Умственная деятельность
— Нравственность подчиняется интересам классовой борьбы пролетариата, ясно?
Девка вытаращила глаза. Откуда ей знать, что именно эти ленинские слова легли в основу правильного подхода к разрешению полового вопроса. Как уж они туда легли, неизвестно, но вопрос «Что такое любовь?» в училище штудировался, ответ списан с доски: «По пролетарскому учению, это сознательное или бессознательное взаимное влечение с целью продолжить свой род, выполнить одно из основных положений закона борьбы за существование».
Девка нахально лыбится, слюнявит языком сухой бублик, в штанах набрякает, вот-вот польется. Туалетов нет, до ближайшей станции неизвестно, сколько ехать, а там поди знай, куда бежать, чтобы поезд без тебя, бессовестного, не ушел. Но почему же бессовестного? Без мощного движения члена дети не производятся, а без новых людей человечества нет.
Стоит предаться умственной деятельности, как член приходит в покой. То есть мозг имеет управу и над половым чувством. Конечно, распалившись до предела, можно дрочить в одиночку, хотя куда сладостней в группе с парнями. Но вот очнешься, глаза бы на них не смотрели. Стыдоба. А подлая душонка снова просит. В чем тут дело? Ведь семя должно давать всходы. И член дан не для того, чтобы поливать спермой отхожие места, а чтоб войти в правильное отверстие к правильной женщине. Она примет его в неприличное слово на букву «п», и зародится новая жизнь. В природе соития, как и в природе вообще, есть и красивое, и безобразное. Навоз-то из говна, а без него и картошка не родится! Городские ее за обе щеки лопают, а расскажи им, какая вонь стоит при унавоживании земли, поперхнутся. Потому, говоря о любви, мы замалчиваем ее темную сторону. В остальном же соитие полов вполне согласуется с сущностью пролетарского учения. После зачатия — никаких Д. и Ж., только Ж., то есть жена, персона конкретная. И если мы все чего-то еще не понимаем или делаем вид, что не понимаем, стало быть мы или малограмотны, или вопрос еще не разрешен наукой. Однако на девку лучше не глядеть. И без нее есть о чем подумать.
Самолично ли решили эстонцы вернуться на исконные земли или следует признать факт притеснения, сживания с места? Наше-то хозяйство охромело, никак не ступить ему крепко на социалистическую ногу. У эстонцев же, если смотреть со стороны внешней, полный порядок. А что в головах ихних, никто не знает. Молятся по-своему в маленькой кирхе, и молчат. А сами, небось, боятся, как бы кирху их не подожгли. Народу не нужна церковь, отделенная от государства. Придется рушить. Так он отцу и сказал. А тот сплюнул и перекрестился. Тогда пусть все остается как есть, только кресты спилить и на их место водрузить флаги новой веры.
Есть ли у мысли речь? Когда не пишешь и не говоришь, а просто думаешь, какая из этого нарождается форма? Устная или письменная?
Слова липнут к пальцам, как мухи к сгущенке.
Под воздействием вагонной духоты Федя растекается мыслью по древу, но не по тому, волшебному, с коим кружится в танце его будущее фиаско — сын Алексей. С этим он чикаться не станет. Вырвет с корнем из сердца.
Стрелки обезумливания
— Я грущу. Если можешь понять мою душу доверчиво-нежную, приходи ты ко мне попенять на судьбу мою странно мятежную…
С Алексеем Федоровичем творится неладное. Его записи в блокноте несут на себе печать умственного расстройства: «Отношения с сыном, к сожалению, как были внизу, так и оставались. Между ним и отцом самый большой конфликт начался, как это ни странно, при заведении домашних животных. Отец убил маленького, подаренного ему щенка. Убил за отсутствие провинности. Щенок сделал лужу. Отец достал стреляло — и щенок завыл в крови. Для отца это было не страшно — он выходец из деревни.
Старуха-мать и после смерти мужа не смогла принять правду. Однажды, правда, она призналась, что смерть вождя могла повести к лучшему. Но дальше не пошла — очевидно, враги запустили слишком большой и глубокий страх. Есть мнение, что страх охватывает глубину души и сокращает срок жизни. Кажется, отдача власти „умным большевикам нового типа“ ведет народ в рай. Пока такое поведение ведет народ в ад. В специальной организации на небе есть служба помощи земляным жителям. При росте враждебности агенты сообщают об этом начальству, и оно присылает на землю необходимые инструменты воздействия. Среди них могут быть стрелки обезумливания».