Наверное, после того, как мужа увели, Полина Абрамовна бросилась наводить порядок в его кабинете и наткнулась на тетрадь. Но когда он успел записать в ней про арест? По возвращении из тюрьмы? Значит, она уничтожила почти все страницы уже после того, как он оказался дома, и в оставшиеся, чистые, вписала про Великие Луки? Откуда взялась копия?
Вложенное внутрь стихотворение дела не проясняет.
Отчего мои песни печальны?
Не отвечу… Не знаю… Люблю…
Может быть, оттого, что прощальны
Те мгновенья любви, что ловлю.
Отчего так безрадостна осень?
Кто украл красоту моих дней?
Нет в лесу тонкоигольных сосен,
Только груда безжизненных пней.
Отчего так бесслезны рыданья?
Ими сад я весной оросил.
Помнишь? Сад, где впервые признанья
Я твоей красоте посвятил.
Отчего я застигнут незнаньем?
Кто нарушил беззвучную ночь?
Может быть, оттого, что страданьем
Я хочу эту ночь превозмочь.
Булочки с огурцами
«Ах, Поленька, какой же бедняк я! — пишет Владимир Абрамович из тюрьмы. — Сейчас 9 часов вечера. Погрызу булочки с огурцами. Очень скучно без тебя. Правда! Пусть они провалятся, все эти мошенники…»
— Алексей Федорович, не грызете ли вы булочки с огурцами? На фотографиях вы молочными зубами впиваетесь в кукурузный початок, а повзрослев и обзаведшись бородкой, подносите к открытому рту дольку ананаса… Где-то вы еще едите суп, низко склонившись над тарелкой…
— Увы и ах! Тут все наоборот. Людей отлавливают, сажают за загородки и откармливают на прокорм овощам. По указу Томата 18-го, Царя Всея Помидории, Арбузии, Картошии и Баклажании, овощи отлавливают только плохих, хороших не трогают. Да поди знай, за кого тебя примут… Как-то схрупал огурец хорошего, на самом деле, толстячка, а после маялся животом и хныкал, как, мол, он его «хорошести» не раскусил…
Редкая неприятность. В целом овощи были бдительными. Однажды им удалось захватить в плен человечка по имени Капут, по кличке СаГнуО, т. е. Самый Гнусный и Отвратительный. За свою жизнь СаГнуО сгубил не меньше миллиона хороших, а может, и два. От злобности он отощал, что ему помогло, а овощей сгубило. Ночью, когда все спали мирным сном, СаГнуО пролез между прутьями клетки и вылез на волю.
Воспользовавшись невнимательностью сонных помидоров-охранников, он вытащил из их карманов ключи и открыл все клетки, где содержались плохие. Топот и крик пробудили охранников, те зарядили картофелеметы, и в завязавшейся перестрелке СаГнуО был убит шальной картофелиной. Оставшиеся плохие разбежались по разным странам. В мире снова стала огромная куча плохих, и мы видим, что они вытворяют. Извиняюсь, что сказка грустная.
— А у нас тут шабаш. Ведьмы едут на сходки верхом на метлах и кочергах. Обыкновенно путь их идет через дымовую трубу по воздуху, высоко над землею, но иногда ведьмы бегут туда пешком, превратившись в собак, кошек или зайцев.
— Откуда такая прелесть?
— Из книги вашего дядюшки Якова Абрамовича.
— Пришли, пожалуйста, ссылку.
— Куда?
— Сюда. Кстати, в нашей епархии при невыясненных обстоятельствах обнаружен глаз неизвестной породы. Он видит все. Но за этим удовольствием приходится стоять в очереди. А я — лентяй!
— Кстати, за вашу историю с овощами вы бы получили порицание от дядюшки. Он считал, что учинившие смертоубийство или посягнувшие на жизнь другого или свою собственную должны быть заключены в дом умалишенных.
— Не слышу… Все жужжит под матовым куполом неба.
Обрыв связи.
На букву «К»
Там обрывок одной книги, тут — другой… То, что удается связать по смыслу, Владимир Абрамович прячет в кальсоны. Если тюремщик заметит, ответ готов: для согрева. Холод жуткий, ни брюки, ни связанная Шейной Леей шерстяная кофта не держат тепла. Зато он подарит брату редкостное собрание сочинений — попурри на тему ведьм и умалишенных.
Карамзин, Ключевский, Крылов… Дело продвигалось медленно, а тут еще и карандаш из рук выпал. Встав на четвереньки, Владимир Абрамович раскидывал из-под себя бумаги, как опростившийся пес. Пишущее средство оказалось на самом дне, и, дабы не обронить вновь, он поднял его вверх на «подносе» из прилипших друг к другу страниц.
Стр. 19.
Возвещу Тебя, Жених,
В час великого сожженья.
Буду петь молитвы стих —
Крестной муки откровенья.
Стр. 20
Долгой ночью, зимней ночью
Я иду тропою снежной.
Нет дороги, только клочья
Полосой летят безбрежной.
Тихо. Страшно… Крик усталый
Тонет в глубине сугроба.
Лес приход мой запоздалый
Мглой встречает вечной гроба.
Владимир Канев. Тоже на «К». В кургане, предназначенном для сожжения, Владимир Абрамович обнаружил себя, но не целого — две страницы из восьмидесяти. «Остального себя на дне не сыскать», — решил он и шуршащей походкой побрел на выход.
Рука Зевса
В дверном глазке — собранный в капсулу Арон. Большие глаза, махонькие ножки.
— Надень маску!
Надела.
Он вносит продукты.
Встреча птеродактилей.
Подойдя к открытому окну, Арон убирает маску с лица и закатывает глаза. Зрачки тускло мерцают в припухших облачных веках. Тучная фигура в контражуре. Психиатр, уставший от жизни, старательно держит осанку. Движения скоординированы: одной рукой пишет смс жене, другой вливает в рот воду из пластиковой бутылки. Одной рукой ставит бутылку на стол, другой достает из нагрудного кармана трубку, кисет, спичечный коробок. Чирк, огонь.
Мраморная рука Зевса сжимает молнию.
— Смотри! — показывает она ему на экране фрагмент скульптуры, обнаруженной в Севилье на руинах Италики. — Как с тебя слеплено. Скажи спасибо матушке Рее. Спасла твою будущую жену от людоеда-Кроноса.
— Передам непременно. Есть еще послания на Олимп? Как Зевс, влюбленный в сидящую рядом богиню, я готов распластаться… в культурных пластах.
— Богиню звали Гера, ты перепутал адрес. Неверный муж, с Ио шашни водишь…
— Зато психически устойчив. В дурдоме гоняю тучи, забочусь о тебе… Нормальный еврейский древний грек, которого заждалась семья.
Японский минимализм
Огромная луна освещала пустынную улицу Митуделу. Арон поставил машину рядом с домом № 19. Здесь, напротив пещеры Маккавеев, он снимал квартиру до женитьбы. Эту пещеру он демонстрировал друзьям из разных стран в качестве Иерусалимского чуда: выходишь из дому — и погружаешься во второй век до нашей эры. Это, конечно, громко сказано: вход в саму пещеру замурован, но под полукружьем сводов пару метров можно пройти, не пригибаясь.
Прислонившись спиной к волглой стене, нормальный еврейский древний грек хотел было раскурить трубку, да спичек нет — забыл в машине. По дороге за спичками пришла ему в голову шальная мысль — а что если устроить в дурдоме исследовательский центр? Вместо психотропных выдать смышленым больным по «памятному» чемодану. Сколько всего на помойках валяется! Ведь у каждой вещи был хозяин с непременно уникальной судьбой. И трудотерапия, и шикарное отвлекалово для центропупистов. С Анной-то сработало!
Зимой она была плоха, не выходила из дому, крайне редко отвечала на его сообщения, и, что хуже всего, не впускала его в квартиру. А ведь он не только ее лечащий врач, но и опекун, назначенный комиссией. Налаживает быт, оплачивает счета — она не умеет обращаться с деньгами, да и вообще крайне невнимательна к происходящему. Зато какого цвета были глаза у Свана, знает лучше Марселя Пруста.
Тут-то и созрела комбинация с чемоданами и сантехником.
Чьи это чемоданы? Неважно. Жене сказал, что они достались ему от бездетной тетушки Дворы, что на иврите означает пчела. Йоэль — израильтянка, по-русски не понимает. «Лучше бы деньги оставила, — вздохнула она, — они не занимают места». Йоэль любит Японию: минимум вещей, максимум порядка.
Заслышав сигнал скорой помощи, Арон бросился к машине. Мелькнула мысль — Анна выбросилась из окна! Но это, конечно, полное сумасшествие. Все же он проехал под ее окнами. Они светились, в стекле отражался голубой экран компьютера.
На круглой площади перед перекрестком улиц Газа и Кинг Джордж сидел третий царь Давид. Белое одеяние, арфа в ладони, на лице маска. Видимо, араб-ключник выпер его из храма. Арон притормозил. Царь спал, припав плечом к бетонному возвышению. Почувствовав прикосновение чужой руки в перчатке, он приоткрыл петушиный глаз и уставился на пришельца.
— Ну что, друг, в Нью-Джерси пока не пускают? — спросил его Арон по-английски.
Царь пожал свободным плечом. Тот же вопрос по-русски остался без ответа.
— Спать-то есть где? — перешел Арон на французский.
— Ви, ви! — радостно воскликнул царь, указывая на гостиницу «Кинг Джордж», тоже дорогую, но выстроенную в 80-х.
Скорее всего, обычный спятивший француз. В белом здесь ходят многие, арфы в эфиопской лавке не только цари Давиды покупают.
— Ты кто? — спросил Арон напрямую.
— Английский король французского происхождения. Вот, отпустили покурить, что в маске никак невозможно. Да и сигарет нет. Все везде закрыто. У вас не найдется?
Арон предложил ему трубочный табак. Тот нюхнул и воскликнул:
— Мэрд!
РМС
Чипсы хрустят во рту, крошки сыплются внутрь пухлой папки чисточных партхарактеристик. Давай, мол, развязывай тесемки, вытряхивай грязь из нутра.
Точечки, точечки, точечки.
Арон в чате: «Английский король французского происхождения пожал свободным плечом. Красиво звучит, а? Уровень РМС зашкаливает. Религиозно-мистические состояния во время эпидемий. Бубонная чума — и распоясавшаяся инквизиция. Коронавирусный царь бредит…»
«Смотри, не заразись там…»
«Хочешь сказать, что я тебе дорог?»
«В качестве единственного человека в адресной книге».