Что-то щелкнуло, экран потух.
Перезагрузить компьютер?
Кнопка power бессильна.
Пропал перевод статьи.
Да нет же, в небытие рухнуло ВСЕ. Такая же штука случилась когда-то и с ней. Не починили. Что делать?
Вызывать Арона. Снять бойкот. Похоронив Якова Абрамовича и накормив искателей счастья снотворным, она неделю не отзывалась ни на звонки, ни на сообщения. Ушла в переводы. Искала русские аналоги для передачи специфических терминов, которыми была напичкана английская статья об иррациональной природе бреда. И вот…
Услышав ее, Арон обрадовался.
«Моя дорогая…»
Перенос. Возможно, Арон когда-то любил похожую на нее женщину и теперь проецирует эмоции не по адресу. «Моя дорогая» — не про нее.
— Скоро буду. Все восстановим. Главное, не паниковать.
Но ее-то память ему восстановить не удалось… Заменил на чужую. Вот тебе два чемодана… Нет, тут она лукавит. Это не любые два чемодана, определенные. Но от чего же все-таки был далек тот, кто постиг то, чего не постигал ранее? К чему «тому» он приближается, да еще «словно бы»? С какой целью взял автор эпиграфом текст, написанный Рамбамом на средневековом арабском вперемешку с ивритом? Возможно, в нем не было и тени той таинственности, которая звучит в английском. Чтобы вдуматься как следует, нужен текст всей главы. А он — в ящике. Пуск! Нет, левополушарный друг мертв. Что она без него? Заглохший процессор чужой памяти…
Мысль ударила ее лбом о стекло, оно хрястнуло, посыпались осколки, потекла кровь со лба на руку, с руки на дневник в черном переплете, с него на доносное письмо Жданову. На старых конвертах, разложенных по всему полу в известном лишь одной ей порядке, распускались красные хризантемы.
— Ничего, вызовем стекольщика, — приговаривал Арон, смывая кровь с ее лба.
Ему удалось уложить ее в кровать. Клок челки, окрашенной в красный цвет, нависал над глазом, хотел срезать, да не нашел ножниц. Порез неглубокий, но место паршивое, чем-то надо продезинфицировать. Йода нет. Пока можно воспользоваться кубиками льда, обнаруженными в пустом морозильнике.
Кажется, это создание с оливковыми глазами и пухлым, влекущим к себе ртом поставило себе целью свести с ума клинического психиатра.
— Убери, — ткнула она пальцем в бугристую лепешку из полотенца со льдом, которую Арон пытался приложить к ране.
В широко распахнутых глазах стыл испуг. Она ему не доверяла. И не только из-за рецепта. От тех порезов на ее левой руке остались еле заметные шрамы.
— Чини компьютер, — повелел рот.
Пусковая кнопка не отзывалась на нажатие.
Арон написал жене про стекольщика. Тот отзвонил, велел измерить окно. Из-за карантина он по вызовам не ездит. Боится налететь на штраф. Завести и вставить стекло сможет после полуночи.
А нет ли у него, случайно, знакомого мастера по компьютерам?
Что с ним?
Арон объяснил. Тот заподозрил серьезную поломку и посоветовал обратиться к специалисту.
Но ничего же не работает…
— Стекло вставлять будем?
— Да.
— Шлите размеры на вотсап.
Рулетка нашлась в выдвижном кухонном ящике, куда он полез за чайной ложкой.
Пыхтя трубкой, он измерил окно, послал цифры по вотсапу. Написал жене про сломавшийся на работе компьютер, что не полная ложь, — Анна была его «работой», — и попросил ее найти мастера.
«Очередное внеплановое дежурство?» — спросила она таким тоном, что Арон решил позаботиться о компьютерщике самостоятельно. Нашел. Но тот из-за карантина даже к матери не ездит. Если компьютер подвезут, он посмотрит и отзвонит. Адрес в вотсапе. Пизгат-Зеев, где он жил, заселяли датишные. Рассадник коронавируса.
Следует определиться с порядком действий. Найти кофе, если, конечно, он тут водится, выкурить трубку, убрать осколки, чем-то закрыть оконный проем на случай дождя.
Да и без осколков тут творилось нечто невообразимое. Видимо, Анна вытрясла на пол все, что было в чемоданах, — тетрадки, письма, серые и желтые конверты с цветными вкраплениями советских марок… Устроив тарарам, она решила выброситься из окна, но, разбив его, испугалась и бросилась в ванную, где он ее и застал. Хорошо, что ключ от этой квартиры всегда при нем.
Под ногами валялось личное дело некоего Федора Петрова. Тряпичная обложка с маленькой фотографией в центре. Лицо как из камня. Жесткий взгляд. Не желал бы он оказаться рядом с таким человеком.
Заляпанные рукописные страницы и черную тетрадь, с налипшими на нее осколками, он аккуратно перенес на кухонный стол.
Но это было еще не все. Кровью были забрызганы серая обложка альманаха «Былое» за 1924 год, антикварный альбом, созданный каким-то Л. Канторовичем на борту «Адмирала Сибирякова», рисованная самодельная книжечка «Чик-чирик» с рисунком, изображающим резника с ножом, ведущего за собой теленка («Теленочка ведут, сейчас ему голову отрубят, а ты будешь котлетку шамать и облизывать губы»), и собрание стихотворений «Тростинка нежная», оформленное рукой подростка.
Чем оттереть кровь? Чем пользуются убийцы, пытаясь замести следы?
«Замолкни, стих… убита радость пенья…
Судьбы закон безжалостен и строг.
И мозг сверлит назойливо решенье:
Уйти скорей от жизни и тревог…»
Стихи В. Канева. Кто такой?
Арон задал вопрос гуглу. Тот ответил, что причина поломки либо в контактах, либо в засоре вентилятора, в худшем случае — в материнской плате и блоке памяти. Для начала нужна отвертка. Искать ее по ящикам и коробкам, набитым черт знает чем, смысла не имело, тем более что у соседа с Митуделы были все инструменты.
Анна спала. Дыхание ровное, лоб теплый. Испробовать гипноз? Он эффективен при лечении фригидности. Пробуждение эго через либидо, как учит товарищ Фрейд.
Сосед в маске и белых перчатках выдал Арону отвертку.
Под крышкой компьютера скрывался змеюшник из проводов, покрытых ворсистой пылью, крокодилья кожа материнской платы, вентиляторная рептилия… Этот террариум сподручнее было бы пропылесосить, но гугл рекомендовал специальную щетку. Такую, как на картинке, не найдешь, единственной обнаруженной в доме щеткой была зубная. Арон действовал аккуратно, стараясь не притрагиваться к плоской металлической коробочке. Блок памяти. Именно там находится все содержимое чемоданов. Миллионы оцифрованных слов…
В проводах, которые, благодаря долгим стараниям Арона, из серых стали цветными, нужно было найти те два, что подводят к разъему «Power», и замкнуть их.
Пуск! Работает. Выполняет какие-то проверочные действия, пикает, гаснет… сердце уходит в пятки. Нет, заводится снова. Сколько же у нее всего на десктопе… Говорят, это сжирает память. Интернет поднялся. И вордовские файлы целы. Их надо запомнить в новую директорию. Сделать бэкап.
Из окна дует, в животе бурчит. В холодильнике — два яйца, помидор и засохший кусок сыра. Вокруг — запятнанная история. Арон смочил салфетку жидкостью для мытья посуды, протер ею черную дерматиновую обложку. Пятно побледнело, но не сошло. Похоже на пандемию. Даже если она закончится, последствия не исчезнут.
Все тут было шатким. Единственный стул на кухне проломился под ним еще до того, как он успел на него сесть. Простуженный кухонный кран работал секундомером, капли мерно падали из носа в раковину. Надо менять резьбу. Из мусорного ведра, куда он собирался ссыпать осколки с черной тетради, выскочил таракан.
Жизнь идет.
Компьютер пашет.
В нагрудном кармане вибрирует айфон.
Поначалу он не узнал голоса Шули. Словно бы, вычеркнутая из памяти, она перестала существовать. Наивный солипсизм.
— В одном из чемоданов был блокнот Алексея Федоровича, — сказала она. — Отдай мне его.
Поддерживая плечом айфон, Арон листал альманах «Былое». Старая бумага хранила тепло плотно пригнанных друг к другу слов.
— Ты со мной?
— Да.
— Блокнот серый, на пружинке. Если, конечно, ты не выкинул все на помойку.
Проще всего сказать «выкинул». Не окажись он сейчас в окружении чемоданных раритетов, он так бы и сделал.
— Я на дежурстве. Буду дома, найду — дам знать.
— Что значит «найду»?
— Разве я тебе не говорил, что моя жена — любительница бытового минимализма. Надеюсь, чемоданы не пали жертвой ее любви.
— На месте твоей жены я бы первым делом избавилась от тебя. Ты занимаешь слишком много места.
Получив по заслугам, Арон расчистил себе место на полу, лег и тотчас вскочил. Ему послышался голос.
Анна спала. LG напевал под ухо: «…деточка милая! В лес дремучий по камушкам…» Прихватив лежащее на полу одеяло, Арон устроился в «будке»: ноги под компьютерным столом, голова снаружи. Ноги под компьютерным столом, голова снаружи.
Нелепость происходящего напомнила ему фильм «Аморальный». В главной роли — Альберто Сорди, неказистый любовник трех роскошных женщин — Софи Лорен, Стефании Сандрели и Джульетты Мазины. Как их не любить? И он любит всех, но по отдельности. Покупая обувь детям, путает размеры, в Новый год переводит во всех квартирах часы, везде ест макароны с тем соусом, который любит больше всего на свете, всем безбожно врет, каждой — свое, и, окончательно запутавшись, решает лечь в гроб и умереть. Но когда он видит, как рыдают его любимые женщины, «восстает из мертвых».
Был ли «Аморальный» лгуном с детства? Арон точно был. Он придумывал истории и жил в них. Никто ведь не принуждал его рассказывать, что по дороге в школу он провалился в яму и потому опоздал на урок. Когда родители попросили его показать эту яму, он повел их к ней, но ямы не было. Видимо, успели закопать.
Снотворное
Израиль — страна маленькая, и Арон нисколько не удивился тому, что смертельно больного и при этом весело настроенного Алексея привезла в «Эйтаним» Шуля. С ней они когда-то учились в «Демократической школе», да и после встречались не раз, однажды даже в весьма драматических обстоятельствах… И поди ж ты, стала психологом! Судя по тому, как она смотрела на Алексея, их отношения не исчерпывались ее профессиональными обязанностями.