Уснула она на рассвете. Еле поднялась к завтраку. Утренний Дублин: круглые столики покрыты белыми скатерками ручной вышивки, в маленьких вазочках живые анютины глазки. В конце зала — застекленный альков, освещенный солнцем, но там все уже было занято, и она выбрала мягкий золотистый диван, которому тоже перепали солнечные лучи. Кофе, круассан, апельсиновый сок. Посуды немеряно: на одном блюдечке — чашка, на другом — стакан, на третьем — сахар, на четвертом — печиво. Но главное вайфай! Море сообщений. С некоторой опаской заглянула она в почту, где нашла письмо об отмене конференции с сожалениями и извинениями. Оно было разослано всем участникам. Тем, кто уже прилетел, предлагалась скромная экскурсия по городу, ночевка в гостинице за счет приглашающей стороны и возможная доплата за перемену билетов, если таковая будет необходима. Со всеми вопросами обращаться по мейлу или по телефону такому-то. Sorry, sorry, sorry. Ms. Aris Cerroll.
Черт! Самое обидное — не выйдет отомстить Арону. С другой стороны, оплаченное время. Тоже недурственно. В любом случае она собиралась встретиться с дублинцем Джеймсом Фарелом, легендарным знатоком литературы и истории. Алексей состоял с ним в переписке практически до конца дней. Номер его телефона был предусмотрительно вбит в смартфон.
«Титаник»
Через полчаса ко входу в гостиницу подъехало такси, и из него вышел водитель, рослый мужчина лет шестидесяти с длинными волосами, зачесанными за большие торчащие уши, с тонким, как у Алексея, ртом и носом картошкой, как у Арона.
— Джеймс Фарел, такси вызывали?
Легендарный гуманитарий оказался таксистом. За рулем он читал ей стихи Йейтса и Цветаевой. По-английски с ирландским акцентом — ни слова не разобрать, но звучит!
— Норт Грейт Джордж-стрит, — притормозил он у высокого кирпичного дома. — Здесь Джойс писал «Поминки по Финнегану». Зайдем?
— Не сейчас.
— Хорошо, едем дальше. Экклз-стрит, любимое место почитателей Джойса. Видите ту дверь? Можно заглянуть в гости к герою Улисса Леопольду Блюму. Нет? И на том спасибо. Какой смысл навещать книжных персонажей? Улисса осилит не каждый, но отметиться в квартире главного героя желают все. Вообразите, скольких я экзаменовал по пути сюда!
Шуля не стала признаваться Джеймсу в том, что она не читала «Улисса». Пробовала на иврите, не пошло. Ее английский не был настроен на художественную литературу. О том, чтобы осилить Джойса по-русски, и речи быть не могло. На этом зачаточном и изрядно подзабытым языке она писала с такими ошибками, что даже сверхделикатный Алексей, читая вслух задания, не мог удержаться от смеха. Этот блокнот с ответами на вопросы в виде текстов и рисунков — бесценный материал для статьи по умозрительной и визуализированной структуризации образов больного глиобластомой при высоком IQ — она сдуру закинула в чемодан.
— В мае я бы отвез вас в «Сад воспоминаний». Там чудесная растительность, в том числе экзотическая. Широкие аллеи… Ну, и конечно, мемориал в память погибших за нашу ирландскую свободу. Но израильтянке незачем смотреть на деревья, которые еще не выказали своего великолепия…
Не принял ли ее Джеймс за туристку, заказавшую частную экскурсию по городу?
— А вы не хотите пригласить меня в гости? — спросила Шуля напрямую.
Джеймс ответил: у него засорилась канализация. Если бы он знал за день вперед… Если бы. Но зато агрегат по очистке питьевой воды введен им в действие не далее, как позавчера. Зато. Можно посидеть в кафе, воспользоваться тамошними удобствами, после чего заглянуть к нему.
План был одобрен. При входе в кафе их попросили надеть маски.
— Карнавальные? — узкий рот расползся чуть ли не до торчащих ушей. Так же улыбался и Алексей, только его большие уши не торчали, а прилегали к голове.
— Карантинные. По постановлению с нынешнего дня.
— В туалет можно сходить?
— Да, сэр, но только в маске.
Джеймсу явно приспичило. Закрыв лицо шарфом, он быстрым шагом прошел мимо бара.
По дороге к дому Джеймс признался, что подобные заведения не посещал минимум лет десять. Зачем? У него все есть. Вот только авария со сливным бочком… Но мы ее устраним. Зато вода — как из живого ручья.
Золотая пепельница
Окно квартиры на первом этаже выходило на улицу. Низкорослые клены заслоняли свет, полутьму освещала огромная модель затонувшего «Титаника». Джеймс смастерил ее своими руками. В каютах горели маленькие лампочки, сквозь малюсенькие овальные окна можно было заглянуть внутрь.
— В честь джентльменов 1912-го! Следующее столетие вычеркнуло джентльменов из обихода. По статистике из пассажиров I класса спаслось 140 из 144 женщин, понимаете, о чем это говорит? А из пассажиров второго класса из 93 спаслось 83 женщины. Настоящий джентльмен жертвует собой во имя прекрасного пола, и заметьте, чем сословие ниже, тем процент погибших женщин выше. Об этом я рассказываю детям. Знал бы, что буду путешествовать с «Титаником» по школам, я бы иначе рассчитал его вес. За мной приезжают хрупкие учительницы, а поднять эту штуку можно только в четыре руки.
Все вещи в доме Джеймса имели историю.
Золотая пепельница.
Джеймс проплавал шкипером много лет. Однажды на корабле пропал мешок с золотыми изделиями, никто не мог его найти, но он, Джеймс, сумел. За это капитан подарил ему эту пепельницу в форме черепахи. Джеймс давно не курит, но Шуля вольна использовать этот предмет по назначению.
— Вино. Эту бутылку мы откроем сейчас, она двадцатилетней выдержки, и одну такую же я дам вам с собой для Алексея Федоровича. Ее следует хранить в положении полулежа, пробкой вниз.
Джеймс откупорил вино, разлил по мутным бокалам.
— Это не грязь. Старинное стекло с затонувшего корабля.
— Пьем за Алексея?
Они чокнулись. По русскому обычаю в память об усопших не чокаются. Но откуда Джеймсу знать, что Алексея нет в живых? И стоит ли говорить ему об этом?
Шуля сказала, что Алексей болен. После операции, облучения и химии — максимальный срок полтора года.
— Скверно. Надеюсь, Алексей все еще верит в местный поворот времени. Помню его шутку про возвратно-поступательный плевок… Мол, если снять на камеру плюющего, а потом прокрутить кино задом наперед, плевок вернется в рот…
— Жизнь — это не плевок, — отрезала Шуля.
— Ваша — точно нет! Про Алексея не знаю. Он ведь человек замкнутый.
— С чего вы это взяли?
— Из писем. Человек — это стиль. Кроме того, Алексей родился в семье ярых коммунистов… Само по себе не проходящая травма. Как родиться у ярых нацистов. Дети, выжившие в Катастрофу, дети, чьи родители пострадали в пору террора, не столь деформированы, как дети преступников. Я это изучал. У детей преступников двойное сознание.
— Джеймс, все, что вы говорите, не имеет никакого отношения к Алексею. Если бы вы его видели… Шутник, весельчак, душа любой компании…
— Это маска. Он хороший актер.
С этими словами Джеймс удалился чинить уборную, что становилось более чем актуально. Он-то сбегал в кафе.
— Джеймс, у вас есть вайфай?
Зрелище склоненного над засоренным унитазом Джеймса было малоутешительным.
— Вы что-то меня спросили? — Джеймс, красный как рак от неудобства положения, смотрел на Шулю виноватым взглядом. Точно так смотрел на нее Алексей, когда с ним случались «туалетные» казусы.
— Да. Про вайфай.
— Я им не пользуюсь. Мой компьютер работает от компании. Сейчас включу…
— Пока что мне нужно в туалет.
В таком туалете Шуля не бывала со времен советского детства.
— Мне крайне неловко, — сказал он, когда она вышла, и Шуля снова увидела перед собой Алексея.
Компьютер Джеймса, видимо, тоже был поднят с потонувшего корабля. Машина годов 90-х шумела, как трактор, и зависала на каждой букве. Каким-то чудом ей все же удалось выйти на сайт «Люфтганзы». Самолет из Дублина улетал утром.
Буза
Федор Петрович застрял в поселке. К аэродрому не проехать. Местность заболочена, тяжело с нее взлетать. Зато падать не так страшно, до смерти не расшибешься.
«Все-таки надо признаться (хотя бы перед собой), что бестолочи порядочно в воздушном флоте. Это доказывает громко поставленная работа по подготовке к маневрам. Однако надоело ничегонеделание. Сегодня должны отправиться на Дно».
Голосовое сообщение от Арона:
«Мордехай бессмертен. Его реанимировали. Он забыл иврит. Штуклер не понимает, чего тот от него хочет. А Мордехай ничего от него не хочет. Его новая миссия куда обширней: вернуть Путину мозг граждан России, гниющий в израильских психушках. Немедленно и в полном объеме. Меня же он обязывает изъять у харедим его философские трактаты, а рассказ о предательстве ФАТХа немедленно сжечь — он не достоин пера члена российской федерации писателей. Позвони».
— Арон, ты когда-нибудь посещал комсомольские гуляния?
— Ты имеешь в виду собрания?
— Нет, гуляния. Под названием «Буза». Такой шум-гам! Играют в «Козу» и прыгают как полоумные. «Шел козел дорогою, нашел козу безрогую, давай, коза, попрыгаем, попрыгаем, попрыгаем!» И все в таком духе. Ни уму, ни сердцу времяпровождение.
— Откуда такая прелесть?
— От папаши Алексея Федоровича.
— Понятно… Скажи, у тебя весь материал в компьютере?
— Да. Кроме фотографий и блокнота, который нет смысла сканировать.
— А что в нем?
— Задания психолога. Скорее всего, женщины, которая пишет по-русски с чудовищными ошибками.
— Интересно…
— Не шибко. Интересное в другом.
— В чем же?
— С того времени, как случилась эта история с компьютером, в голове все путается. Сбиваюсь с хронологии.
— Там все на месте.
— Да. Кроме меня.
Рваные штрихи
Из блокнота с винтообразной середкой легко выдирать страницы. Наверняка он был вдвое толще. Но и по тому, что осталось, можно понять многое. Мозг Алексея Федоровича, не способный воспроизводить устойчивые словосочетания, дешифровывал метафоры. При этом тексты и иллюстрации, невзирая на дрожащий почерк и рваные штрихи, были теплыми, живыми, хотелось гладить страницы. В заданиях психолога и в расчерченных им, а скорее ею, клетках, следовало помещать диких и домашних животных с картинками.