1723 год. 19 сентября принесены из Владимира мощи святого благоверного князя Александра Невского и поставлены в крепостном храме.
1724 год. 30 августа мощи Александра Невского перенесены в Санкт-Петербург в Лавру.
1762 год. 18 марта изволил посетить крепость Государь император Петр III…
1764 год. Кончина Брауншвейг-Люнебургского принца Иоанна Антоновича.
В городе Шлиссельбурге на набережной Невы и Ладожского канала близ шлюзов сооружена каменная приходская церковь Благовещения Пресвятыя Богородицы…
Рядом с Благовещенскою церковью 1770 года построена другая каменная приходская церковь во имя Святителя Чудотворца Николая.
1776 год. Приступлено к постройке в крепости нового каменного Иоанно-Предтеченского соборного храма…
1866 год. В городе Шлиссельбурге, при впадении нового канала в реку Неву, с высочайшего разрешения построена каменная часовня на средства крепостной Иоанно-Предтеченской церкви…
1883 год. Июня 15 в девять часов утра изволили прибыть в город Шлиссельбург, посетить шлиссельбургскую крепостную часовню, слушать краткое молитвословие и лобызать явленно-чудотворную икону Богоматери Их Императорския Высочества Государь император Александр III и Государыня Императрица Мария Федоровна с Августейшими сыновьями Николаем и Георгием Александровичами, Великим Князем Алексеем Александровичем и Великою Княгинею Мариею Александровною…
1890 год. Произведена пристройка крепостной часовни с южной и северной стороны для удобнейшего помещения богомольцев. Устроена колокольня о пяти колоколах, разведен сад с цветниками, и все это обнесено железною оградою на цокольном фундаменте…
В часовне по Арке надпись: Милосердия двери отверзи нам Благословенная Богородице»…
Мы не знаем, удалось ли отцу Иоанну пережить страшные годы революции и Гражданской войны, когда страна все-таки рухнула в пропасть, в которую заглянул отец Иоанн утром, когда казнили террориста Балмашева…
Известно только, что после революции уже не было больше священников в храме Рождества Иоанна Предтечи в Шлиссельбургской крепости.
Впрочем, такое происходило тогда не только в храме Рождества Иоанна Предтечи, а во всей Русской церкви.
27 июня 1923 года закончилось длившееся больше года заточение Патриарха Тихона во внутренней тюрьме ГПУ, и он вернулся в Донской монастырь.
Патриарх вернулся на руины.
За год, который он провел в заключении, завербованным ГПУ священникам-обновленцам удалось захватить большинство приходов Русской православной церкви и вовлечь в свои сети тысячи священников и десятки архиереев.
Особенно трагичная ситуация сложилась в Петрограде, где после расстрела митрополита Вениамина обновленцы захватили 115 из 123 городских приходов.
«В июле Святейший послал туда Архиепископа Гурия (Степанова) настоятеля Спасского монастыря, — писал митрополит Иоанн (Снычев). — Тот прибыл в Петроград и «убоялся зело» обновленцев, на другой день бежал в Псково-Печерский монастырь. Патриарх скорбел и недоумевал, кого же послать туда епископом. Архиереи буквально отказывались ехать в Петроград»[198]…
Выход нашелся.
Приехавший в Москву протоиерей Александр Дернов попросил назначить епископом в Ленинград иеромонаха Мануила (Лемешевского), о котором Святейшему патриарху говорил в свое время и священномученник митрополит Вениамин.
Решение было принято.
8 (21) сентября 39-летний иеромонах Мануил был возведен в архимандриты, а 10 (23) сентября хиротонисан в епископы.
Когда патриарх Тихон в церкви святого Димитрия Солунского на окраине Москвы нарек архимандрита Мануила (Лемешевского) епископом Лужским, никто и не скрывал, что предстоит новопоставленному архиерею.
— Посылаю тебя на страдания… — сказал патриарх Тихон. — Ибо кресты и скорби ждут тебя на новом поприще твоего служения, но мужайся и верни мне епархию!
И вот оно, подлинное чудо!
Октябрь 1923 года вошел в историю раскола, как месяц петроградского возрождения.
«Непрерывно к Патриарху присоединялись питерские храмы. Самым замечательным во всей этой «мануиловской эпопее» было то, что ни у кого (ни у самого Владыки, ни у его друзей, ни у его врагов) не было ни малейшего сомнения в том, что в два-три месяца епископ со своими помощниками лишатся свободы.
Это и создавало в епископе и среди его ближайшего окружения то особое настроение героического подъема, которое как бы возвышает людей над действительностью и над бытом, обновляет их, смывает все мелкое, пошлое, что есть в каждом человеке.
Такие минуты не могут длиться очень долго; но тот, кто пережил их, всегда будет вспоминать о них, как о лучших мгновениях своей жизни..»[199]
Итог работы епископа Мануила поражал: три четверти здешних городских храмов вернулись к патриарху Тихону В области — практически все священство порвало с обновленчеством.
«С чувством глубокой радости считаю долгом сообщить Вашему Святейшеству, что 15/29 октября Александр о-Невская лавра в полном составе братии принята в общение с Православной Церковью и Вами…
В данный момент, с восстановлением в правах наместника Лавры преосвященного Николая (Ярушевича), епископа Петергофского, ныне в изгнании пребывающего в Усть-Куломе Зырянского края, создается крайняя необходимость возглавить Лавру лицом авторитетным, новым, монашеского и монастырского уклада, опытным в духовной жизни, с правами викарного епископа Шлиссельбургского, управляющего лаврой.
Лично мне известный с хорошей стороны и как отвечающий всем этим требованиям ризничий Даниловского монастыря отец архимандрит Григорий (Лебедев) изъявил свое согласие за святое послушание Церкви Христовой и для блага лавры принять сие мое предложение.
Доводя до сведения Вашего Святейшества о всем вышеизложенном, покорнейше прошу не отказать в сем ходатайстве и, открыв новое викарство — Шлиссельбургское, возглавить его архимандритом Григорием, как достойнейшим и желанным для Петроградской епархии.
Смиренный Мануил, епископ Лужский».
Надо отметить тут, что изначально правящие архиереи в Санкт-Петербурге носили в своем титуле приставку «Шлиссельбургский». Епископом Санкт-Петербургским и Шлиссельбургским был Никодим (Сребницкий), архиепископами Санкт-Петербургскими и Шлиссельбургскими Феодосий (Янковский), Сильвестр (Кулябка), Вениамин (Пуцек-Григорович), Гавриил (Кременецкий), но в 1770 году приставка эта исчезает из титула правящего архиерея.
Нам трудно судить, какие соображения привели Мануила к мысли о необходимости возрождения Шлиссельбургского викарства.
Понятно, что многие из существовавших кафедр — тюрьмы и лагеря стали к этому времени обычным местом пребывания православных архиереев! — были заняты, но, видимо, определенную роль в выборе Шлиссельбурга сыграла и его история.
Повторим, что мы не рискнем восстанавливать молитвенный ход размышлений епископа Мануила, но вполне можно предположить, что и символика «города-ключа», а также Шлиссельбургский чудотворный образ Казанской Божией Матери и мощи Александра Невского, которые были перевезены в Александро-Невскую лавру из Шлиссельбургской крепости, возникала в них.
Как бы то ни было, но просьба епископа Мануила оказалась услышанной.
11 ноября 1923 года Мануил подал свой «рапорт», а 14 ноября святейший патриарх начертал на нем резолюцию: «Согласно настоящего представления преосвященного епископа Мануила, открыть в г. Шлиссельбурге кафедру викарного епископа Петроградской епархии, назначить на эту кафедру архимандрита Григория (Лебедева) и поручить ему временно исполнять обязанности наместника Александро-Невской лавры, хиротонию и наречение его произвести в г. Москве»[200].
16 ноября (29 ноября) 1923 года будущий святой Григорий (Лебедев) был рукоположен в епископа Шлиссельбургского…
«Обычай установил, что призываемый на епископское служение при своем наречении произносит слово, — сказал тогда новопоставленный епископ. — Вы, Ваше Святейшество, изъявили желание, чтобы этот обычай был соблюден и при моем наречении, хотя обстановка его интимна, а у меня нет слов. И в моей мысли, и в моем настроении, и на моем языке одно слово — слово молчания, и одни звуки — звуки церковной песни глубочайшего молчания.
Пусть же молчит всякая плоть человеческая. Почему так? Святители Божии, я скажу вам, почему так: интимность обстановки позволяет мне сказать это (и только вам) мое слово.
Сейчас идет суд Божий. И в этот момент, если мы сделаем ставку на человека и человеческое, мы будем только несчастны. Разве события церковной жизни настоящего и недалекого прошлого не дают нам доказательство правильности этого? Разве перед вашими глазами не прошли десятки примеров, как рушились расчеты на человеческое? Ведь вы видели, как банкротились ставки на многолетнюю мудрость, на ученость, даже на духовность, воспринимаемую по-человечески. Если бы мы свое упование не направили на человеческое, то настоящие лукавые дни, разметав человеческое, не потрясли бы до основания самих упований наших. Вы знаете, что мирское мудрствование и теперь терпит банкротство, носители его подходят к безверию, и не слышится ли нам голос: да что же такое наша Церковь и где она? Нет! Ставка на человеческое — и, простите, я скажу резкое мирское слово, — бита.
После того, что я буду говорить о себе? Что я готовился к предстоящему служению рождением, образованием, воспитанием и настроением? Да какая же ценность всего этого?
Никакой.
По человеческой ставке коротко скажу о себе. Готов ли я? Достоин ли? Не готов. Не достоин.
Но идет суд Божий, отметая человеческое, дается Божие»…
Откровение Святого Иоанна Богослова называет епископа — «Ангелом церкви».
Но Ангел — это вестник.