Впервые в своей истории Россия вынуждена была воевать практически сразу против всех самых могущественных стран мира.
О как тогда возликовала «передовая» дворянская общественность!
«Российская империя — это колосс на глиняных ногах!» — задыхаясь от радости, возопили тогда в лондонских и парижских кафе «передовые» деятели-рабовладельцы.
Все неудачи в Крымской войне были объявлены следствием гнилости и бессилия николаевского режима…
И эта оценка событий 1853–1854 годов, практически без редактуры, вошла в учебники нашей истории и мало у кого вызывает сомнения, хотя реальным фактам она, мягко говоря, не вполне соответствует…
Если не считать бомбардировки Одессы англо-французской эскадрой и неудачной попытки высадить десант, непосредственные боевые действия начались только во второй половине августа 1854 года.
Небольшой отряд морской команды и казаков под руководством контр-адмирала Василия Степановича Завойко (фрегат «Диана» и две шхуны с 60 орудиями) отразил тогда на Камчатке в Петропавловском порту (ныне Петропавловск-Камчатский. — Н.К.) нападение англо-французской эскадры (шесть кораблей и фрегатов с 250 орудиями).
Высаженный союзниками десант у Петропавловского порта был разбит нашими матросами и линейцами. Счет потерь был невелик. 45 русских и 88 французов и англичан пало в том бою, но контр-адмирал Завойко, удерживая стратегическую инициативу, провел свою флотилию в Николаевск-на-Амуре, и в заливе Де-Кастри (с 1952 года залив Чихачева. — Н.К.) нанес поражение британской эскадре. Адмирал Принс, командовавший британской эскадрой, застрелился.
«Всех вод Тихого океана недостаточно, чтобы смыть позор британского флага!» — с горечью восклицает историк английского флота.
Одновременно англо-французская эскадра появилась под Кронштадтом, а на Белом море два английских пароходо-фрегата 6 июля произвели бомбардировку Соловецкого монастыря и 8 июля высадили на Соловецких островах десант, который был отбит монахами и солдатами.
Почти одновременно с этой — более психологической, нежели боевой — операцией начались боевые действия в Крыму: 6 сентября союзные войска высадили в Евпатории 60-тысячную сухопутную группировку, и 8 сентября, на Рождество Богородицы, англо-французский десант (55 000) под командованием маршала А. Ж. Сент-Арно нанес поражение русской армии князя А. С. Меншикова (34 000) на реке Альма в Крыму. Русские потери — 5000 человек, потери союзников — 4300. Союзной армии был открыт путь на Севастополь.
По количеству паровых кораблей англичане и французы значительно превосходили русский, преимущественно парусный флот, и 11 сентября, чтобы преградить путь противнику на Севастопольском рейде, русские моряки затопили корабли «Три святителя», «Уриил», «Варна», «Силистрия», «Селафаил», «Сизополь», «Флора».
13 сентября армия союзников под командованием генералов Ф. Дж. Раглана и Ф. Канробера (67 000) подошли к Севастополю, где находился 7-тысячный гарнизон и 24 тысячи человек флотских экипажей. Началась 349-дневная Севастопольская оборона, которую возглавили вице-адмиралы В. А. Корнилов и П. С. Нахимов.
В январе 1855 года в войну на стороне союзников вступила и Сардиния. В Западном Крыму были сосредоточены сухопутные корпуса Турции и Сардинии — около 45 тысяч человек.
Положение России усугублялось из-за недоброжелательного поведения Австрии и Пруссии. Невозможно было высвободить развернутые на западной границе войска и перебросить в Крым, а сил русской армии Меншикова, что стояла возле Севастополя, не доставало для противодействия союзникам… Севастополь, тем не менее, союзникам взять не удалось, и только в конце августа 1855 года, когда был захвачен Малахов курган, русские войска оставили город.
Спору нет…
Военные действия в Крыму тяжело протекали для нашей армии. Соотношение сил на протяжении всей кампании было не в нашу пользу.
Но никакой катастрофы не происходило. Сражение примерно шло на равных.
349 дней обороны Севастополя обошлись нам в 128 000 человек. Союзники потеряли 70 000 человек, не считая больных — смертность у союзников была намного выше, чем в русской армии.
Получается, что боевые потери были сравнимыми, а общие — примерно равными.
Взятие Севастополя было крупным успехом союзников, но катастрофой для России не стало.
Россия готова была продолжать войну.
Отметим, что одновременно с потерей Севастополя генералом Н. Н. Муравьевым была взята турецкая крепость Карс, в стратегическом отношении имевшая, может быть, даже более важное значение, чем Севастополь.
Существенно и другое…
Повторим еще раз, что никогда России не приходилось воевать против коалиции могущественнейших стран того времени — Франции и Англии, прикрываясь одновременно от возможного удара со стороны Пруссии и Австрии.
И каковы же были успехи союзников?
После годовой осады ценой многотысячных потерь взяли Севастополь, который им пришлось потом обменивать на Карс?
Очевидно, что успех союзников в Севастополе (если его и можно назвать успехом) весьма скромен и временен. Его обусловливало только удаление Крыма от Центральной России. Такое положение могло существовать некоторое время, но как только Россия подтянула бы туда армейские базы, союзникам неизбежно пришлось бы покинуть российские территории.
Но в этом и заключается принципиальное отличие крымской кампании от других войн…
Союзники вели эту кампанию не столько для захвата русских территорий, не столько для разгрома ее армии, а в чисто пропагандистских целях, чтобы показать самим себе, что, объединившись, можно противостоять Российской империи.
Поэтому и выбирались не центральные направления, по которым в случае настоящей войны следовало бы наносить удары, а самые удаленные окраины (Петропавловский порт, Крым, Соловки), куда России перебросить свои силы было непросто и где можно было некоторое время изображать победу.
И в этой пропагандистской войне, которая велась в основном в лондонских и парижских кофейнях, Россия действительно потерпела серьезнейшее поражение.
В самом деле, почему так остро и болезненно была воспринята в России временная потеря Севастополя?
Вообще-то России доводилось еще на памяти современников Крымской войны терять и Смоленск, и даже Москву, и те потери были пострашнее…
Да, Крымская война обнажила многочисленные слабые места в военном устройстве, и особенно в вооружении армии и флота. Но так было всегда в любую войну и в любой стране.
Да, были неудачи. Но ведь были и Синопское сражение, и поражение турок в Закавказье, и Петропавловская оборона, и Карс…
Ну а главное — впервые Россия сражалась против объединившейся с Турцией Западной Европы, и сражалась на равных…
Уже одно это должно было служить доказательством мощи Российской империи, уже одно это способно было внушить любому россиянину гордость за свою страну.
События 1853–1854 годов следовало бы называть победой России, но — увы! — победу эту с самого начала было решено представить поражением.
Меня всегда удивляло в описании Крымской войны стремление представить обычные и рядовые события чрезвычайными и катастрофическими.
Сколько было, к примеру, написано о русских ружьях, уступающих по дальности стрельбы винтовкам, которыми были вооружены союзники.
И это действительно так… В вооружении русская армия явно уступала европейским армиям… Но, собственно говоря, а когда бывало иначе?
Так было и при царизме, так было и при советской власти — сравните наши винтовки в 1941 году с немецкими автоматами! — так осталось, как это продемонстрировала Чеченская война, и в демократической России.
Кажется, однажды только мы и имели в вооружении полный паритет с Западом и даже превосходили его.
И было это в семидесятые — восьмидесятые годы XX столетия.
Что получилось в результате этого паритета, и как наша страна потерпела в результате этого паритета самое страшное в своей истории поражение, мы знаем сами…
Но одни только западные пропагандисты никогда не сумели бы добиться столь ошеломительного эффекта, если бы им не пришли на помощь русские рабовладельцы-космополиты.
Они не могли помочь союзникам выиграть войну у России, но они делали все, чтобы представить эту войну позорным поражением нашей страны!
Сколько «соловьев крепостничества» заливались трелями, дескать, поместное дворянство, несмотря на свой космополитизм, является верной и единственной опорой государству и престолу…
Николай I всегда различал фальшь в этих «гимнах рабовладению», но все же такой подлости и такого предательства, какое проявилось во время крымской кампании, он от дворянства не ожидал…
Когда русские солдаты и матросы творили чудеса героизма, обороняя Севастополь[74], когда лучшие русские люди — назовем здесь инженера П. П. Мельникова, который в спешном порядке военного времени развернул изыскательские работы по постройке новой железной дороги Москва — Харьков — Феодосия с веткой на Севастополь и линиями на Донбасс и Ростов-на-Дону, пронивелировав четыре тысячи километров трассы, — отдавали все свои силы и способности, чтобы выстоять в войне против всей Европы и Турции в придачу, «передовая» дворянская общественность ликовала по поводу неудач русской армии.
И, наверное, это и было самым страшным ударом для императора…
Но даже предательство дворян-крепостников не поколебало его решимости победить в этой войне.
У Николая I и мысли не возникало о прекращении ее.
Более того, хотя Россия и несла более тяжелые, чем союзники, потери, но время работало на нее. Преодолевая бюрократизм, России все-таки легче было нарастить преимущество, нежели Англии и Франции, и нет никаких сомнений, что так бы и случилось, если бы император Николай I остался жив.
Его надо было убить, пока столь удачно выигрываемая в кофейнях война не стала для союзников катастрофой.