В настоящий месяц солнце, как известно, находится в созвездии Весов, которое поэтому восходит и заходит вместе с солнцем, так что его не видно. Но к югу от точки заката очень низко над горизонтом, почти над самой крышей дома, где живут унтер-офицеры, заметны прилегающие к Весам созвездия Скорпиона, Стрельца, Козерога и Водолеев, по которым солнце будет проходить зимою. Все эти созвездия настолько тусклы (за исключением Козерога, в котором теперь блестит Марс), что не привлекают к себе внимания.
Но совсем другое представляют области неба, находящиеся выше.
Если вы прислонитесь головой к подоконнику, то высоко почти под самым карнизом окна (ближе к правой стороне) увидите чрезвычайно блестящую звезду, на которую нельзя не обратить внимания. Это Вега в созвездии Лиры, самая яркая из звезд северной половины неба. Спектральный анализ показывает, что она принадлежит к так называемому 1-му типу звезд. Это белые или несколько голубоватые светила, находящиеся в более сильной степени каления, чем солнце, с атмосферами чрезвычайно богатыми водородом.
Под Вегой несколько левее находятся две маленькие звездочки Бета и Гамма Лиры, замечательные тем, что между ними есть туманность эллиптической формы похожая на венок, повешенный на небо и видимый только в телескоп. Эта туманность лежит невообразимо далеко, за пределами не только этих двух звездочек, но и всех других из видимых звезд. Она представляет новообразующий звездный мир, подобный тому, среди которого мы живем. Спектроскоп показывает, что все это кольцо состоит из газов, еще не успевших сгуститься в отдельные звезды.
Значительно ниже Веги и несколько влево от нее мы сейчас же замечаем другую очень блестящую звезду — Атаир в созвездии Орла. Узнать ее легко по двум небольшим звездочкам Бете и Гамме Орла и в особенности по характеристическому созвездию Дельфина, состоящему из пяти близко друг от друга лежащих звезд средней величины. Через Атаир и несколько правее его идут две почти параллельные в этом месте ветви Млечного пути. Если б мы могли различить их сквозь наши стекла (чего, к сожалению, почти невозможно достигнуть), то они представились бы нам двумя бледными полосами, проходящими перед нашими окнами почти в вертикальном направлении и скрывающимися за крышей»[101]…
Далее идет описание планет, но текст этот почему-то перечеркнут.
Приведем только несколько строк из него…
«Венера восходит в первом часу ночи и заходит около четырех часов дня, т. е. когда солнце еще не зашло.
То есть на западной стороне тюрьмы она абсолютно не может быть видима… На восточной же стороне тюрьмы ее стоит посмотреть около 4–5 часов утра. Она будет правее окна и сама бросится в глаза своим необыкновенно ярким блеском.
Марс восходит около пяти часов вечера и заходит около 12 ночи… Во время наших вечерних наблюдений он находится как раз над крышей дома, где живут унтер офицеры. (Белый домик, прислоненный к бастиону на юг от тюрьмы). Взглянув на это место, мы действительно сейчас же замечаем там необыкновенно яркую звезду, которой нет на картах. Это и есть Марс. Красноватый цвет, которым отличается эта планета, бросается в глаза даже сквозь стекла и свет лампы…
Юпитер. Рассматривая у Суворина таблицы этой планеты, видим, что она восходит в 5 часов вечера и заходит сейчас же после этого около шести часов вечера. При таких условиях Юпитер должен находится почти под Марсом, но до того низко над горизонтом, что дом унтер-офицеров будет все время заслонять его от нас.
А между тем около часа ночи, когда перед окнами нашей тюрьмы проходит созвездие Рыб, состоящее из очень мелких звезд, Антонов[102] открыл в этой области неба необыкновенно яркое светило, которое не может быть ничем иным как Юпитером или внезапно вспыхнувшей звездой… Вопрос вскоре был разрешен самим Антоновым, догадавшимся, что в календаре опечатка, ибо, если вместо «заходит в 6 часов вечера» читать: «заходит в 6 часов утра», то положение Юпитера по календарю будет то же самое, как и положение открытой им необыкновенной звезды»[103]…
Несколько раз перечитывал я морозовские прогнозы звездного неба на октябрь 1892 года, и каждый раз восхищали они неизъяснимой поэзией.
Поэзия эта рождалась не в образах, не в словах, она исходила от самого автора, в котором уже замена матовых окон светлыми вызывает ощущение, будто рухнула одна из самых могучих преград, отделяющих его от остального мира.
Снова и снова перечитывал я эти схожие то с астрологическим прогнозом, то с навигационными наблюдениями описания звездных маневров, и, прислоняясь головой к подоконнику, чтобы увидеть высоко, почти под самым карнизом окна, звезду Вега в созвездии Лиры, понимал, что вот так и уходил на свою Луну «вечник» Морозов, вглядываясь, чтобы не сбиться с пути, в созвездия, сияющие над самой крышей дома, где живут унтер-офицеры…
В 1892 году Николаю Александровичу Морозову было тридцать восемь лет, позади осталась огромная жизнь, но большую часть жизненного пути еще предстояло пройти.
До конца жизни ему оставалось 54 года.
Когда Николай Александрович вышел из заключения, первым делом он вступил в масонскую ложу «Полярная звезда» и даже написал стихи об этом:
Я шел дорогой новой
На жизненном пути,
И мне стези суровой,
Казалось, не пройти.
Печальный и усталый
Я встретился с тобой,
И ты моею стала
Полярною звездой!
Одновременно с этим Н. А. Морозов сделался профессором аналитической химии Высшей вольной школы П. Ф. Лесгафта, читал лекции по химии, астрономии и воздухоплаванию, состоял в Русском, Французском и Британском астрономических обществах, был председателем Русского общества любителей мироведения…
Между делом отсидел еще один год в Двинской крепости за книгу стихов «Звездные песни»…
Во время Первой мировой войны Морозова — ему было тогда уже 60 лет! — «Русские ведомости» командировали на Западный фронт в звании «делегата Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам». Из корреспонденций его потом составилась книга «На войне».
После Февральской революции Николай Александрович Морозов участвовал в работе Московского государственного совещания, был членом Совета республики и участвовал в выборах в Учредительное собрание.
После Октябрьской революции, получив в награду от В. И. Ленина отцовское имение Борок, Н. А. Морозов с новыми силами занялся научной деятельностью и тем, что он называл научной деятельностью.
29 марта 1932 года его избрали почетным членом АН СССР как «химика, астронома, историка культуры, писателя, деятеля русского революционного движения».
Памятник Н. А. Морозову
Рассказывают, что в 1939 году в возрасте 85 лет Николай Александрович Морозов якобы окончил снайперские курсы Осоавиахима, и через три года — в это уже совсем невозможно поверить! — 88-летний масон и академик будто бы лично участвовал в военных действиях на Волховском фронте.
Скончался он уже после войны.
30 июля 1946 года завершился этот путь, обозначенный звездами, сияющими над крышей унтер-офицерского домика в Шлиссельбургской крепости.
Завершился там, где и начался, — в имении Борок Ярославской области.
Или не завершился?
Ведь, как писал сам Николай Александрович:
Мы умираем только для других.
О смерти собственной умерший не узнает.
Ушел он в новый путь, он мертв лишь для живых,
Для тех, кого он оставляет.
Глава девятая Убийца чудотворной иконы
Мы имеем тех преступников, каких заслуживаем.
— Какой придерживаетесь веры?
— Какой хотите…
Какой-то своей дорогой, то ли на Луну, то ли в иные пределы уходил в Шлиссельбурге и другой «вечник», Герман Александрович Лопатин.
Этот выпускник Петербургского университета блестяще защитил диссертацию на звание кандидата естественных наук и уехал за границу, где начал переводить «Капитал» Карла Маркса. Одновременно с этим, будучи членом Генерального совета Интернационала, Герман Лопатин вел борьбу с идеологическим противником Карла Маркса, бывшим шлиссельбургским узником Михаилом Бакуниным.
В 1884 году Лопатин вернулся в Россию, чтобы убить досаждавшего революционерам жандармского подполковника Георгия Порфирьевича Судейкина и воссоздать разгромленную «Народную волю».
Как и следовало переводчику «Капитала», Герман Александрович, несмотря на некую склонность к мистицизму, отличался основательностью. Совершив успешный теракт, он принялся составлять — с полными фамилиями и адресами — список членов новой «Народной воли», который потом изъяли у него при аресте.
Никто в Шлиссельбурге, разумеется, не упрекал Германа Александровича, что он, по сути, сдал полиции всю восстановленную «Народную волю», но Лопатин все равно держался строго и обособленно. В голодовках и отказах от прогулок, как и других ребяческих протестах шлиссельбуржцев, за которые, впрочем, те платили порою своими жизнями, не участвовал.
Памятник Г. А. Лопатину
И то ли близость с Карлу Марксу, то ли естественно-научное образование, то ли склонность к оккультизму, но с годами заключения в Германе Александровиче выработалась холодная, пугающая даже и атеистов-народовольцев своей беспощадностью, ненависть к православию.
Когда престарелая княгиня Мария Александровна Дондукова-Корсакова, печалившаяся, что арестанты в Шлиссельбурге совершенно лишены духовного призрения, упросила коменданта повесить в камерах иконы, Герман Николаевич потребовал у караульного жандарма, чтобы образ немедленно убрали. Жандарм, наверное, запамятовал об этом заявлении, а может, просто не понял существа требования, но Богородица так и осталась на стене камеры, и Лопатин, не теряя слов по