Чайкина не били, не калечили, не ругали, но из него каждый день методически высасывали капля за каплей кровь. Он гас медленно, но верно угасал и таял, как восковая свеча. Он не кричал, не стонал, не просил и не ждал пощады. Он знал, что это ему за икону Казанской Божьей Матери, и живым из этой крепости ему уже не выйти.
Чайкина я имел возможность видеть через форточку во время раздачи пищи, ибо я сидел против его камеры. Впервые я увидел его в 1912 году. Тогда он был еще совершенно здоров, без всяких признаков болезни. Но постепенно, незаметно для самого себя, Чайкин таял. Случалось мне не видеть Чайкина две-три недели, и после этого я всегда обнаруживал новые признаки его болезненного состояния».
Вероятно, если бы Варфоломей Стоян не растаял как восковая свеча и дожил до февраля 1917 года, он был бы среди бандитов, заполнивших улицы Шлиссельбурга.
И кто знает, не потянуло ли бы его снова доказывать небытие Божие, к Шлиссельбургскому чудотворному образу Казанской иконы Божией Матери…
Но этого, к счастью, не случилось.
«Особенно резкую перемену в его здоровье я заметил в начале 1914 года, — свидетельствует В. А. Симонович. — Раньше через форточку Чайкин со мной всегда вежливо и веселым тоном здоровался, стараясь уловить из случайных разговоров что-нибудь новое. Теперь он выглядел совершенно апатичным и на мое «здравствуйте, товарищ Чайкин!» ничего не ответил, как это было раньше, устремил на меня удивленные глаза, стараясь припомнить, кто я и как я сюда, в этот корпус, попал.
В 1914 году Чайкин окончательно заболел. Нервная система у него настолько разрушилась, что он стал требовать перевода в больницу и начал ругаться с надзирателями. Начальник, однако, запретил брать его в больницу, а посадил больного на месяц в башенный карцер. Там он лежал с повышенной температурой, не поднимаясь с нарки, не ел, не пил, и оттуда его, почти без чувств, вынесли на носилках в больницу, где он и умер».
Произошло это в 1915 году.
Говорят, что перед смертью Варфоломей Стоян, подобно повешенным в Шлиссельбурге бомбометателям, отказался от исповеди и причастия…
Ну а Шлиссельбургская икона Казанской Божией Матери уцелела и после пожара, который устроили на острове в феврале 1917 года освобожденные из тюрьмы бандиты.
Последнее упоминание мне удалось найти в дневнике народовольца Ивана Павловича Ювачева, видевшего чудотворный образ 15 (28) июля 1930 года.
«Встал в четыре часа утра, — пишет в своем «дневнике» Иван Павлович. — Обедня на Афонском подворье. Поехал на Смольную пристань, где встретил из дома отдыха экскурсантов. В восемь с половиной часов пароход с нами отправился по Неве. Сначала я сидел в нижней палубе и пил чай. Потом — наверху. Пристали к городу. Я сбегал в городской собор, в его часовню и приложился к копии иконы Божией Матери Казанской. Мне сказали, что подлинная икона из крепости в старой часовне на берегу, но я поспешил на пароход, который вскоре отправился в крепость. Как только мы вышли на берег, то бросились на траву и стали яростно закусывать хлебом, огурцами, маслом, свежими рыбными консервами. Затем осмотр тюрем. Я побывал в своей камере № 23, потом был в церкви Иоанна Предтечи, где выставлены наши портреты… Я уехал раньше других в г. Шлиссельбург на военном катере, чтобы побывать в часовне на берегу, где Казанская чудотворная икона…»
Иван Павлович изучал в эти годы иконографию Божией Матери, и Шлиссельбургский чудотворный образ интересовал его и с этой стороны, но, безусловно, он не мог не думать и о том духовном преображении, которое произошло с ним рядом с этой иконой…
И вот читаешь воспоминания Ивана Павловича Ювачева и думаешь, что возникшая из огня Казанская икона Божией Матери в огонь и уходит, разойдясь по чудотворным спискам, а Шлиссельбургский образ ее возникает из каменной стены и — кто знает! — может быть, когда-нибудь и возвратится снова к нам, снова возникнув из стены нашего отчуждения от родного и нашего неверия.
Словно предупреждая об этом и говорил 28 июля 1928 года на день Казанской иконы Божией Матери будущий священномученик Григорий (Лебедев), епископ Шлиссельбургский:
«Мне хотелось бы указать на существенную ошибку, которую делают хорошие христиане, к каковым я и обращаюсь. Эта ошибка — нарушение закона спасения, ведущее за собой нарушение правильности пути. Вот отчего все бывают унылы, отчего у вас все потеряно, все исчезло, надо начинать сначала.
Все происходит от нарушения основного закона спасения человека: непрерывности напряжения душевных сил на пути спасения. Напряженная устремленность должна быть все время. Не может быть так: я устал, отдохну немного, а потом продолжу дело спасения…
Вы часто жалуетесь духовникам на топтание на одном месте, на то, что в деле спасения ничего не выходит. Происходит это вот отчего — вы подниметесь в духовной жизни на три ступеньки и думаете: отдохну немного, а потом буду подниматься дальше. Нет, запомните, что в деле спасения сие невозможно. Едва вы остановитесь, сказав себе: я человек мирской, мне можно немножко и разрешить себе, так сразу спуститесь не на одну ступеньку вниз, а на все три сразу, так как едва грех войдет в душу, он ее тотчас же опустошает. Душа становится пустой, и она тотчас же теряет все, что приобрела.
Вот отчего апостол Павел в своем послании говорит, что если ты согрешишь в одном, то ты повинен во всех грехах. В духовной жизни не бывает так, чтобы мы опускались постепенно, с одной ступеньки на другую. Нет, происходит то, что вы падаете сразу на три ступеньки и опять оказываетесь на первой ступеньке, и опять надо начинать сначала. Запомните это, и пусть в ваших маленьких жизнях в миру будет хоть и медленный, но непрерывный подъем и духовный рост под покровом Царицы Небесной.
Аминь».
Часть третьяРуины1917–2012 годы
Учи же меня! Всенародным ненастьем
Горчайшему самозабвенью учи,
Учи принимать чашу мук — как причастье,
А тусклое зарево бед — как лучи!
Глава первая Цветы зла
Вождь изгнанников, жертва неправедных сил,
Побежденный, но ставший сильней, чем был,
Сатана, помоги мне в безмерной беде!
Все изведавший, бездны подземной властитель,
Исцелитель страдальцев, обиженных мститель,
Сатана, помоги мне в безмерной беде!
Из любви посылающих в жизни хоть раз
Прокаженным и проклятым радостный час,
Сатана, помоги мне в безмерной беде!
Мыслитель Отто Вейнингер… в своей главной книге «Пол и характер» проклял женщину… Я мог бы опровергнуть эту книгу от начала до конца, но… нас эта книга интересует как вопль погибающего — ибо, вынув душу из мира — женщину — Вейнингер зашатался и исчез в вихре безумия (он убил себя юношей).
Каторжный централ, в котором сидел похожий на Владимира Ильича Ленина церковный вор Варфоломей Стоян, был возведен сразу после беспорядков 1905 года. Первым делом перестроили тогда старую солдатскую казарму.
В надстроенном третьем этаже разместили тюремную больницу, а на первом и втором этажах — тюремные камеры с железной решеткой от пола до потолка. Так возник первый тюремный корпус, который заключенные называли «зверинцем».
Возле Государевой башни разместили изолятор для психически больных.
В 1907–1908 годах перестроили Старую тюрьму — второй тюремный корпус, прозванный «Сахалином», а в 1911 году закончилось строительство нового самого большого корпуса, и теперь в Шлиссельбурге появилась возможность содержать почти тысячу заключенных одновременно.
Случайно — случайно ли? — со строительством нового тюремного Шлиссельбурга совпал сезон охоты, открытый прогрессивной общественностью на великого русского государственника и реформатора Петра Аркадьевича Столыпина, пытавшегося увести страну от пропасти революции.
Действительно, завершили сооружение четвертого тюремного корпуса в 1911 году, когда Мордко Гершович Богров убил в Киеве строителя великой и сильной России, а началось строительство Шлиссельбургского каторжного централа сразу после взрыва, разворотившего дачу премьер-министра Столыпина на Аптекарском острове…
Развалины нового тюремного корпуса
Тогда, 12(25) августа 1906 года, возле его дачи остановилось ландо, из которого вылез мужчина в штатском и два жандарма с портфелями в руках. Они уверенно направились в приемную, но генерал-майор А. Замятин, заведовавший охраной Столыпина, обратил внимание, что жандармы были в касках старого образца, и начал спускаться вниз, чтобы разобраться, в чем тут дело.
— Ваше превосходительство! — крикнул ему охранник. — Неладно!
Но генерал Замятин среагировать на этот крик не успел.
— Да здгавствует революция! — картаво закричал жандарм и бросил свой портфель на пол.
Взрывом разворотило весь фасад дома…
Людей, которыми была заполнена приемная, разнесло в клочья, и даже на дорожках парка валялись куски человеческих тел[114].
Кроме бывшего пензенского губернатора С. А. Хвостова и управляющего канцелярией московского генерал-губернатора А. А. Воронина погибли совершенно случайные люди: женщина на восьмом месяце беременности, вдова, которая пришла с маленьким сыном хлопотать о пособии…
Пособие вдове не понадобилось — ручку мальчика нашли после взрыва на дорожке в саду.
На балконе, прямо над крыльцом, сидели двое детей Столыпина, дочь Наташа и трехлетний Аркадий вместе с няней, воспитанницей Красностокского монастыря Людмилой Останькович.
П. А. Столыпин
Четырнадцатилетняя Наташа Столыпина — она попала под копыта обезумевших от ранения лошадей, впряженных в ландо! — преврати