лась в калеку, а у трехлетнего Аркадия Столыпина оказалось переломано бедро. Няня погибла.
Разорванными в клочья оказались и сами террористы, а также швейцар, охранник и генерал-майор Замятин.
Петр Аркадьевич Столыпин на этот раз осмелился остаться живым, чем возбудил очередную волну негодования у передовой интеллигенции. Более того, через неделю, 19 августа 1906 года, он провел свой «Закон о военно-полевых судах», сумевший если не остановить, то притушить террор![115]
Скоро стало известно, что кровавое преступление на Аптекарском острове совершили члены боевой организации социалистов-революционеров-максималистов, созданной весной 1906 года, кажется, специально для того, чтобы материализовать ненависть либерально-революционной интеллигенции к Петру Аркадьевичу. Называлось это созданием боевого отряда «со специальной целью постановки центрального террора».
Поначалу созданную под убийство Петра Аркадьевича «боевку» составили студент петербургского университета Николай Петрович Пумпянский (сын застрелившегося в Лориане на даче у Азефа шлиссельбуржца Петра Поливанова), дочь гродненского купца Адель Каган, прозванный «альфонсом» минчанин Элья Забельшанский, увлекающийся математикой декадент Владимир Осипович Лихтенштадт, а также Мария Ивановна Лятц, Клара Бродская и Николай Лукич Иудин. Возглавил группу 25-летний «аграрный террорист» Михаил Иванович Соколов, прозванный Медведем, а ближайшей соратницей его стала Наталья Сергеевна Климова — 20-летняя дочь члена Государственного совета и видного октябриста.
Первым делом боевики совершили 7 марта вооруженный налет на Банк Московского общества и на захваченные деньги сняли дорогие квартиры, приобрели конные выезды и два автомобиля, а также выписали боевиков из других городов России.
Взрыв на даче П. А. Столыпина
Вскоре «боевка» пополнилась местечковой молодежью. Из Белостока прибыли Давид Закгейм, Хаим Кац, Александр Кишкель, Давид Фарбер и Дора Казак, и теперь можно стало приступать к непосредственному убийству премьер-министра, чтобы поднять «ниспадающую волну революции».
В июне боевики наладили слежку за П. А. Столыпиным, а Соколов и Климова — непонятно, что это давало для организации покушения! — под видом состоятельных молодоженов поселились в роскошной квартире в Поварском переулке[116]. На Гороховой улице держали еще одну наемную квартиру, снятую на имя дочери богатого купца из Оренбургской губернии 25-летней Надежды Андреевны Терентьевой, которая до организации «боевки» занимала возле Соколова-Медведя место Наташи Климовой[117].
В начале июля боевики несколько раз посещали заседания Государственного совета, видимо, планируя взорвать его вместе с отцом Натальи Климовой, но после роспуска I Государственной думы решено было убить премьер-министра на даче во время приема, который он вел здесь. Изготовлявший взрывные снаряды математик-декадент Владимир Осипович Лихтенштадт так и рассчитывал силу взрыва, чтобы ничего не осталось ни от Петра Аркадьевича, ни от посетителей, ни от непосредственных исполнителей теракта.
Однако из-за бдительности охраны обрубить концы не удалось, и скоро выяснилось[118], что «часть трупа, на ногах которого были высокие лакированные сапоги и кавалерийские с красными кантами рейтузы», является «нижней половиной тела еврея»… Скоро была расшифрована и личность бандита. Им оказался минский еврей Элья Забельшанский, которого звали то «альфонсом», то «французом». Не составило полиции труда установить личность и второго «жандарма». Еще в начале марта 1906 года Никита Иванов, прозванный «Федей», содержался в Брянской тюрьме по делу ограбления артельщика Брянских заводов. Третий бандит, одетый во фрак, оказался уроженцем Брянска И. М. Типунковым, по прозвищу «Гриша». Он тоже хорошо был известен брянским жандармским властям.
Соколову-Медведю удалось уйти, хотя, считается, что во время взрыва он тоже находился рядом с дачей П. А. Столыпина.
Говорят, Михаил Иванович Соколов-Медведь любил повторять переиначенные наполеоновские слова[119]: «Для террора нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги». Не только говорил, но и проводил этот принцип в своей практической деятельности.
Прежде чем повторить покушение на приговоренного либерально-местечковой интеллигенцией Петра Аркадьевича Столыпина, Медведь решил организовать в Фонарном переулке налет на инкассаторов Петербургской таможни.
При перестрелке 14 октября 1906 года ранения получили три жандарма, два дворника и двое прохожих. Участвовала в налете в основном молодежь, пришедшая в «боевку» уже после взрыва на Аптекарском острове. Двое из них были убиты, четверо схвачены на месте; а через несколько часов после налета арестовали и «извозчиков» Толмачева и Голубева.
Там не менее жертвы оказались не напрасными, деньги, как и планировал Соколов-Медведь, похитить удалось.
Адель Каган благополучно привезла их на свою квартиру, и здесь их след потерялся. Обыск в квартире Адель Каган, хотя жандармы перерыли тут все, ничего не дал.
Не дали ничего для поиска украденных денег и массовые аресты членов «боевки», которые проходили вечером 14 октября и ночью на 15 октября.
Не дожидаясь, когда будут найдены деньги, 16 октября военно-полевой суд рассмотрел в Петропавловской крепости дело причастных к налету на инкассаторов максималистов. Восемь из них были повешены.
Между прочим, одновременно с налетом в Фонарном переулке в городе Або в Финляндии проходила I Всероссийская конференция максималистов, на которой Михаил Иванович Соколов — на конференции свое прозвище «Медведь» он поменял на «Каина» — сделал доклад «Сущность максимализма».
Однако «звездный час» максималистов, имя которых гремело теперь по всей России, оказался недолгим.
Полиции удалось задержать «кучера смерти», сидевшего на козлах ландо, остановившегося возле дачи Петра Аркадьевича Столыпина. Естественно, он оказался не кучером, а Соломоном Янкелевичем Рыссом, одним из главарей «боевки». Пытаясь спасти себя, Соломон Рысс, прозванный «Мортимером», сдал полиции фотографии всех членов головки боевой организации.
С помощью этих фотографий и удалось арестовать их.
«Медведя-Каина» повесили 2 декабря 1906 года.
Не ушел от петли, несмотря на сотрудничество с полицией, и сам «кучер смерти» Соломон Янкелевич Рысс.
А вот Наталье Климовой смертную казнь после вмешательства отца, Сергея Семеновича Климова, заменили на бессрочную каторгу.
Заменили смертную казнь пожизненной каторгой и Владимиру Осиповичу Лихтенштадту, изготовлявшему для группы «Медведя-Каина» «портативные, плоской формы разрушительные снаряды», которые хотя и помещались в портфелях, но способны были на части рвать и генералов, и детей, и беременных женщин[120].
Понять, почему так мягко поступили с Лихтенштадтом, сложно…
Но ведь и само появление банды «Медведя-Каина», легализовавшейся в истории под вполне пристойным названием эсеров-максималистов, тоже явление чрезвычайно загадочное даже и в столь загадочном мире российских революционеров.
Кто стоял за этой группой, существовавшей всего несколько месяцев, но сумевшей пролить столько крови? Кто помогал им обзаводиться необходимыми связями, экипироваться и вооружаться?
Полиции — «Медведь-Каин» унес многие тайны своей группировки в петлю! — не удалось приблизиться к разгадке, но, тем не менее, кое-кого из тех, кого не собирались сдавать кукловоды, они все-таки арестовали…
Владимир Лихтенштадт, кажется, из этого числа.
Александра Яковлевна Бруштейн в своих воспоминаниях пишет, что Лихтенштадта надежно скрывали. «Лишь спустя два месяца, 14 октября 1906 года, когда уже появилась надежда, что все, может быть, обошлось, Владимира арестовали».
Памятник погибшим во время взрыва дачи П. А. Столыпина
В ходе следствия выяснялись новые подробности участия Лихтенштадта в деятельности «боевки». Оказалось, что он не только изготавливал бомбы, но еще и присутствовал вместе с Натальей Климовой 14 октября на квартире Адель Каган, дожидаясь ее возвращения с деньгами, взятыми на налете в Фонарном переулке. И если присутствие тут Натальи Климовой, личного представителя «Медведя-Каина», объяснимо, то что делал там высокоинтеллектуальный и весьма рафинированный Владимир Осипович, который от непосредственного членства в «боевке» всячески уклонялся, понять невозможно… Видимо, это и пыталась выяснить полиция.
Хотя все члены банды «Медведя-Каина», так или иначе причастные к взрыву на Аптекарском острове, были уже повешены, Владимир Осипович, переведенный из Выборгской тюрьмы в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, ждал суда почти целый год.
«Как плывут по небу белые барашки — никто их не гонит — и уплывают в неизвестное — и никто их больше не видит, — так уходят пестрым стадом дни — и так трудно угнаться за ними памятью. Каждый знает, когда зацвела или когда подломилась его личная жизнь, но в ее беге и сутолоке только вчерашний день очень памятен и только завтрашний очень важен, а самое главное — сегодня.
Был год четвертый, и был год пятый двадцатого века. Юноши тех дней теперь осторожно спускаются под гору, а взрослые тех дней стареют и убывают в числе. Прошлым называется великая война и последняя революция, а что было до этого — то уже история».
Эти слова из посвященного «боевке» «Медведя-Каина» романа Михаила Осоргина «Свидетель истории» относятся и к Владимиру Осиповичу Лихтенштадту, хотя, конечно, он плохо вмещался в схему бандитско-революционной романтики. Присущее каждому революционеру ощущение, что он борется за народное счастье и за права евреев, конечно же, присутствовало и в Лихтенштадте, но при этом сильно отдавало пресыщенностью и поиском новых впечатлений.