«Настала пора увековечить память о польской армии генерала Андерса в Бузулуке. Ведь именно благодаря этому событию Бузулук стал частью мировой истории»…
Не буду вспоминать о пафосных речах Остапа Бендера насчет создания Нью-Васюков, я понимаю, как нужны хоть какие-то средства краеведческому музею маленького районного городка, но нельзя уж настолько стелиться перед шляхтой… Ну, создали дивизию по распоряжению Сталина, одели, обули, вооружили, а она демонстративно не стала сражаться против фашистов бок о бок с советскими солдатами, а ушла к англичанам в Иран… И в этом, что ли, мировая слава города Бузулука? Уж скорее в том, что тысячи его уроженцев пали на фронтах Великой Отечественной…
Однако пора всерьез приступать к текстам главного редактора «Новой Польши» Ежи Помяновского, который пишет о моем сочинении так: «Во главу угла по-прежнему ставится катынское преступление. Из текста следует, что автор – вполне по-советски – считает это преступление делом рук гитлеровцев, собрание подлинных документов (изданных под редакцией академиков Александра Гейштора и А. Н. Яковлева) – фальсификацией, а самоотверженных ребят из российского «Мемориала», отыскавших в селе Медное под Тверью (куда немцы никогда не дошли!) место погребения 6300 польских военнопленных из лагеря в Осташкове, – польскими агентами и предателями».
Простите, пан Помяновский, но Вы погорячились.
Из моего текста не следует ничего, что Вы мне приписываете. Во-первых, я не ставлю «во главу угла» катынское преступление и не занимаюсь его расследованием. Я касаюсь его лишь на полутора страницах книги (а ее объем – 200 страниц) и задаю себе лишь один вопрос: почему поляки были расстреляны из немецкого оружия? Историки, обвиняющие советскую сторону, отвечают: чтобы списать впоследствии это преступление на немцев. Тогда я задаю второй вопрос. Если поляков расстреляли энкавэдэшники немецкими пулями в марте 40-го года, то советское руководство должно было предусмотреть, что скоро начнется война, что немцы захватят на смоленской земле катынские лагеря с погребенными там поляками, что мы все-таки начнем после Сталинграда контрнаступление на Запад, снова дойдем до Катыни, раскопаем братские могилы, «обнаружим» в польских черепах немецкие пули и обвиним на весь мир немцев в совершенном преступлении. Я увидел в этом утопическом сценарии что-то абсурдное и высказал свои сомнения. Вот и все.
Во-вторых, о Медном я даже не вспоминал. Не надо за меня домысливать того, что я не говорил.
В-третьих, я нигде ни слова не сказал о «самоотверженных ребятах из российского «Мемориала», и потому не надо мне приписывать, что я считаю их «польскими агентами и предателями».
А в-четвертых, Ваши ссылки на труды академика А.Н. Яковлева несерьезны. Более лживого и меняющего взгляды ренегата, возросшего в недрах Агитпропа ЦК КПСС, в новейшей российской истории отыскать невозможно. Он, до сих пор усердно отмывающий перед новыми хозяевами родимые пятна своего коммунистического прошлого, вам что угодно напишет, а «самоотверженные ребята из «Мемориала» что угодно отыщут. Они же любители и работают на общественных началах.
Вы, господин Помяновский, мечтаете, чтобы я был привлечен к уголовной ответственности за свое сочинение:
«Я считаю, что достойная задача всех людей доброй воли (какая социалистическая стилистика! – Cm. К.) – не столько исправлять эти и подобные филькины грамоты, сколько призывать законодателей, чтобы в связи с катынским преступлением они ввели в российский Уголовный кодекс понятие «лживых измышлений» и соответствующую статью – подобно тому, как во Франции существует юридическое понятие «освенцимской лжи» и соответствующая уголовная статья, карающая за «оспаривание факта существования преступления или преступлений против человечества».
Вы делаете опрометчивое заявление, пан Помяновский, и самого себя загоняете в ловушку. Как же можно было забыть, что, печатая в 11-м номере 2001 года «Новой Польши» воспоминания советского еврея Н. Вальдена-Подольского, находившегося после войны 1919–1920 годов в польском плену, Вы, подобно бдительному цензору времен социалистической Польши («вполне по-советски» – как Вы пишете обо мне), изъяли из текста все свидетельства утробного антисемитизма шляхетской администрации в лагерях для советских военнопленных, все описания издевательств над несчастными евреями, все картины преступлений, совершенных поляками-антисемитами. Такое деяние можно квалифицировать похлеще, нежели «оспаривание», это скорее сознательное сокрытие «факта существования преступления или преступлений против человечества», говоря Вашими же словами!
Так что по нынешним французским юридическим нормам, связанным с понятиями «антисемитизм», «Холокост», «освенцимская ложь», ну, не то чтобы преступником, но журналистом, сознательно скрывающим факты явного преступления, Вы являетесь. Попробовал бы сейчас в Европе какой-нибудь главный редактор что-либо утаить, изъять, вычеркнуть из того, что называется «гонением на евреев», а его схватили бы за руку, как я вас, – ох, не поздоровилось бы ему! Так что благодарите, Ежи, судьбу за то, что живете в Польше, а не в прекрасной демократической Франции.
Не оригинален рядом с Помяновским и Анджей Новак. Он тоже передергивает карты, утверждая, что в центре моего опуса Катынь: «современный символ польской русофобии для Куняева – и не только для него – «вечные претензии» по поводу преступления в Катыни».
Никто из моих критиков не захотел признаться, что главный узел моей работы – психологический: это шляхетский национальный характер, особенности которого вот уже несколько столетий определяют драматическую историю Польши. Ну, в крайнем случае, я могу согласиться, что в центре работы – Едвабне, но отнюдь не Катынь.
Вот образец исторических исследований Новака:
«Они, то есть русские власти, лишают нас независимости, жестоко подавляют очередные попытки вернуть ее, вешают польских заговорщиков и повстанцев, тысячами ссылают их в Сибирь, грабят польские культурные ценности. Затем разгорается война 1919–1920 гг. с большевистской Россией, грозящей возрожденной Польше и советизацией, и новым разделом во взаимодействии с Германией».
Здесь что ни фраза, то ложь, или полуправда, или умолчание, или прямой подлог.
Да, мы «жестоко подавили очередную попытку» поляков вернуть себе независимость. Когда их стотысячная конница в составе наполеоновской армады прошла всю Россию и ворвалась в Москву. Да, мы гнали обратно в хвост и в гриву этих шляхтичей, как всегда, присоединившихся к какой-нибудь Антанте. Может быть, Новак скажет, как мы должны были поступать иначе?
А какой блудливой скороговоркой историк информирует читателя: «Затем разгорается война 1919–1920 гг. с большевистской Россией». Будто разгорелась она ни с того ни с сего, и все!
Да ничего бы не разгорелось, если бы шляхта, соблазненная слабостью России, погрязшей в гражданской войне, не бросилась на Житомир, не прикарманила бы Минск, не захватила бы Киев. Тяжело нам было воевать на несколько фронтов – но пришлось открыть еще один. И не надо выдумывать, господин историк, что 1919–1920 годах у нас были планы «советизации Польши». Мы в то время даже свою центральную Россию еще не смогли «советизировать». А уж договориться до того, что мы «во взаимодействии с Германией» (с которой были в состоянии войны) угрожали Польше «новым разделом» – простите, пан, за резкость, но у Вас крыша от страха поехала.
Вам кажется, что Вы меня поймали с поличным и уличили во лжи, когда пишете:
«Последним, самым загадочным для истории доказательством оказывается у Куняева участие огромного числа «поляков-фашистов» (по его выражению) в гитлеровском нападении на Советский Союз, ибо целых 60 280 таких «польских фашистов», в том числе пять генералов, попали в советский плен. В связи с этим нельзя не задаться вопросом, что именно означает эта цифра и это определение: ни один историк до сих пор и слыхом не слыхивал о польских коллаборационистских формированиях, сражавшихся против Советского Союза плечом к плечу с вермахтом или войсками СС в июне 1941 г. или впоследствии».
Спешу Вас разочаровать и в какой-то степени просветить, пан Новак. Есть, по крайней мере, «один историк», который «слыхивал о польских коллаборационистах» и написал о них. Естественно, это не Вы, хотя Вы и аттестуете себя как «историка польско-российских отношений». И не я, поскольку по сравнению с Вами я любитель-дилетант, совершенно случайно начавший интересоваться историей Польши. Однако я должен Вам сказать, как профессионалу, что Вам надо прочитать книгу австрийского историка Стефана Карнера «Архипелаг ГУПВИ»*. Там Вы найдете таблицу со сведениями о том, сколько военнопленных и каких национальностей содержалось после войны в советских лагерях. Среди прочих – 60 272 человека в графе «поляки», там же наткнетесь, как бы это ни было Вам неприятно, на 5 польских генералов. Впрочем, может быть, Вы, как благородный шляхтич, не станете заниматься этой черной работой, а потому я помогу Вам. Вот она, эта неизвестная Вам доселе таблица.
Статистика НКВД-ГУПВИ по военнопленным в советских лагерях и тюрьмах
Далее в таблице военнопленных идут голландцы, финны, бельгийцы, датчане, испанцы и «разные прочие шведы» со всей Европы. Таблица содержит сведения о том, сколько осталось в плену после 1956 года и т. д. Но это все прямого отношения к нашему спору не имеет.
А уж как – в отдельных формированиях или в разных частях, в армейских или эсэсовских – служили польские фашисты, насильно они были мобилизованы или добровольно с радостью пошли на Восточный фронт и что за генералы были в плену – выяснить это я предоставляю польскому историку-профессионалу. Это, панове, ваши проблемы.
Обратите внимание, пан Новак, на то, что и поляков, и чехов в числе военнопленных было больше, нежели итальянцев, которых мы по незнанию считали главными после немцев участниками общефашистской гитлеровской Антанты… Подумать только – 68 тысяч чехов оказались в плену, но это значит, что топтало их нашу землю тысяч сто, а может быть, и гораздо больше. И немало ведь горя, смертей и разрушений принесли на нашу землю эти спокойные онемеченные славяне. А если вспомнить мятеж подобных же чехословацких пленных в 1918 году и то, как эти «добродушные швейки», вооруженные до зубов, расстреливая и вешая всех саботажников, железнодорожников, партизан и жителей городов и поселков вдоль Великого Сибирского пути, рвались на Дальний Восток, увезя с собой из Казани вагоны с русским золотом? Как под руководством генерала Гайды и генерала Яна Сырового, впоследствии сотрудничавшего с гитлеровцами, пользуясь, как и поляки, развалом России, они брали реванш за годы своего плена, хотя их никто не приглашал к нам, сами в составе тех же австро-немецких войск в 1914 году пересекли российскую границу… И что – после двух войн в XX веке, во время которых чехословацкие оккупанты топтали нашу землю и оставляли в наших лагерях по 60 тысяч пленных, мы должны были спокойно смотреть, как в 1968 году эта славянская страна вновь готовится к антирусскому мятежу? И после этого вся мировая общественность, вся чешско-польско-славянская интеллигенция вот уже 35 лет не устает стенать о том, что в 1968 году мы ввели в Прагу танки и даже жертвы были – один из чешских студентов покончил с собой в знак протеста… Но вдумайтесь, сколько военнопленных славян были незваными гостями на нашей земле… На совести этих чехословаков тысячи загубленных русских жизней.