Шляпа, полная неба — страница 35 из 49

— Что, правда будешь? — Госпожа Ветровоск скрестила руки на груди.

— Да!

— И когда же?

— Хоть сейчас!

— Нет!

Госпожа Ветровоск вскинула руку ладонью вперед.

— Мир этой земле, — тихо сказала она.

Ветер стих. Дождь перестал.

— Нет, ты еще не готова, — продолжала старая ведьма, когда на земле вокруг вновь воцарился мир. — Сейчас роитель не пытается на тебя напасть. Удивительно, да? Он бы отправился зализывать раны, если б у него был язык. И ты еще не готова, что бы ты там себе ни думала. Нет, сейчас у нас есть другие дела, верно?

Тиффани застыла, не в силах вымолвить ни слова. Внутри ее бурлила горячая, обжигающая ярость, аж глаза жгло — а госпожа Ветровоск улыбалась. Одно с другим ну никак не увязывалось.

Она подумала: «Я только что вдрызг разругалась с госпожой Ветровоск! Говорят, если ранить ее, кровь не пойдет, пока госпожа Ветровоск сама ей не позволит! Говорят, когда какие-то вампиры покусали ее, они ощутили неодолимую тягу к чаю с печеньем! Она может сделать все, оказаться где угодно! А я назвала ее бабушкой

Задним Умом Тиффани подумала: так ведь это правда, она действительно старушка.

А ее Дальний Умысел заметил: да, это правда, и она — госпожа Ветровоск. Она нарочно злит тебя. Пока тебя переполняет злость, в тебе нет места страху.

— Сбереги эту злость, — посоветовала старая ведьма, словно прочитав ее мысли. — Запечатай ее в своем сердце, запомни, откуда она накатила, запомни очертания ее потока, отложи ее до того времени, когда она тебе пригодится. Но сейчас в окрестном лесу рыщет волк, и тебе надо присмотреть за стадом.

Все дело в голосе, подумала Тиффани. Госпожа Ветровоск и правда разговаривает с людьми точно так же, как матушка Болен говорила с овцами, разве что крепким словечком не прикладывает. Но… на душе у нее стало легче.

— Спасибо, — сказала она.

— И за старым Заткачиком тоже, — напомнила госпожа Ветровоск.

— Да, — сказала Тиффани. — Я знаю.

Глава 10НИКОГДА HE ПОЗДНО

Это был очень… интересный день. Здесь, в горах, о госпоже Ветровоск слышали все. Если у тебя нет уважения, любила говорить она, у тебя нет ничего. И сегодня госпоже Ветровоск оказали столько уважения, что дальше некуда. Его было так много, что даже Тиффани перепало.

С ними обращались по-королевски — не в том смысле, что пытались затащить на плаху и отрубить голову или самым неподобающим образом применить раскаленную кочергу, а в том, когда люди отходят с затуманенным от восторга взглядом, бормоча: «Она поздоровалась со мной, честное слово! И так вежливо! Я теперь до конца своих дней не буду руку мыть!»

Хотя большинство из тех, с кем они встречались, и так не слишком часто мыли руки, отметила Тиффани, привыкшая ценить чистоту (в молочне ведь без нее никак). Когда они с госпожой Ветровоск заходили в дом, у дверей собиралась толпа, чтобы молча посмотреть и послушать. Хозяйки норовили украдкой спросить Тиффани: «А она выпьет у нас чаю? Я отчистила лучшую чашку!» А еще Тиффани заметила, что в ульях, мимо которых они проходили, всякий раз случался какой-то переполох.

Тиффани аккуратно делала свою работу, стараясь не волноваться и думать только о том, что необходимо сделать вот прямо сейчас. В целительство надо вкладывать все силы, а если при этом из людей что-то сочится, просто подумай о том, как прекрасна станет жизнь, когда ты закончишь. Тиффани чувствовала, что госпожа Ветровоск не одобряет такой подход, но и Тиффани подход старой ведьмы тоже не слишком нравился. Госпожа Ветровоск все время лгала… то есть не говорила людям правду.

Взять, скажем, уборную семейства Рэддлов. Тетушка Вровень много раз пыталась втолковать госпоже Рэддл и ее мужу, что их отхожее место расположено слишком близко к колодцу, крохотные существа оттуда попадают в воду и от этого дети болеют. Рэддлы всегда внимательно слушали ее с начала и до конца, но туалет оставался стоять, где стоял. А госпожа Ветровоск сказала им, что во всем виноваты гоблины, которых привлекает вонь, и к тому времени, когда ведьмы двинулись в путь, господин Рэддл с тремя приятелями уже копали новый колодец на другом конце огорода.

— Но ведь дети на самом деле болеют из-за крохотных существ в воде, — сказала Тиффани госпоже Ветровоск, когда они отошли подальше.

Когда-то она отдала странствующему учителю яйцо за то, чтобы заглянуть в его «Поразительное микроскопичное приспособление! Зверинец в каждой капле грязной воды!». После этого она целый день не могла заставить себя пить. Некоторые из этих тварей были волосатые…

— Правда? — усмехнулась ведьма.

— Да! И тетушка Вровень считает, людям надо говорить правду!

— Это правильно. Она хорошая, честная женщина, — отозвалась госпожа Ветровоск. — А я считаю, людям надо рассказывать такие истории, которые они способны уразуметь. Конечно, если перевернуть мир или хотя бы его половину и вдобавок несколько раз стукнуть господина Рэддла тупой башкой об стену, он, возможно, поверит, что можно заболеть, напившись воды, где кишат невидимые твари. Но пока мы будем всем этим заниматься, его детям станет хуже. А гоблины — это такая история, или сказка, если хочешь, которая работает уже сегодня. Истории и сказки очень хорошо помогают. А при случае я дам знать мисс Тик, что пора бы прислать странствующих учителей в эту деревню.

— Ну хорошо, — неохотно согласилась Тиффани. — Но вы сказали сапожнику Умбрилю с его кашлем, чтобы он целый месяц ходил к водопаду у Спотыкучей Кручи и бросал три блестящих камушка в подарок водяным феям. Разве так людей лечат?

— Нет, но сапожник думает, что именно так. Он слишком много сидит, согнувшись в три погибели над своей работой. И если он будет месяц кряду проходить по пять миль в день и дышать свежим воздухом, всю его хворь как рукой снимет.

— А-а, — протянула Тиффани. — Опять сказка?

— Можно назвать и так, — глаза старой ведьмы хитро блеснули. — И потом, никогда ведь не знаешь, вдруг водяным феям понравятся блестящие камушки и они, феи то есть, его как-нибудь отблагодарят. — Она искоса посмотрела на вытянувшееся лицо Тиффани и похлопала ее по плечу: — Не переживай. Посмотри на это вот как, если хочешь: твое дело — когда-нибудь изменить мир к лучшему, а мое дело — позаботиться, чтобы все дотянули до этого светлого дня.

— Я думаю… — начала Тиффани и вдруг осеклась. Она оглядела полосу леса между маленькими клочками возделанной земли в долинах и поросшие травой уступы гор. — Он все еще здесь.

— Я знаю, — кивнула госпожа Ветровоск.

— Шныряет вокруг, но обходит нас стороной, — продолжала Тиффани.

— Я знаю, — повторила госпожа Ветровоск.

— Что же ему нужно?

— Часть тебя осталась в нем. Как по-твоему, что ему нужно?

Тиффани задумалась. Почему роитель не нападает? Да, на этот раз она готова, но он все равно сильнее.

— Может, ждет, когда я снова расклеюсь, — проговорила она. — Но у меня в голове постоянно крутится одна мысль. Глупая такая… Я все думаю про… три желания.

— Какие желания?

— Не знаю. Говорю ведь, глупости…

Госпожа Ветровоск остановилась.

— Нет, это не глупости, — сказала она. — Это глубинная часть тебя пытается что-то тебе сообщить. Пока просто запомни. Потому что сейчас…

Тиффани вздохнула:

— Да, знаю. Господин Заткачик.

Ни один герой не приближался к логову дракона с такой опаской, с какой Тиффани шла к дому с запущенным садом.

В воротах она остановилась и оглянулась, но госпожа Ветровоск дипломатично исчезла. Возможно, нашла кого-нибудь, кто угостит ее чаем с печеньем, подумала Тиффани. Эта ведьма только им и питается!

Тиффани отворила калитку и двинулась по дорожке к дому.

Тут не скажешь: я не виновата. Не скажешь: я ни при чем.

Сказать можно только одно: я не отступлю перед трудностями.

Ты не обязана делать это с удовольствием. Ты обязана сделать это так или иначе.

Тиффани глубоко вздохнула и вошла в полутемный дом.

Господин Заткачик был тут как тут, сразу за дверью — спал в своем кресле, выставив на обозрение полный рот желтых зубов.

— Эмм… Здравствуйте, господин Заткачик, — промямлила Тиффани. Должно быть, она говорила слишком тихо. — Просто, эмм, пришла вот проведать вас, посмотреть, все ли у вас… хорошо.

Старик всхрапнул, проснулся и пошамкал губами, словно для того, чтобы прогнать сон изо рта.

— А, это ты, — проговорил он невнятно. — Доброго денечка.

Он уселся чуть повыше и уставился в распахнутую дверь, словно забыв о Тиффани.

Может, он и не спросит, думала Тиффани все время, пока мыла полы, вытирала пыль, выколачивала занавески и, не вдаваясь в подробности, чистила ночной горшок. И чуть не завопила, когда старческая рука метнулась вперед, схватила ее за запястье, и господин Заткачик уставился на нее с обычным умоляющим выражением:

— Мэри, будь добра, проверь шкатулку, а? Ночью я звон да звяк слышал. Может, вор какой забрался.

— Хорошо, господин Заткачик, — сказала Тиффани. А мысленно взвыла: «Нехочунехочунехочуза-беритеменяотсюдапрямосейчас!»

Она потянула из-под кресла шкатулку. Ничего другого не оставалось.

Шкатулка оказалась неожиданно тяжелой. Тиффани встала и откинула крышку.

Скрипнули петли, и повисла тишина.

— Эй, ты как, девочка? — окликнул господин Заткачик.

— Ммм… — сказала Тиффани.

— Все на месте, да? — встревожился старик.

Мысли Тиффани слиплись в вязкий комок.

— Ммм… да, шкатулка полная, — выдавила она наконец. — Ммм… только теперь она полна золотом, господин Заткачик.

— Золотом? Ха! Не вешай мне лапшу на уши, девочка. Я не из тех, у кого золотишко заводится.

Тиффани осторожно, как только могла, поставила тяжелую шкатулку на колени старика. Он уставился внутрь.

Тиффани хорошо знала эти стертые золотые монеты. Пикеты у себя дома использовали их как тарелки. Когда-то на монетах виднелась чеканка, но они так потерлись, что ничего уже было не разобрать.