Но на самом деле с ней обошлись очень даже честно. Она это понимала. Ведьмы беспокоились не только о ней, но и о других, и Тиффани была зла на себя — самую малость — за то, что она о других и не подумала. Но как подло было выбрать именно этот момент, чтобы обойтись с ней честно. И вот это — и правда нечестно.
Никто не сказал Тиффани: «Тебе всего лишь девять», когда она отправилась в Волшебную страну, вооружившись сковородкой, и только. Хотя, конечно, никто и не знал, куда она отправилась, кроме Нак-мак-Фиглей, а они были намного меньше ее. Пошла бы она в Волшебную страну, если бы знала, что ее там ждет?
Да, ответила себе Тиффани.
И ты готова сойтись в бою с роителем, хотя понятия не имеешь, как его одолеть?
Да, готова. Часть меня осталась в нем. Может, она сумеет как-то помочь…
Но разве тебя ни капельки не радует то обстоятельство, что госпожа Ветровоск и тетушка Вровень все-таки переспорили тебя и теперь ты отважно идешь навстречу судьбе в сопровождении — так уж вышло, как ты ни возражала, — самой могущественной ведьмы?
Тиффани вздохнула. Трудно жить на свете, когда твои собственные ум да разум против тебя.
Фигли не возражали, чтобы она отправилась на поиски роителя. Они возражали против того, что им не позволили пойти с ней. Тиффани знала, это оскорбило их до глубины души. Но госпожа Ветровоск сказала: это чистейшее карговство, Фиглям тут делать нечего. И была права. Если роитель явится к Тиффани, то в этом, реальном, не в воображаемом мире Фигли ничего не смогут с ним сделать. Роителя не получится ударить головой или пнуть.
Тиффани попыталась торжественно поблагодарить их за помощь, однако Явор Заядло обиженно скрестил руки на груди и отвернулся. Все пошло не так. Но старая ведьма правильно сказала. Они могли пострадать. Беда в том, что чем больше говоришь Фиглям об опасности, тем больше они жаждут участвовать.
Когда Тиффани уходила, они все еще спорили. Спор грозил перерасти в драку.
Но теперь все это осталось позади, и в переносном смысле, и в прямом. Деревья вокруг стали менее развесистыми и более остроконечными — если бы Тиффани знала о деревьях больше, она бы сказала, что дубы сменились елями и другими хвойными породами.
Она чувствовала присутствие роителя. Он преследовал их, держась на почтительном расстоянии.
Госпожа Ветровоск была совсем не похожа на старшую, самую главную ведьму, какой ее обычно представляют. Вот Летиция Увёртка, которая скользит по полу, словно на колесиках, и носит платья черные, как темнота в глубоком погребе, та куда больше похожа. А госпожа Ветровоск — просто старая женщина с морщинистым лицом и огрубевшими руками, и платье ее черно как ночь, а ночь никогда не бывает такой непроглядно черной, как думают люди. И подол у него обтрепался и запылился.
«С другой стороны, — подумала Тиффани Задним Умом, — когда-то ты подарила матушке Болен фарфоровую пастушку, помнишь? Такую всю из себя прекрасную, белую с голубым?»
Я тогда была совсем малышкой, возразил на это ее обычный ум, он же Здравый Смысл.
А Задний Ум ответил ему: «Да, но кто из них на самом деле был настоящей пастушкой? Сверкающая дамочка в миленьком чистеньком платьице и башмачках с пряжками или старуха, которая бродила под снегом в башмаках, набитых соломой, набросив на плечи старый холщовый мешок?»
Госпожа Ветровоск споткнулась. Но сразу же восстановила равновесие.
— Тут повсюду опасные шаткие камни, — буркнула она. — Смотри под ноги.
Тиффани посмотрела. Камней было не так уж и много, и они не выглядели особенно опасными или шаткими.
Сколько же лет госпоже Ветровоск? Еще один вопрос, задавать который Тиффани совсем не хотелось. Старая ведьма была худая и жилистая, совсем как матушка Болен, из тех старух, над которыми, кажется, время уже не властно. Но однажды вечером матушка Болен отправилась спать и больше не проснулась…
Солнце садилось. Тиффани чувствовала, где находится роитель, примерно так же, как чувствовала чужой пристальный взгляд. Роитель все еще был в лесу, который лежал на плечах горы, словно теплый шарф.
Они вышли на естественную площадку, где скалы вздымались вверх, словно колонны. Там госпожа Ветровоск наконец остановилась и опустилась на землю, прислонившись спиной к большому утесу.
— Достаточно, — сказала она. — Скоро стемнеет, не хватало еще, чтобы ты подвернула ногу на этих шатких камнях.
Вокруг возвышались огромные, с дом, валуны — в незапамятные времена они скатились с горы и остались здесь. Чуть дальше начинался крутой каменистый склон, и Тиффани казалось, что скальная стена нависает над ними, будто гребень волны. Вокруг было пусто и безлюдно. Каждый звук отдавался эхом.
Она присела рядом со своей спутницей и открыла котомку, которую тетушка Вровень собрала им в дорогу.
У Тиффани было не так уж много опыта в подобных делах, но в сказках герои обычно брали с собой хлеб и сыр. Причем твердый сыр.
Тетушка Вровень положила им сэндвичи с ветчиной и маринованные огурчики. И не забыла салфетки. Странно, если подумать: мы пытаемся прикончить жуткого монстра, но хотя бы не придется это делать по уши в крошках.
В котомке также нашлись бутылка холодного чая и мешочек с печеньем. Тетушка Вровень хорошо знала вкусы госпожи Ветровоск.
— Может, разожжем костер? — предложила Тиффани.
— Зачем? Лес остался далеко позади, придется топать вниз за дровами, потом обратно. А минут через двадцать все равно взойдет луна, на полпути к полнолунию. Твой приятель держится подальше отсюда, а больше нас тут никто не тронет.
— Вы уверены? — спросила Тиффани.
— В своих горах я хожу без опаски, — сказала госпожа Ветровоск.
— Но разве тут не водятся волки, тролли и другие опасные твари?
— Водятся. Во множестве.
— И они вас не трогают?
— Больше нет, — самодовольно произнес голос в темноте. — Передай печенье, будь добра.
— Вот. Маринованных огурцов хотите?
— От уксуса меня ужасно пучит.
— Ну, раз так…
— О, но я же не говорю, что их не буду! — Ведьма ухватила два больших огурца.
«Ну, ладно», — подумала Тиффани.
Она принесла с собой три свежих яйца. Пора бы уже понять, в чем секрет путанки. Глупо ведь… Все девочки давно умеют их применять… Тиффани не сомневалась, что все делает правильно.
Она предусмотрительно набила карманы чем попало и теперь стала доставать это что попало не глядя, оплела яйцо, как делала тысячу раз, взяла ниточки и потянула их так, чтобы…
Чпок!
Яйцо треснуло и закапало.
— Вот что я тебе скажу. — Госпожа Ветровоск приоткрыла один глаз. — Это все баловство. Палочки да камушки.
— А вы когда-нибудь плели путанку? — спросила Тиффани.
— Нет. Никак не могла понять, в чем секрет. Они только мешаются. — Госпожа Ветровоск зевнула, поплотнее завернулась в одеяло, шумно поерзала, устраиваясь поудобнее под скалой, и спустя недолгое время ее дыхание сделалось глубоким и ровным.
Тиффани тоже накинула одеяло на плечи и стала ждать, когда выйдет луна. Она думала, что тогда станет спокойнее, но ошибалась. Пока луна не взошла, вокруг была только темнота. После ее появления добавились еще и тени.
Рядом раздался храп. Это был уверенный, добросовестный храп, напоминающий звук рвущейся ткани.
Пришла тишина. Она порхнула сквозь ночь на серебряных крыльях, бесшумно, как перышко, и опустилась на скалу неподалеку — тишина в облике птицы. Она повернула голову и в упор посмотрела на Тиффани.
Было в этом взгляде нечто большее, чем обычное птичье любопытство.
Старая ведьма снова всхрапнула. Тиффани, не спуская глаз с совы, протянула руку и легонько потрясла госпожу Ветровоск. Это не помогло, и она потрясла снова, уже не легонько.
Раздался такой звук, будто три свиньи с разгона налетели друг на дружку, и ведьма приоткрыла один глаз:
— Штоэ?
— Там сова! Она смотрит на нас! И сидит совсем близко!
Сова вдруг моргнула, взглянула на Тиффани с удивлением, словно только теперь ее заметила, расправила крылья и скользнула прочь.
Госпожа Ветровоск схватилась за горло, кашлянула раз-другой и сказала хрипло:
— Ну конечно, это была сова! Я добрых десять минут убила, чтобы подманить ее так близко! А сейчас будь добра, посиди тихонько, и я попробую снова. Иначе придется обойтись летучей мышью, а они на меня плохо действуют: мне потом еще долго кажется, будто я вижу ушами, а разве это пристало порядочной женщине!
— Но вы храпели!
— Глупости! Ничего я не храпела! Просто расслабилась немного, пока подводила к нам эту сову. И если бы ты не тряхнула меня и не вспугнула ее, я бы сейчас уже видела все вересковые пустоши ее глазами!
— Вы хотели… подчинить себе ее разум?
— Нет! Я тебе не роитель! Я всего лишь… заимствую его на время, подталкиваю легонько. Птица и не подозревает о моем присутствии. А теперь попытайся немного отдохнуть.
— Но если роитель…
— Если он объявится поблизости, я уж тебе скажу, не сомневайся, — прошипела старуха и снова улеглась на спину. Потом вдруг резко приподняла голову: — И я не храплю!
Через полминуты она снова захрапела.
Еще через минуту вернулась сова — а может, это была уже другая. Она плавно опустилась на ту же скалу, посидела немного и улетела. Ведьма перестала храпеть. Она и дышать перестала.
Тиффани склонилась к ней — ниже, еще ниже, и наконец приложила ухо к груди, чтобы проверить, бьется ли сердце. Ее собственное словно чья-то рука сдавила…
…потому что Тиффани вспомнила день, когда нашла матушку Болен. Бабушка лежала на узкой железной кровати так мирно, будто спала, но Тиффани, едва переступив порог, почуяла беду…
Тук.
Тиффани сосчитала до трех.
Тук.
Да, это билось сердце.
Очень медленно, как растет побег деревца, рука шевельнулась. С неспешностью ледника, спускающегося с горы, она скользнула в карман и достала большой кусок картона:
Тиффани сочла за лучшее не спорить. Но она потеплее укрыла госпожу Ветровоск одеялом и сама завернулась плотнее.