Может, Явор мог бы передать весточку… Но что им сказать? «Я не умерла, я просто не могу выбраться?»
— Надо было мне думать не только о себе, — сказала Тиффани вслух.
— А ты и дум-дум, — возразил Явор, сидя возле ее башмака. — Твой Артур ушлындрал прочь, знатца, ты упасла жисти куче народу. Ты делала, что должна.
Да, мысленно согласилась Тиффани. В этом и состоит наша работа. Тебя некому защитить, потому что защищать должна ты сама.
Но Задним Умом она подумала: «Я рада, что сделала это. И сделала бы снова, если бы понадобилось. Теперь роитель больше никого не убьет, хоть нам и пришлось для этого заманить его на Испытания». На этом мысль остановилась. Хотя должна была привести куда-то дальше, к чему-то важному, но Тиффани слишком устала.
— Спасибо, что пришел, Явор, — сказала она. — Но когда… ты уйдешь, ступай прямо к Джинни, ясно? И передай: я очень благодарна, что она послала тебя за мной. Мне жаль, что нам с ней не довелось подружиться.
— Лады. Я все одно ребя уже отослал. Хэмиш меня дожидает.
В эту минуту в воздухе появилась дверь. И открылась.
Матушка Ветровоск шагнула за порог и настойчиво замахала Тиффани.
— У некоторых девочек здравого смысла меньше, чем у младенца. Иди сюда, да пошевеливайся! — велела она.
Дверь у нее за спиной начала закрываться, но матушка проворно развернулась и подставила ногу.
— Даже не думай, хитрюга! — гаркнула она.
— Но… мне сказали, существуют правила! — Тиффани вскочила и поспешила к двери.
Усталости как не бывало. Даже очень уставший организм хочет жить.
— Правда? — усмехнулась матушка. — Ты что-нибудь подписывала? Клятвы давала? Если нет, то это не твои правила. Иди давай живее! И ты тоже, господин Задятло!
Явор Заядло перепрыгнул через ее башмак за миг до того, как матушка убрала ногу. Дверь за ними со щелчком закрылась и исчезла, и они очутились… в серой пустоте, заполненной, казалось, мертвым светом.
— Это ненадолго, — сказала матушка Ветровоск. — Обычно быстро проходит. Просто миру нужно время, чтобы приспособиться. Ой, не смотри на меня так. Ты показала ему Путь, верно? Из жалости. Ну а я эту дорогу давно знаю. И ты тоже будешь по ней ходить еще не раз, чтобы помочь какому-нибудь бедолаге, который сам уйти не может. Но мы не говорим об этом, ясно?
— Тетушка Вровень никогда…
— Я сказала, мы об этом не говорим! — прикрикнула матушка. — Ты знаешь, что еще входит в работу ведьмы? Делать выбор, который кто-то должен сделать. Трудный выбор. Но ты… неплохо справилась. В жалости нет ничего зазорного.
Она отряхнула семена какого-то растения с подола.
— Надеюсь, нянюшка Ягг уже прилетела. Я у нее хотела спросить рецепт яблочного соуса. Ах да, когда мы вернемся, у тебя может слегка закружиться голова. Подумала, лучше предупредить.
— Матушка… — сказала Тиффани. Свет становился все ярче. И вместе с ним снова навалилась усталость. — Что все это было?
— А ты сама-то как думаешь?
Свет обрушился на них, словно взрыв.
Кто-то прикладывал ко лбу Тиффани мокрую ткань.
Она лежала, наслаждаясь чудесной прохладой. Вокруг раздавались голоса, и она сразу узнала вечно недовольный тон Аннаграммы:
— …А еще она форменное безобразие устроила в лавке Закзака! Честное слово, по-моему, у нее с головой не все порядке. Думаю, у нее буквально чердак поехал. Выкрикивала там всякое, а потом, ну, не знаю, какой-то деревенский фокус использовала, чтобы заставить нас поверить, будто она превратила беднягу Брайана в лягушку. Я-то, разумеется, ни на минуту не обманулась…
Тиффани открыла глаза и увидела круглое розовое лицо Петулии, перекошенное от искренней тревоги за нее.
— Эмм, она очнулась, — сказала толстушка.
Над Тиффани покачивалось несколько остроконечных шляп, направленных почти горизонтально. Когда она села, ведьмочки невольно отшатнулись и выпрямились, шляпы встали торчком. Сверху это, наверное, выглядело, как будто черная ромашка расправила лепестки.
— Где мы? — спросила Тиффани.
— Эмм, в палатке Первой Помощи и Детей-Потеряшек, — сказала Петулия. — Эмм… ты потеряла сознание, когда госпожа Ветровоск привела тебя обратно из… оттуда, где ты была. Все-все заходили сюда посмотреть на тебя.
— Госпожа Ветровоск говорит, ты вроде как утащила чудовище в Загробный мир, — вмешалась Люси Уорбек. Глаза ее сверкали. — Она всем-всем об этом рассказала.
— На самом деле это был… — начала Тиффани, но тут почувствовала, как что-то колет ей спину.
Она протянула руку и достала ведьмовскую шляпу. Шляпа была почти серая от старости и основательно потрепанная. Закзаку и в голову бы не пришло выставить такую в витрине, но все девочки в палатке уставились на шляпу, как голодные собаки на руки мясника.
— Эмм, госпожа Ветровоск отдала тебе свою шляпу, — пролепетала Петулия. — Свою самую настоящую шляпу.
— Она сказала, ты прирожденная ведьма, а у всякой ведьмы должна быть шляпа, — пояснила Поплина Бубен, не сводя с Тиффани восхищенного взгляда.
— Очень мило, — сказала Тиффани.
Ей было не привыкать донашивать чужое.
— Это просто старая шляпа, — раздался резкий голос Аннаграммы.
Тиффани посмотрела снизу вверх на долговязую девицу и медленно, зловеще улыбнулась.
— Аннаграмма! — Она стала поднимать руку с растопыренными пальцами.
Та попятилась.
— Нет! — испугалась она. — Не надо! Только не это! Кто-нибудь, помогите!
— Хочешь шарик, Аннаграмма? — спросила Тиффани, слезая со стола.
— Нет! Пожалуйста! — Аннаграмма отступила еще на шаг, в ужасе заслоняясь руками, споткнулась об лавку и шлепнулась на землю.
Тиффани рывком поставила ее на ноги и ласково похлопала по щеке:
— Ну, не хочешь — как хочешь, значит, не куплю тебе шарик. Но будь добра, выучи, что значит «буквально», хорошо?
Аннаграмма натянуто улыбнулась, боясь пошевелиться.
— Э-э, ладно, — промямлила она.
— Вот и замечательно. Тогда мы с тобой будем друзьями.
Тиффани оставила ее стоять столбом и вернулась за шляпой.
— Эмм, ты, наверное, еще не совсем пришла в себя, — сказала Петулия. — Ты не понимаешь…
— Ха, на самом-то деле я ничуть не испугалась! — заявила Аннаграмма. — Просто валяла дурака!
Никто не обратил на нее внимания.
— Чего не понимаю? — спросила Тиффани.
— Это шляпа, которую она сняла с собственной головы! — хором сказали девочки.
— Ну, вот представь, если бы шляпа умела говорить, какие истории она могла бы рассказать! — добавила Люси Уорбек.
— Я вас разыгрывала! — заявила Аннаграмма в надежде, что ее хоть кто-нибудь услышит.
Тиффани посмотрела на шляпу. Она была очень потрепанной и не так чтобы очень чистой. Если бы эта шляпа умела говорить, то, наверное, гнусавила бы.
— А где сейчас матушка Ветровоск? — спросила Тиффани.
Девочки ахнули. Ее слова потрясли их почти так же, как шляпа.
— А она не против, чтобы ты ее так называла? — спросила Петулия.
— Она сама предложила, — сказала Тиффани.
— А говорят, надо знать ее лет сто, чтобы она такое разрешила… — сказала Люси Уорбек.
Тиффани пожала плечами:
— Ну, не знаю… Так кто-нибудь видел, где она?
— Да пьет чай с другими старыми ведьмами и болтает о соусах и о том, что ведьмы нынче уже не те, что во времена ее молодости, — ответила Лулу Зайка.
Тиффани ушам своим не поверила:
— Что?! Вот так запросто пьет чай?!
Ведьмочки озадаченно переглянулись.
— Эмм, с булочками, — сказала Петулия. — Если это важно.
— Но она ведь открыла для меня дверь. Дверь в… из… из… пустыни! Как можно после этого просто сидеть и есть булочки!
— Эмм, те, что я видела, были с сахарной глазурью, — осторожно добавила Петулия. — Не просто какая-нибудь домашняя выпечка…
— Послушай, — сказала Люси Уорбек, — мы ведь ничего такого, ну, ты понимаешь, не видели. Ты просто стояла там, окруженная этаким сиянием, и мы не могли подойти ближе. А потом появилась матуш… госпожа Ветровоск, и прямо к тебе, и вы там… ну, типа стояли, понимаешь? А потом сияние вжик — и погасло, а ты как бы упала…
— Люси так деликатно пытается не сказать, — встряла Аннаграмма, — что на самом деле ты никуда не исчезала. Я говорю тебе это по-дружески, разумеется. Все, что мы видели, — это сияние, а оно могло быть чем угодно.
«Когда-нибудь Аннаграмма станет хорошей ведьмой, — подумала Тиффани. — Она умеет рассказывать себе сказки и буквально верит в них. А еще она умеет вставать после падений, будто неваляшка».
— Ты забыла, что я видела лошадь, — сказала Гарриетта Жулинг.
Аннаграмма закатила глаза:
— Ах да, Гарриетта думает, что видела какую-то лошадь в небе. Только это была лошадь, совсем непохожая на лошадь, говорит она. По ее словам, это выглядело так, как если бы лошадь убрали, а лошадность осталась, да, Гарриетта?
— Я такого не говорила! — огрызнулась та.
— О, прости. Но звучало это именно так.
— Эмм, и еще люди видели белую лошадь на поле поблизости, она паслась там, — сказала Петулия. — А некоторые старшие ведьмы говорят, что они ощутили огромную…
— Да, кое-кто думает, будто видел лошадь на поле, но больше ее там нет, — сказала Аннаграмма монотонным голосом, которым всегда говорила, когда считала, что люди вокруг несут чушь. — Большое дело — увидеть лошадь на поле! Очень редкое явление в сельской местности! И вообще, если там и была белая лошадь, то на самом деле она была серой.
Тиффани присела на край стола и стала смотреть на свои колени. Злость на Аннаграмму на время придала ей сил, но теперь усталость брала свое.
— А синего человечка шести дюймов ростом с рыжими волосами никто, конечно, не видел? — спросила она.
— Что скажете, девочки? — обратилась ко всем Аннаграмма со злорадным энтузиазмом.
В ответ раздалось бормотание в том смысле, что нет, не видели.
— Прости, Тиффани, — сказала Люси.
— Не волнуйся, — усмехнулась Аннаграмма. — Он, должно быть, ускакал на своей белой лошади!