Кожа, металл, винил, латекс в качество материалов, из которых выполняются детали эротического костюма, способны влиять не только на визуальные и тактильные впечатления участников действия: в не меньшей мере здесь задействуются слух и обоняние. Характерный хруст винила, шорох атласа, позвякивание металла способствуют созданию фетишизированной, фантазийной обстановки в очень значительной мере, – точно так же, как ему способствуют характерный запах кожаной одежды или металлических аксессуаров. Отдельную роль играет смысловая нагрузка каждого из названных материалов, связанные с ними ассоциации: избыточность, жеманность, кокетливость кружева, «силовые» и «опасные» ассоциации, связанные с кожей, «извращенность» латекса, «восточность» деревянных элементов одежды самостоятельно задают конструкции ролей и способны полностью перетянуть на себя весь эффект эротического костюма, сделав малозначительными вопросы кроя и цвета. Более того, нередко только материал, из которого сделан костюм, делает его «эротическим» при совершенно традиционном крое: продающиеся в секс-шопах платья с длинными рукавами и юбками до полу, широкие брюки, блузки или пиджаки, выполненные из прозрачной сетки или кружева, именно благодаря выбору ткани становятся «эротическими», требуют особых ситуаций и особых интенций со стороны того, кто их надевает.
Но при всем многообразии элементов и приемов, на которых строится современный эротический костюм, при всей вариативности его структуры существует один неизменный принцип, без которого такой костюм не может выполнять свою роль, – то есть служить эротическим стимулом для носителя или наблюдателя: это – своеобразная узнаваемость, возможность определить с первого взгляда, что данный костюм – именно «эротический», что к нему применимы все принципы сексуального восприятия и самовосприятия. В повседневном костюме принципиально новый, подлинно ни на что не похожий аксессуар или элемент одежды может восприниматься как дизайнерский прорыв, как проявление экстравагантности или как признак неадекватности; тот, кто надел такой костюм, безусловно, рискует столкнуться с серьезными сложностями в восприятии собственного образа окружающими. Но эротический костюм, не соответствующий представлениям партнеров, может не просто сказаться на их взаимопонимании – он может стать подлинным препятствием для осуществления их намерений.
Любое встраивание в ту или иную социальную систему – от переезда в новую страну до перехода на новую работу или «вписывания» в новую приятельскую компанию – требует от нас тонкой настройки нашего костюмного языка. Этот процесс так естественен, что мы, по-видимому, не всегда его осознаем. В некотором смысле мы словно перебираемся из одного «диалекта» в другой, начинаем едва заметно присваивать новый костюмный «акцент», новые «мемы» и «идиомы», иногда – новые «слова», почти всегда – новые «интонации». Мера нашего овладения новым «языком» зависит от множества факторов – нашего индивидуализма или, наоборот, желания соответствовать, степени укорененности наших привычек, наконец, нашего умения считывать, сознательно или бессознательно, особенности местного «диалекта». Особенно сложным такое овладение новым костюмным диалектом – или даже целым пластом языка – оказывается в тех случаях, когда мы выучили язык вне «языковой среды», то есть строим свое представление о костюме, принятом, например, в среде банкиров, исключительно по расхожим стереотипам. Мы рискуем оказаться в ситуации, когда наша «речь» окажется комичной, или, наоборот, искусственно-правильной, когда наши высказывания будут восприниматься неверно, а наши интонации – подводить нас. Однако, при определенном чувстве языка и везении, со временем мы успешно овладеем тонкостями местной костюмной «речи».
Когда дело касается эротического костюма, мы вынуждены проходить тот же самый процесс «языковой настройки» с каждым новым партнером или с каждой средой, где эротический костюм является основной или одной из принятых форм одежды. Как уже говорилось, лучший метод не делать откровенных ошибок – пользоваться самым общим языком, соблюдать стереотипические дресс-коды. Однако со временем мы осваиваем костюмные диалекты, вырабатываем собственный язык с каждым партнером – язык куда более тонкий и условный, зачастую не понятный окружающим, но отлично понятный нам. В рамках выработки этого «языка» мы уходим от банальных, условно-общепринятых костюмов к тем, которые наиболее соответствуют конкретным вкусам – нашим и наших партнеров. Однако каждая новая эротическая игра, каждая новая примеряемая роль, для которой мы решаем воспользоваться эротическим костюмом, требует выработки нового пласта костюмного языка, новых средств для высказывания. И мы снова обнаруживаем, что единственной отправной точкой для нас являются идеально узнаваемые стереотипы.
Готовые эротические костюмы, особенно ролевые (пожарник, ведьма, повар, разносчик пиццы, дикарка и так далее), всегда фантастически, восхитительно архаичны и при этом всегда работают с самыми устоявшимися, самыми простыми стереотипами. Так, костюм медсестры, каким бы условным он ни был, обязательно изобилует большими красными крестами, костюм школьницы почти всегда включает в себя неизменную плиссированную юбочку, «пожарный» должен облачиться в красный комбинезон и золотой шлем. Главная причина именно такой подачи «ролей» – требование безусловной и абсолютной опознаваемости представляемого персонажа. Вне зависимости от возраста, идеологического базиса и, при нынешнем уровне глобализации, места проживания (по крайней мере, в рамках определенного, довольно обширного ареала) покупатель должен однозначно опознавать «медсестру» как «медсестру», «пожарного» как «пожарного». Возникает феномен архаичности, вообще свойственный эротическому костюму (мы очень скоро вернемся к этой теме): найти в современной больнице медсестру с красным крестом на головном уборе практически не представляется возможным, но эротический костюм сохраняет этот признак с той же надежностью, с какой его сохраняют иллюстрации некоторых новых детских книг, комиксы и те произведения современного искусства, которые принято относить к поп-арту. Ту же механику можно наблюдать, когда костюм призван помочь в имперсонации представителей той или иной расы или народности: «немки» русы и толстокосы, «испанки» непременно в красном и с веерами, «эскимоски» – в меховых юбочках, едва прикрывающих лобок, и в непременной меховой шапке. «Дикарки» слегка прикрыты искусственным мехом и вооружены пенополиуретановыми дубинками, «дикари» повторяют киношный костюм Тарзана, в свою очередь, до неприличного стереотипичный. Ролевой эротический костюм оказывается утрированным, грубым, упрощенным: большего от него и не требуется, особенно если вспомнить, что этот тип костюма всегда говорит «прямым» языком, упрощенным языком непосредственного сексуального контакта.
Эта стереотипичность готового эротического платья, кстати, очень влияет, по-видимому, на коммерческие механизмы его бытования. В отличие от подавляющего большинства обычных одежных марок, выступающих с сезонными коллекциями, марки, создающие эротические костюмы, обновляют линейки товаров крайне редко. Обновления, если таковые и имеют место, приходятся не на начала модных сезонов, а на периоды карнавалов, в первую очередь – на Новый год и на Хэллоуин. Основой этих обновлений становятся в основном костюмы персонажей, которые успели приобрести актуальность в массовой культуре за истекшее время (такими, скажем, оказались в свое время персонажи из «Гарри Поттера» и «Людей Х»). При этом костюмы из прошлых «коллекций» не переводятся в стоковые магазины и не снимаются с производства, а продолжают отлично существовать на тех же самых полках и в тех же самых каталогах до тех пор, пока (и если) не потеряют всякую узнаваемость (как, например, костюмы персонажей позабытых фантастических сериалов.)
Методы продажи эротического костюма способствуют его архаичности, требования узнаваемости и простоты эротического платья способствуют успеху описанных механизмов продаж. Однако новация может приходить в мир эротического костюма не только с появлением новых популярных «ролей», требующих костюмного оформления, но и из маргинальных субкультур, если эти субкультуры начинают по той или иной причине легитимизироваться в массовом сознании. Так, розовые меховые наручники, вызывающие, кажется, содрогание у BDSM-щиков старой закалки, в последние пятнадцать лет можно купить в любом секс-шопе «для домохозяек»; нижнее белье с гей-символикой прошло тот же путь от крошечных полуподвальных магазинчиков при полусекретных клубах до целых отделов в магазинах эротического белья.
Как и в мире повседневного костюма, в мире эротического костюма параллельно с механизмом просачивания маргинальных субкультур в мейнстрим работает и обратный механизм – глобальные дизайнерские тренды иногда становятся частью популярного эротического платья. Движение, естественно, идет сверху вниз: элитные марки белья, такие как Agent Provocateur или Lejaby, нет-нет да и развлекут потенциальных потребителей щедрым использованием шотландки (один из главных трендов текущего сезона), или пеньюарами с модными сегодня рукавами буф, или кружевными легинсами с игриво подчеркнутой линией бедра. Марки, работающие на более широкий рынок, осваивают этот механизм хуже: чем меньше усилий создатели марки хотят тратить на последующие обновления коллекций, тем дальше они держатся от сверхновых, часто меняющихся трендов.
В своей архаичности эротический костюм снова оказывается близок к униформе, спецодежде и ритуальной одежде (применительно к последней отметим еще декоративную нарочитость и избыточность некоторых разновидностей эротического белья). И близость эта только усугубляется тем фактом, что эротический костюм с поразительной тщательностью следует не только стереотипам в представлении тех или иных игровых ролей, но и стереотипам куда более глобальным, значительным, базовым, священным для культуры и общества: стереотипам гендерным.