— Но ставить на кон человеческую жизнь — это уж слишком.
— А что делать, если конкурент не слышит разумных доводов? Нам, Егор, очень была нужна эта телекомпания.
— Кому это вам?
— Блоку «Отчизна».
— Но ведь генерал Панов и без своей телекомпании попал в Думу.
— А сколько наших не прошло? Но все это, Егор, дело прошлое. Я вам предлагаю мировую. Идите к нам в «Отчизну». Не прогадаете.
— А куда же мы денем ту посылку с бомбой, убийство Альшиц, расправу с Региной Глинской, историю с наркотиками? — спросил Басов.
— В Лету. В реку забвения, — сказал Навроцкий. — Туда же, куда канул ваш шофер Женя, который был у меня платным информатором.
— Так это вы с ним покончили?
— Следствие установило самоубийство. Нечистая совесть, знаете ли. Как и в случае с Региной Глинской. Практически не осталось никого, кто бы мог подтвердить ваши подозрения.
— Есть живой свидетель — Глинский.
— Пока живой, — уточнил Навроцкий.
— Теперь и он приговорен?
— Да пусть себе живет! — махнул рукой олигарх. — Такое ничтожество для меня никакой опасности не представляет. Ну так что? Пойдете к нам в «Отчизну»?
— Нет уж, увольте.
— А что так?
— Я брезглив с детства.
Навроцкий ничуть не обиделся.
— Тогда отдайте «ТВ-Шанс», — сказал он. — Нам эта компания до сих пор нужна. Отдайте — и разойдемся как в море корабли. Вас оставят в покое. Я с ответом не тороплю. Подумайте. Посоветуйтесь с женой. Она ведь у вас, кажется, рожать собирается? Ей лишние переживания ни к чему.
— Если бы вы знали, Марк, — сказал Басов, — как у меня руки чешутся набить вам морду.
— Так за чем же дело стало? — спросил Навроцкий с наигранной легкостью, но заметно напрягся.
— Слишком просто. И ничего не решает. Но теперь я знаю, кого остерегаться. А кто предупрежден, тот вооружен. Не я объявил войну. Так что вините во всем самого себя!..
Олейник сразу узнал Ксану. Эти горящие черные глаза невозможно было спутать. Киллер еще точно не решил, что он будет делать, но оставленный незапертым «Форд» подсказал выход из опасной ситуации.
Олейник забрался на заднее сиденье и сжался там, держа наготове пистолет…
Он оказался на съемочной площадке по чистой случайности. Бросив в квартире на Шереметьевской обреченного Мишу Марфина, Олейник под прикрытием темноты добрался до окраины города. Утром ему удалось там же обзавестись временным жильем. От баксов еще никто не отказывался.
Несколько невыносимо долгих месяцев киллер провел взаперти, изнывая от тоски и безделья. Высовывать нос было опасно. Следовало терпеливо выждать, пока люди генерала Панова ослабят бдительность. Еще раз угодить к ним в руки было равносильно смерти.
Олейник позволял себе лишь короткие выходы за продуктами. Еще дважды ему пришлось сходить в ближайшее фотоателье — сначала сфотографироваться, а потом получить карточки. Это было необходимо для новых документов, взамен отнятых при аресте.
Когда работа над документами была закончена, киллер наведался в туристическое бюро. Для него не имело значения, в какую страну ехать. Лишь бы нашлась достаточно большая группа, в которой можно затеряться. Он записался в поездку на Крит. Отъезд предстоял через две недели.
Никаких незаконченных дел у него не оставалось. Единственное, что ужасно захотелось сделать, — подарить крупную сумму родителям Миледи. Олейник сам не понимал, зачем ему это нужно, но мысль о деньгах прочно засела у него в голове.
Ему не удалось сделать счастливой единственную женщину, тронувшую его сердце. Так пусть родителям Миледи достанется хотя бы часть того, что должно было принадлежать ей.
Узнать по адресу номер телефона не составило труда. Трубку взял Станислав Адамович и долго не мог понять, с кем он говорит.
— Я приходил к вам… — вынужден был признаться Олейник. — Прошлой осенью… Только был, так сказать, не в форме. И, кажется, сознание у вас потерял. Помните?
— Ах, вот оно что… — пробормотал Станислав Адамович и умолк.
— Извините за тот случай, — продолжил Олейник. — Я тогда немного силы не рассчитал. Думал, успею уйти.
— Вы про Милу что-то страшное говорили, — с трудом сказал Станислав Адамович. — Это правда?
— Правда. Она при мне умерла. В Склифе.
В трубке послышался неясный всхлип, но Станислав Адамович сумел взять себя в руки.
— Я так и думал… — сказал он. — Это жена не хотела верить.
— Придется поверить.
— Да, конечно… А вы не знаете, где ее похоронили?
— Нет. Но если будете справки наводить, учтите, что она под другой фамилией жила.
— Под другой? Почему?
— Долго объяснять. Просто запомните: Вероника Николаевна Макеева.
— А она… Она со своим лицом ничего не делала?
— У нее была пластическая операция.
— Господи!.. — простонал Станислав Адамович. — Зачем?
Олейнику стал невыносим этот разговор, и он сказал торопливо:
— Мне нужно вам кое-что передать.
— От нее? От Милы?
— Можно и так сказать.
— Ну так говорите, говорите!
— Это не слова. Это… В общем, надо встретиться.
— Так приезжайте к нам. Адрес вы знаете.
— Нет, это исключено. Встретимся где-нибудь в городе.
— Где?
— Я еще перезвоню.
Олейник внезапно сообразил, что не только квартира на Поклонной может находиться под наблюдением людей генерала Панова, но и телефон они могли поставить на прослушку. Правда, он звонил из автомата, но все же.
Киллер никогда не верил болтовне о том, что отечественные спецслужбы теперь работают спустя рукава. Нет, они многое могут, если сильно захотят. И это подтвердилось немедленно.
Едва Олейник вышел из телефонной будки, как поблизости с визгом затормозила машина, и четверо молодцов выскочили из нее на тротуар. Олейник повернулся к ним спиной и пошел прочь, сдерживая шаг, чтобы не привлекать внимания. И все-таки его засекли.
— Стоять! — раздался крик.
Стрелять на людной улице они не решились, но уверенно сели киллеру на хвост. Началась сумасшедшая погоня по каким-то переулкам и дворам. В последний момент Олейнику неслыханно подфартило. Он увидел приоткрытый люк канализации, сдвинул тяжелую крышку и нырнул в темноту. Едва удерживаясь на скользкой железной лесенке, Олейник сумел поставить крышку люка на место и затаился.
Он не слышал прогрохотавших мимо шагов, но надеялся, что погоня проскочила дальше. Потом спустился до самого дна и побрел, согнувшись, по запутанным зловонным ходам. Им не было конца, и киллер потерял счет времени. Глубокой ночью, оторвав железную решетку, он очутился в туннеле метро. Слабо поблескивающие рельсы указали ему путь.
Через полчаса он остановился, увидев вдали яркий свет. Теперь Олейнику удалось разглядеть циферблат часов. Стрелки показывали два часа ночи. Он осторожно двинулся на свет и вскоре дошел до станции, где происходила киносъемка. Нужно было переждать, пока киношники уберутся, пойдут первые поезда, и тогда появится возможность смешаться с толпой пассажиров.
Но судьба распорядилась по-иному. Режиссер объявил очередной перерыв, и массовка разбрелась в разные стороны. Один, в камуфляжной форме, спрыгнул с платформы и углубился в туннель, чтобы там без помех справить малую нужду.
Он остановился как раз рядом с киллером, укрывшимся в нише. Решение пришло мгновенно. Олейник рубанул его ребром ладони по шее, а потом ударил в висок тяжелым каблуком.
Тело несчастного Олейник запихнул в нишу, а сам, переодевшись в камуфляжную форму, оказавшуюся немного великоватой, появился на съемочной площадке. В обычном бардаке, царящем на съемках, никто не заметил подмены. К тому же киллер в совершенстве владел искусством оставаться незаметным. Он исправно выполнял команды режиссера и помалкивал.
Все для Олейника могло кончиться хорошо, если бы на съемочной площадке не появилась Ксана. Киллер затылком почувствовал ее пристальный взгляд и насторожился. Встреча с этой черноглазой девицей грозила провалом…
И вот теперь Олейник держал ее на мушке, заставляя вести машину туда, куда хотел он. Наконец «Форд» остановился в темном переулке.
— Знаешь, в чем твоя беда? — спросил киллер, не опуская пистолета. — Глазастая слишком. А мне это ни к чему.
— Ну и что теперь будет? — спросила Ксана с поразительным спокойствием. — Убьете нас, как убили Марьямова?
— По правилам надо бы, — усмехнулся Олейник. — Но у меня есть идея получше. Я исполнитель, это ты верно вычислила. Но главное зло не во мне. В заказчике. Я ведь не по собственной прихоти на Каширке оказался. Задание было такое.
Приказ. А приказы не обсуждаются.
— Чей приказ?
— В том-то вся и штука. Есть такой генерал по фамилии Панов.
— И чем же ему не понравился Марьямов?
— Это ты у него спроси. Только он вряд ли скажет. Но достать его можно. Ты кем Марьямову приходилась?
— Дочерью. А что?
— Родной дочерью?
— Приемной. Какая разница? Я его смерти все равно не прощу! Не надейтесь!
— Это меня устраивает, — сказал Олейник и спрятал пистолет. — Я тебе дам одну вещь, которая генерала Панова уничтожит. Но при одном условии.
— Каком?
— Ты ее пустишь в ход только через две недели.
— А вы за это время ноги сделаете?
— Точно, — кивнул Олейник. — Я вообще выхожу из игры. Тебе в любом случае меня больше не найти. А Панова я тепленьким сдаю.
— Соглашайся… — шепнул Владик.
— Молодой человек прав, — сказал Олейник.
— Ну допустим… — Ксана закусила губу, соображая. — А про какую вещь вы говорите?
— Про видеокассету, — ответил киллер. — Если ей дать ход по телевидению — генерал спекся. Застрелится он вряд ли. Но что на нем крест поставят, ручаюсь.
— Так вы за этой кассетой тогда приходили?
— За этой. И Марьямова убрали из-за нее. Только я опередил Панова. Ведь он и меня приказал хлопнуть там же, на Каширке.
— Давайте кассету, — снова подал голос Владик. — Мы найдем ей применение.