— Как бараны, — криво усмехнувшись, заметил хромой. — Ну ладно, братки, быстро в дом. Девчонка и тетка там. Только с ними смотрите поаккуратнее — не как с этими ослами. Если что, Закир с нас шкуру спустит. Отнесите этих ослов в дом и заприте там где-нибудь…
Подхватив бездыханных горе-охранников за ноги, двое торопливо припустили в сторону дома, оставляя на свежевыпавшем снегу глубокие борозды. Третий поспешил за ними, держа в руках два черных покрывала. Хромой остался ждать, поглядывая на аллею. Но в этот то ли еще ранний, то ли уже поздний час дачный поселок, казалось, вымер.
Они отсутствовали недолго. Из дома раздалось несколько приглушенных женских криков и детский плач, который тотчас смолк. Потом на тропинке показались четыре фигуры: двое «гладиаторов» торопливо вели с собой женщину, укутанную с головой в черное покрывало, а третий нес на руках ребенка, тоже плотно завернутого в черное.
— Быстрее! — крикнул по-дагестански хромой и тревожно оглянулся на водителя. — Сейчас поедем! — бросил он по-русски.
Женщина не сопротивлялась и только тихо всхлипывала. Девочка же вовсю извивалась и тщетно норовила вырваться из стальных объятий верзилы-дагестанца.
— Как в «Кавказской пленнице», — пошутил верзила. Хромой строго нахмурился:
— Аккуратнее! Шею ей не сломай! Дверцы джипа захлопнулись, и мощный автомобиль с ревом рванулся вперед. Уже на выезде из поселка «тойота» едва не врезалась в свернувший с шоссе грузовой ГАЗ с номерами какой-то воинской части.
За ГАЗом плотную шла черная «ауди» с синими мигалками.
— Туда? — спросил водитель джипа хромого.
Тот кивнул и оглянулся назад — посмотреть, как там ведут себя пленницы.
— Еще пять минут — и мы бы опоздали, — процедил по-дагестански. И добавил по-русски, обращаясь к водителю:
— Это тебе не два русских лопуха с дубинками. Со спецназом шутки плохи.
— Спецназ, Надир? — удивился водитель. — Это спецназ? Так ведь это был не милицейский грузовик!
— А кто тебе сказал, Миша, что это милицейский спецназ? — хромой покосился на водителя. — Армейский спецназ. Видал, какой грузовичок чистый? Не удивлюсь, если из кремлевского гаража грузовичок.
— Ну дела… — пробурчал себе под нос водитель и вдавил ногу в акселератор.
…Вот об этом рейде своих людей на Никитину Гору Закир Большой ни слова не сказал генерал-полковнику Урусову. Желая перехватить инициативу в этом непростом разговоре, дагестанский авторитет вдруг вспомнил:
— А что это вы, генерал, решили послать на дачу армейский спецназ?
Генерал Урусов вытаращил глаза:
— Ты что это, милый! Какой армейский спецназ? Туда поехала обычная группа захвата — отделение омоновцев.
Тут пришел черед удивляться Закиру.
— А мои люди сказали: там был армейский крытый ГАЗ-полуторка. «Ауди» с номерами вэ-чэ.
— «Ауди»? — нахмурился Евгений Николаевич, начиная кое о чем догадываться. — В котором часу твои там были?
— В районе семи, — честно ответил Закир. Посланная им вторая группа действительно прибыла на дачу в начале восьмого и застала картину полного разгрома в доме.
— Та-ак, — раздумчиво протянул Урусов, — а мои там были в восемь. — Выходит, кто-то вас опередил. Армейская, говоришь, колонна?
— Не колонна, поправил Закир. — ГАЗ-51 и «ауди».
Для Урусова это сообщение было полной неожиданностью. Значит, Сашка Сапрыкин все-таки вел с ним двойную игру — использовал его как болвана в старом польском преферансе. По-русски это называется загребать жар чужими руками.
Причем, учитывая всю рискованность позавчерашней операции, господин… или товарищ, уж не знаю как его… Сапрыкин загреб жар чужой головой. Его, генерал-полковника Урусова, головой. Ах, сукин кот!
— Ладно, Закир! — мрачно бросил Урусов. — Я все это проверю. Если ты мне понадобишься, я сообщу И вот еще что… — Он помолчал. — Если что-нибудь узнаешь про обитателей этой дачи… Не могли же они сквозь землю провалиться…
Сообщи мне. И еще, — Урусов даже крякнул, когда у него в голове вдруг созрело это решение. Но по-другому действовать было нельзя — слишком многое поставлено на карту. — Можешь звонить мне на дачу, в Переделкино. Номер не записывай, запомни: 747-67-56.
Закир сильно удивился. Если генерал дает ему номер личного телефона, значит, ситуация и в самом деле для него тяжелая. Но воровской авторитет был и сам стреляный воробей, прекрасно знавший цену ментовской «искренности» и «доверительности». Он не раз — по молодости и неопытности — становился жертвой коварных ментовских интриг, и теперь его так просто на крючок было не поймать.
— Запомнил, — Закир изобразил сочувствие. — Так что ж, Евгений Николаевич, я так чувствую, вас товарищи подвели?
Урусов помотал головой:
— «Подвели»… Да не подвели, а взяли за яйца, раскрутили да… Иди, Закир!
Он не мог понять, что происходит. Как не понимал, зачем его втянули в эту игру Впрочем, одна догадка к нему пришла: если товарищ Сапрыкин и те, кто за ним стоит, вели все это время свою линию и использовали генерала милиции только в качестве прикрытия, тогда получается следующее. Первое: Варяг сам разыграл весь этот спектакль вчера и сбежал вместе с общаком. В пользу этого предположения говорило как раз исчезновение с дачи домработницы и девчонки.
Планируя заранее свое исчезновение, он конечно же позаботился о своих домочадцах. Не стал бы он бросать дочку — это факт. Вот тут только была одна нестыковочка: Игнатов не успел спрятать свою секретаршу. Вариант второй: режиссером спектакля был все-таки Сапрыкин — и именно по его команде и с его ведома выкрали Варяга и общак. Ну и, понятное дело, дачников… В пользу обеих версий говорило то обстоятельство, что люди Урусова проворонили Варяга в ресторане на Дмитровском шоссе, а люди Закира проворонили дачу вместе с ее обитателями и содержимым. Причем на обитателей дачи Евгению Николаевичу было наплевать: девчонка-малолетка и баба пенсионного возраста его не интересовали — их даже трахнуть с удовольствием нельзя. А вот этот гребаный тайник интересовал Евгения Николаевича сильно. И у него теперь оставалась единственная возможность нащупать ниточку, которая, в случае удачи, может привести его к тайнику Варяга.
Госпожа Елена Сорокина. Леночка Сорокина, секретарша господина Игнатова. Ее-то Евгений Николаевич Урусов все-таки отловил. Уж эта добыча — его собственная, ею он ни с кем делиться не намерен!
И он использует эту добычу на все сто!
Белый «линкольн» Закира Буттаева, как крейсер по морским волнам, плавно плыл по шоссе со скоростью под сто восемьдесят. Закир держал в руке хрустальную рюмку, наполовину наполненную янтарной жидкостью.
Он признавал только дагестанский коньяк — не те жалкие подделки, разливаемые из «виноматериалов» на московских винзаводах, и даже не кизлярские сорта, а истинно благородный напиток, который изготавливали из редчайших виноградных лоз, а затем десятки лет выдерживали в бочках умельцы в его родовом ауле. Этот коньяк разливали в простые темные бутылки и наклеивали на них рукописные этикетки, на которых обозначали только год урожая, время выдержки и год розлива, да еще имя виноградаря.
Сейчас в мини-баре лимузина у Закира стояли две бутылки коньяка урожая 1972 года и соответственно четвертьвековой выдержки. Одну из них он почал только что. Закир отпил глоточек и, закрыв глаза, наслаждался каждой каплей, обжигавшей нежную кожу языка.
Настроение у него было хорошее. Он был доволен, что сумел-таки облапошить хитрого и безжалостного генерала, тем более такого подлого и коварного. Он точно не знал, какие такие политические игры затеяли высокие люди совместно с милицейским генералитетом и какая роль в этих играх отводилась Варягу. Но одно Закир понимал безошибочно: пусть сильные воюют с сильными. Но когда сильный хочет поднять руку на слабого — этого допустить нельзя. Для Закира законы горской чести были, может быть, важнее воровских законов и понятий. Но даже по воровским понятиям дети не могли отвечать за прегрешения отцов…
Он вспомнил, что ему рассказывал как-то один человек в Махачкале про генерала Урусова. Евгений Николаевич — опасный человек. В своем служебном рвении он не признает никаких границ и никаких ограничителей. Все, что нужно и полезно для дела, которому он служит, шло в ход. Для него не существовало разницы между здоровым мужиком и слабой женщиной. Они для генерала Урусова были только «объектами Разработки».
Поэтому Закир не сожалел о том, что он сделал втайне от большого сходняка, фактически нарушив уговор заключенный крупнейшими авторитетами России в отношении Варяга… Ну что ж, главное они получили -Варяга. И общак… Хотя в отношении общака Закир не был так уж уверен, что воры поступили правильно.
Общак должен быть при ворах — это закон. А теперь… Как все будет дальше — один аллах знает.
Лимузин вплыл в ворота и остановился перед большим трехэтажным домом.
Этот особняк в подмосковной Поваровке Закир строил два года. Кучу денег стоил этот дворец, но он не напрасно их потратил: получилось на славу. Покруче, чем дворцы у некоторых дагестанских или грузинских «хозяев жизни».
В сопровождении охранника Лечи, всю дорогу молча просидевшего на переднем сиденье «линкольна», Закир прошел мимо бассейна с фонтаном и взошел по мраморным ступенькам на крыльцо. Застекленная дверь тихо раскрылась, и на пороге появился другой охранник.
— Все спокойно, Беслан? — тихо поинтересовался Закир.
Тот кивнул:
— Да, все тихо.
— Как она?
— Спала. Ела хорошо.
Закир вошел в гигантскую прихожую с высоким стеклянным потолком, сквозь который в помещение струился мягкий дневной свет.
Оказавшись в соседней комнате — это была просторная столовая, — Закир не успел пройти и двух шагов, как ему навстречу бросилась девочка.
— Дядя Закир! Ну что, папа приехал? — закричала она тревожно.
— Нет, Лиза, — серьезно ответил Закир и, приветлив улыбнувшись, присел перед ней на корточки. — Я же тебе объяснял: папа уехал в важную командировку.