Бэннон и впрямь был мордоворот: гора мышц, внушительное пивное брюхо, большая тупая башка. Когда Сэм вывел его из допросной и в приемной тот увидел меня, то задержал на мне взгляд и злобно, брезгливо ухмыльнулся – он прекрасно знал, кто такая Лекси Мэдисон, и терпеть ее не мог. Макардл – тощий долговязый парень с жидкой бороденкой, – напротив, вяло кивнул мне и поплелся прочь. Я вернулась за стол, поджидать Нейлора.
Отвечал он примерно то же, что и двое других: ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю. Голос у него оказался приятный – взволнованный отрывистый баритон (здешний выговор я уже начала узнавать – немного диковатый, чуть грубее, чем у жителей Уиклоу). Закончив допрос, Сэм открыл дверь.
Нейлор был среднего роста, жилистый, в джинсах и линялом мешковатом свитере. Копна рыжевато-каштановых волос, резкие черты: выступающие скулы, большой рот, из-под густых бровей блестят узкие зеленые глаза. Неизвестно, какие мужчины нравились Лекси, но этот, бесспорно, привлекателен.
Тут он увидел меня. Глаза у него расширились, а взгляд пригвоздил меня к месту. В этом взгляде читалось сильное чувство, это могла быть ненависть, любовь, гнев, ужас или все сразу – ничего похожего на хитрую усмешку Бэннона. Здесь была страсть, пылала сигнальным костром.
– Что ты думаешь? – спросил Сэм, глядя, как Нейлор шагает через дорогу к грязному “форду” 89-го года, цена которому от силы фунтов пятьдесят, и купят его разве что на металлолом.
Теперь, кажется, ясно, кто по вечерам смотрел мне в затылок.
– Если Макардл не гений притворства, – ответила я, – смело помещай его на последнюю строчку в списке. Готова спорить на что угодно, он понятия не имел, кто я, а твой хулиган, даже если это не он убил, ошивается около дома. Он бы меня узнал.
– Как Бэннон и Нейлор, – заметил Сэм. – И они явно не обрадовались.
– Ну так они ж из Глэнскхи, – пробурчал Бёрн, сидевший сзади. – Эти никому не рады, всякий знает. И им никто не рад.
– Есть хочу умираю, – сказал Сэм. – Пойдем обедать?
Я помотала головой:
– Не могу. Раф уже сообщение прислал, спрашивает, все ли в порядке. Я ответила, что еще жду в приемной, но мне нужно скорей в колледж, а то они в больницу заявятся, меня искать.
Сэм вздохнул, расправил плечи.
– Ясно, – сказал он. – Главное, одного исключили, осталось двое. Подброшу тебя в город.
Когда я зашла в библиотеку, ребята меня ни о чем не спрашивали, лишь небрежно кивнули, будто я выходила покурить. Мою вчерашнюю обиду на Джастина истолковали верно.
Джастин до сих пор на меня дулся. Весь день я не обращала на это внимания: бойкоты я переношу тяжело, но Лекси бы выстояла, просто сосредоточилась бы на другом. За ужином я все-таки не выдержала; ребята приготовили рагу с такой густой подливкой, что ложка стояла торчком, оно благоухало на весь дом, тепло и сытно.
– А добавка есть? – спросила я Джастина.
Тот пожал плечами, на меня и не взглянул.
– Трепетные мы! – буркнул Раф.
– Джастин, – взмолилась я, – все еще злишься на меня?
Джастин снова пожал плечами. Эбби поставила передо мной кастрюлю с рагу.
– Мне было страшно, Джастин. Боялась, приду, а мне скажут, плохи дела, нужна вторая операция или что-нибудь еще. – Джастин глянул на меня мельком, с тревогой, и продолжил катать из хлеба шарики. – Еще не хватало, чтобы и ты за меня боялся. Мне стыдно, правда, стыдно. Простишь меня?
– Ну… – отвечал он, чуть помедлив, с полуулыбкой, – ладно, прощаю. – И подвинул ко мне поближе кастрюлю с рагу: – Ну, доедай.
– А что врачи сказали? – поинтересовался Дэниэл. – Не нужна операция?
– Не-а, – ответила я, зачерпывая рагу. – Только антибиотики. Рана заживает медленнее, чем они надеялись, опасаются инфекции.
Стоило мне произнести это вслух, меня передернуло, казалось, даже микрофон уловил мою дрожь.
– Анализы брали? Томограмма?
Я не представляла, что положено было сделать врачам.
– Все у меня хорошо, – сказала я. – Может, сменим тему?
– Молодец. – Джастин кивком указал на мою тарелку: – Значит, теперь можно готовить с луком больше раза в год?
Сердце тоскливо упало, я уставилась на Джастина непонимающим взглядом.
– Ну, раз ты хочешь добавки, – сказал он кротко, – значит, тебя от лука больше не тошнит?
Черт, черт, черт! Я ем что дают, не задумываясь о том, что Лекси могла быть разборчивой в еде, а Фрэнку было бы не так-то просто это выяснить в непринужденной беседе. Дэниэл смотрел на меня, опустив ложку.
– Лук я и не почувствовала. Из-за антибиотиков у меня чехарда со вкусом. Вся еда кажется одинаковой.
– Я думал, ты лук не любишь из-за того, что скользкий, – удивился Дэниэл.
Черт!
– Мне просто думать о нем противно. Теперь знаю, что там есть лук, и…
– С моей бабушкой тоже так было, – вставила Эбби. – Антибиотики ей обоняние отшибли. Навсегда. Пожалуйся врачу.
– Ну уж нет, – вмешался Раф. – Раз уж нашлось средство, чтобы она перестала нудеть насчет лука, пусть природа сама решит. Доедай – или я доем?
– Не стану опускаться до лука, – поморщилась я. – Уж лучше инфекция.
– Ладно, тогда передай кастрюлю.
Дэниэл продолжал есть. Я принялась размазывать еду по тарелке, Раф закатил глаза. Пульс у меня подскочил до девяноста. Рано или поздно я совершу ошибку и уже не смогу выкрутиться.
– Здорово ты вывернулась с луком, – похвалил меня в тот вечер Фрэнк. – А когда придет пора тебя вытаскивать, подготовишь почву: антибиотики отбили вкус, ты их бросила – и бабах! инфекция! Жалею, что это не я придумал.
Я сидела на дереве, кутаясь в общий дождевик, – ночь выдалась пасмурная, дождик накрапывал, пятная листья, того и гляди польет как из ведра – и прислушивалась, не появится ли Джон Нейлор.
– Ты все слышал? Ты что, домой вообще не уходишь?
– В последнее время редко. Вот сцапаем нашего молодца, тогда и отоспимся. Кстати, об отдыхе: на выходные я забираю Холли и буду рад, если до этого закруглимся.
– Я тоже, – подхватила я, – ты уж мне поверь.
– Вот как? Я-то думал, ты там прижилась.
Невозможно было по голосу угадать его настроение, Фрэнк мастер скрывать чувства.
– Могло быть и хуже, намного, – осторожно ответила я. – Но сегодня был звоночек. Не смогу я там жить вечно. А ты как, что-нибудь узнал полезное?
– О том, почему сбежала Мэй-Рут, – нет, ничего. Ни Чед, ни его друзья не припомнят, чтобы в ту неделю что-то случилось особенное. Впрочем, могли и забыть, четыре с половиной года – срок немалый.
Так я и думала.
– Нет так нет, – отозвалась я. – А за попытку спасибо.
– Зато вот что всплыло, – продолжал Фрэнк. – Возможно, с нашим делом и не связано, но странно, а значит, повод задуматься. Скажи мне, что за человек была Лекси, если на поверхностный взгляд?
Я пожала плечами, хоть Фрэнк ничего и не увидел бы. Проглядывало в этом вопросе что-то скользкое, чересчур личное, как если бы попросили рассказать о себе.
– Не знаю. Пожалуй, задорная. Веселая. Уверенная в себе. Искрометная. И было в ней что-то детское.
– Да. И у меня такое же впечатление сложилось. Все так, судя по видео, по отзывам друзей. Но моему приятелю из ФБР знакомые Мэй-Рут рассказывают совсем другое.
У меня все похолодело внутри. Я забилась поглубже в крону, зажала рот кулаком.
– По их словам, тихоня, застенчивая, диковатая. Чед считает, это оттого, что она выросла где-то в глуши, в Аппалачах, переезд в Роли для нее настоящее приключение, город ей нравился, только слишком уж шумный. Ласковая, фантазерка, любила животных, мечтала стать помощником ветеринара. А теперь скажи: тебе это напоминает Лекси?
Я запустила руку в волосы, жалея, что я не на твердой земле, – пройтись бы, размяться.
– К чему ты клонишь? Это две разные девушки и обе на меня похожи? Вот что я тебе скажу, Фрэнк, пожалуй, хватит с меня совпадений.
Мне представилась дикая картинка: тут и там откуда ни возьмись выскакивают мои двойники, исчезают и появляются вновь, лезут из всех щелей, как в игре “Ударь крота”, – куда ни плюнь, всюду я. Хотела сестренку, вот и получай! – подумала я, подавив истерический смешок. Будьте осторожны со своими желаниями…
Фрэнк расхохотался:
– Да нет же! Знаешь ведь, детка, я тебя люблю, но двух экземпляров мне хватит за глаза. Да и отпечатки нашей девочки совпали с отпечатками Мэй-Рут. Просто странно, и все. Я знаю тех, кому приходилось иметь дело с людьми, жившими под чужим именем, – свидетелями под охраной, беглецами вроде нашей девочки, – и все говорят одно: личность у этих людей не менялась. Одно дело взять новое имя и начать новую жизнь, но стать новым человеком – совсем другое. Даже опытному агенту и то тяжело. Ты по себе знаешь, каково это, круглые сутки быть Лекси Мэдисон. Работа не из легких.
– Но я-то справляюсь, – ответила я. И снова еле сдержала смех. Из этой девушки – кто бы она, черт возьми, ни была – вышел бы первоклассный агент. Возможно, нам стоило бы чуть раньше поменяться жизнями.
– Да, справляешься, – сказал Фрэнк мягко. – Но и наша девочка тоже справлялась, и интересно узнать, что ей помогало. Может, природный дар, ну а может, она где-то училась – на агента или на актрису. Я буду закидывать удочки, а ты вспомни, не заметила ли ты указаний на это. Как тебе такой план?
– Пойдет, – протянула я, устало привалившись к стволу. – Отлично придумано.
Мне стало не до смеха. Вспомнился вдруг тот первый день, кабинет Фрэнка, вспомнился так явственно, что даже запахло пылью, дубленой кожей и кофе с виски, и подумалось: а ведь я не поняла, что происходило тогда в залитом солнцем кабинете, беспечно, бездумно пронеслась мимо главного поворота в своей судьбе. Я всегда считала, что прошла проверку в те минуты, когда описывала незнакомую пару в окне или когда Фрэнк спросил, не страшно ли мне. А на самом деле это был только первый шаг, главное же испытание началось потом, когда я уже успела расслабиться; все решила легкость, с которой я придумывала Лекси Мэдисон.