– Поглядим, цыплят по осени считают. Откуда нам знать – может, Нед все наврал? Он хочет выкупить долю Лекси, Лекси его посылает подальше, он решает еще раз попытать счастья, а когда я говорю про потерю памяти, он этим пользуется, пробует меня убедить, что все уже решено… Он, конечно, не Эйнштейн, но и не идиот, делишки обтяпывать умеет.
– Может, и так, – согласился Фрэнк. – Может, и так. Как же ты умудрилась его поймать?
У меня уже был наготове ответ.
– Следила за коттеджем, каждый вечер. Думала, неспроста Лекси туда ходила – если назначать встречи, то там. Вот я и ждала, что он там снова появится.
– И приходит Эдди Тормоз, – сказал Фрэнк вкрадчиво, – как раз когда я вам тему для разговора подкинул, про дом рассказал. Легок на помине. Почему не позвонила, когда он ушел?
– Голова гудела, Фрэнки. Слишком много вопросов: как это меняет дело, как этим воспользоваться, как действовать дальше, как узнать, не врет ли Нед?.. Хотела тебе позвонить, да из головы вылетело.
– Лучше поздно, чем никогда. Как день прошел?
По его голосу, ровному и доброжелательному, ничего нельзя было угадать.
– Да-да, совсем я разленилась, – сказала я виновато. – Надо было попытаться вытянуть что-нибудь из Дэниэла, пока мы одни, но не смогла себя заставить, и все тут. Башка трещала, а Дэниэла ты знаешь – тот еще фрукт. Прости.
– Хм-м, – недовольно протянул Фрэнк. – А что за сцену ты только что устроила? Я полагаю, нарочно?
– Хочу их выбить из колеи, – сказала я совершенно искренне. – Мы их пробовали успокоить, разговорить – не сработало. А сейчас, когда мы кое-что новое узнали, пора подлить масла в огонь.
– А со мной посоветоваться, прежде чем браться?
Я помолчала, будто бы в изумлении.
– Думала, ты и так поймешь, чего я добиваюсь.
– Ну ладно, – сказал Фрэнк мягким голосом, но у меня в ушах буквально взвыла сирена. – Ты отлично поработала, Кэсс. Знаю, ты не хотела за это браться, и рад, что все-таки взялась. Ты хороший детектив.
Меня точно под дых ударили.
– Что, Фрэнк? – переспросила я, но все и так было ясно.
Фрэнк засмеялся.
– Да успокойся, у меня хорошие новости! Пора закругляться, детка. Иди-ка домой и жалуйся, что у тебя грипп – голова раскалывается, жар, кости ломит. Про швы ни слова – вдруг захотят посмотреть? Просто скажи, что тебе плохо, и все. Можешь кого-то из них разбудить среди ночи – Джастин ведь паникер, да? – и сказать, что тебе хуже. Если к утру не отвезут в больницу, то заставь. А там я разберусь.
Я стиснула кулаки так, что ногти врезались в ладони.
– Почему?
– Думал тебя обрадовать. – Фрэнк сделал вид, что слегка обиделся. – Ты же не хотела…
– Не хотела браться с самого начала. Так и есть. Но раз уж взялась, надо довести до конца. С чего вдруг ты решил нажать на стоп? Потому что я, не спросив у тебя, стала их будоражить?
– Да ну, – притворно удивился Фрэнк, – одно с другим не связано. Твоя цель была задать направление поиска, и ты отлично справилась. Браво, крошка! Твоя работа сделана.
– Нет, – возразила я, – не сделана. Ты мне поручил найти подозреваемого – твои же слова, – а я пока что нашла только возможный мотив и четверых подозреваемых – пятерых, если этот гаденыш Нед врет. Какая польза от этого следствию? Они будут держаться своих показаний, как ты и говорил с самого начала, и ты с места не сдвинешься. Дай мне закончить, черт подери, работу.
– Я о тебе пекусь, это моя работа. С твоими знаниями тебе задерживаться здесь опасно, и я не могу оставить…
– Ерунда, Фрэнк. Если ее убил кто-то из этой четверки, то я была в опасности с первого дня, а ты до сих пор палец о палец не ударил…
– Не ори. Неужто в этом дело? Ты оттого злишься, что я плохо тебя защищал?
Я представила, как он возмущенно машет руками, округлив от обиды глаза.
– Отвали, Фрэнк. Я не ребенок, постоять за себя сумею, и до сих пор ты спокойно ко всему относился. Так какого черта ты меня возвращаешь домой?
Наступила тишина. Наконец Фрэнк вздохнул.
– Значит, так, – сказал он. – Спрашиваешь почему – ну так слушай. Сдается мне, ты теряешь объективность, необходимую в деле.
– Да что ты говоришь! – Сердце у меня стучало как бешеное. Если он все-таки развесил в доме камеры или понял, что я снимала микрофон… нельзя было снимать так надолго… дура я, дура, надо было к нему подходить раз в несколько минут, хоть какие-то звуки издавать…
– Слишком уж ты вовлечена в дело. Я не идиот, Кэсси, догадываюсь, что вчера случилось, и чую, ты что-то недоговариваешь. А это уже звоночек, я этого так не оставлю.
Значит, трюк с пластинкой Форе удался, Фрэнк не знает, что меня раскрыли. Сердце чуть успокоилось.
– Ты заигралась. Может, зря я тебя в это дело втянул. Не знаю точно, что за история с тобой случилась в Убийствах, и спрашивать не хочу, но на психику твою она повлияла, рано было тебе поручать задание.
Я завожусь с пол-оборота и если сейчас вспылю, то все пропало – докажу правоту Фрэнка. Возможно, на то он и рассчитывал. Чтобы выплеснуть злобу, я пнула дерево – с размаху, чуть палец на ноге не сломала. А когда успокоилась, то сказала веско:
– С головой у меня все в порядке, Фрэнк, и вовсе я не заигралась. Каждый мой шаг подчинен цели найти главного подозреваемого в убийстве Лекси Мэдисон. И я хочу довести дело до конца.
– Ты уж прости, Кэсси, – сказал Фрэнк ласково, но твердо, – на этот раз нет.
Есть в работе агента один секрет, вслух о нем не говорят. В теории, руководитель имеет право нажать на стоп: он решает, когда тебя вывести. Он представляет общую картину, владеет всей информацией, а ты подчиняйся, если дорожишь жизнью и карьерой. Но у тебя есть секретное оружие: ты имеешь право ослушаться. На моей памяти никто это оружие не применял, но все мы помним о такой возможности. Если ты скажешь нет, ничего твой руководитель поделать не сможет – по крайней мере, вначале, а тебе, может статься, и времени нужно совсем чуть-чуть.
По сути, это предательство, такое не прощается. Передо мной промелькнули записи в дневнике Лекси – резкий, угловатый почерк, коды аэропортов.
– Я остаюсь, – сказала я.
Налетел порыв ветра, подо мной дрогнул ствол, и дрожь отдалась у меня внутри.
– Нет, – отрезал Фрэнк, – не остаешься. Не спорь со мной, Кэсси. Все решено, потому незачем нам препираться. Ступай домой, собери чемодан и притворись больной. Увидимся завтра.
– Ты мне дал задание, – сказала я. – Пока не выполню, не уйду. Я с тобой не спорю, Фрэнк, просто говорю.
На этот раз Фрэнк понял. В голосе у него просквозил холодок, еле заметный, но я невольно поежилась.
– Хочешь, поймаю тебя на улице с наркотой – отдохнешь за решеткой, пока мозги на место не встанут? Я ведь еще не то могу.
– Не выйдет. Ребята знают, что Лекси наркотиками не балуется, а если ее схватят по ложному обвинению и она умрет в тюрьме, то такую бучу поднимут, что вся операция накроется и последствия тебе разгребать не один год.
Фрэнк молчал, думал, как поступить.
– Ты понимаешь, что можешь загубить свою карьеру? – сказал он наконец. – Ты ослушалась приказа руководителя. Знаешь, что я могу тебя вызвать, отобрать жетон, оружие и уволить на месте?
– Да, – отозвалась я, – все знаю.
Я понимала, что Фрэнк так не поступит, и этим пользовалась. Поняла я и кое-что еще, сама не знаю как – может быть, по его спокойному голосу. Наверняка и он когда-то поступил так же.
– А еще я из-за тебя не увижусь с Холли. Завтра у нее день рождения. Объяснишь ей, почему папа не сможет прийти?
Я растерялась, но тут же напомнила себе: это же Фрэнк, нашла кого слушать, до дня рождения Холли, возможно, еще несколько месяцев.
– Ну так иди. А на прослушку посади кого-то еще.
– Совершенно невозможно. Я бы рад, да некого. Денег на это больше не выделяют. Начальству надоело платить за то, что кто-то сидит и слушает, как вы пьете да обои обдираете.
– Их можно понять, – сказала я. – Что делать с прослушкой, сам решай, оставь, если хочешь, пускай записывается, послушаешь потом. Это твоя часть работы, а у меня своя.
– Ладно. – Фрэнк страдальчески вздохнул. – Так и быть. Вот как мы поступим. Даю тебе двое суток, чтобы довести дело до конца, – время пошло…
– Трое суток.
– Ладно, трое, но с тремя условиями: не наделай глупостей, на связь выходи почаще, микрофон не снимай ни на минуту. Дай мне слово.
Меня кольнула тревога. Может, он все-таки знал, от Фрэнка всего можно ожидать.
– Поняла, – сказала я. – Даю слово.
– Ровно через трое суток, даже если ты в шаге от разгадки, ты возвращаешься. Ровно… дай на часы гляну… в двадцать три сорок пять ты должна быть в приемном покое больницы или хотя бы на пути туда. Разговор наш записан. Сдержишь слово, вернешься вовремя – сотру и это останется между нами. А если нет, приволоку тебя сюда, чего бы мне это ни стоило, невзирая на последствия, и уволю. Ясно?
– Ага, – отозвалась я. – Яснее не бывает. Я не пытаюсь тебя обмануть, Фрэнк. Не нужно мне это.
– Это, Кэсси, – сказал Фрэнк, – очень плохая затея. Надеюсь, ты понимаешь.
Гудок – и тишина, одни помехи. Руки тряслись так, что я дважды выронила телефон, пытаясь нажать отбой.
И вот что любопытно: Фрэнк почти попал в точку. Вплоть до вчерашнего дня делом я не занималась, я позволяла делу заниматься мной, а сама находилась в свободном падении, летела все глубже и глубже в пропасть. Множество мелочей в этом деле – словечек, взглядов, предметов – я пропустила, потому что хотела – или думала, что хочу, – быть Лекси Мэдисон, а не найти ее убийцу. При этом Фрэнк не знал, и я не могла ему сказать, что отрезвил меня не кто-нибудь, а Нед, сам того не ведая. Я поняла, что хочу раскрыть дело, на все ради этого готова, – а я такими словами не бросаюсь.
Может, я потому не сдалась, не отступила, что была жестоко обманута и ухватилась за последний шанс расквитаться, а может, спасала свою карьеру (“Это моя работа”, – сказала я Дэниэлу не задумываясь), а может, проваленная операция “Весталка” отравила сам воздух вокруг меня и требовалось противоядие. Или все п