Минут через двадцать Дэниэл тихонько поднялся к себе, ненадолго задержался на площадке. И лишь когда за ним закрылась дверь, меня затрясло.
В ту ночь я долго не спала – шуршала страницами, ворочалась, старалась дышать поглубже, притворялась спящей, отключала микрофон и снова включала. Думаю, неплохо получилось изобразить, будто у микрофона расшатался разъем, но на душе все равно было неспокойно. Фрэнк не дурак, вряд ли он все истолкует в мою пользу.
Там Фрэнк, здесь Дэниэл, а между ними мы с Лекси. Манипулируя так и сяк с микрофоном, я гадала, как мне удалось оказаться в этом деле против всех, даже тех, кто изначально был друг против друга. Перед тем как уснуть, я, впервые за долгие недели, подперла дверь стулом.
Суббота пролетела быстро, как в кошмарном сне. Дэниэл решил – отчасти потому, что работа по дому действовала на всех умиротворяюще, а отчасти, чтобы всех держать под присмотром, – что надо заняться шлифовкой полов.
– Про столовую мы совсем забыли, – сказал он за завтраком. – По сравнению с гостиной вид у нее запущенный, пора ее в порядок привести. Что скажете?
– Хорошая мысль, – одобрила Эбби, накладывая ему яичницу и улыбаясь нарочито бодрой улыбкой.
Джастин пожал плечами и вновь принялся нарезать гренки; я ответила, не отрывая взгляда от сковородки:
– Мне все равно.
Раф взял кофе и молча вышел.
– Ладно, – невозмутимо сказал Дэниэл и снова взялся за книгу. – Значит, решено.
Остаток дня, как я и ожидала, был мучителен. Магия ремонта на сей раз не сработала. Раф был зол на весь свет, то и дело врезался шлифовальной машиной в стену, мы всякий раз подскакивали; наконец Дэниэл молча забрал у него аппарат и взамен дал наждачную шкурку. Я дулась напоказ, надеясь, что это подействует и рано или поздно – хорошо, если не слишком поздно – я сумею этим воспользоваться.
За окном накрапывал дождик, мелкий, назойливый. Мы молчали. Раз-другой Эбби вытерла лицо, но работала она к нам спиной, и было не разобрать, то ли она плачет, то ли ей запорошило глаза. Всюду были опилки: лезли в нос и за шиворот, въедались в ладони. Джастин нарочито хрипел и оглушительно кашлял в платок; наконец Дэниэл выключил шлифовалку, вышел, вернулся с нелепым допотопным противогазом и молча протянул его Джастину. Никто не засмеялся.
– Там фильтр из асбеста, – сказал Раф, старательно полируя угол. – Ты и вправду задумал его убить или только делаешь вид?
Джастин с ужасом глянул на противогаз:
– Не хочу дышать асбестом.
– Тогда повяжи рот платком, – посоветовал Дэниэл, – только хватит стенать. – Сунув Джастину в руки противогаз, он вновь зажужжал шлифовальной машиной.
Тот самый противогаз, от которого у нас с Рафом случилась истерика. Дэниэл будет в нем ездить в колледж, пусть Эбби его цветочками разошьет… Джастин осторожно положил противогаз в угол, там он и пролежал весь день, печально глядя на нас пустыми глазницами.
– А что у тебя с микрофоном? – спросил вечером Фрэнк. – Так, любопытно.
– Черт… – сказала я. – Опять? Думала, починила.
Недоверчивое молчание.
– Что значит “опять”?
– Пошла с утра повязку сменить, а он отключен. Похоже, вечером после душа неправильно надела, вот и вылетел. Много ты пропустил? А сейчас как, работает? – Я сунула руку под блузку, похлопала по микрофону. – Слышно?
– Отлично, – сухо сказал Фрэнк. – Ночью несколько раз вылетал, но вряд ли я что-то важное пропустил – надеюсь, нет. Разве что минутку-другую твоей ночной беседы с Дэниэлом.
Я попыталась улыбнуться.
– А-а, это… Я на всех дулась, вот он и переволновался. Расспрашивал, что не так, а я велела не приставать. Ребята услышали, переполошились, он плюнул и ушел спать. Я же говорила, сработает, Фрэнки. Они на стены лезут.
– Да, – ответил Фрэнк, помолчав. – Значит, ничего познавательного не упустил. И не многовато ли совпадений? Если еще хоть раз отсоединится, хоть на секунду, – приеду, за шкирку тебя выволоку. Так что готовь суперклей. – И повесил трубку.
Всю дорогу домой я пыталась поставить себя на место Дэниэла, думала, что бы я сделала дальше, но, как выяснилось, не о нем мне стоило беспокоиться. Еще не переступив порог, я почуяла неладное. Все четверо были на кухне – ребята еще не домыли посуду, Раф сжимал лопатку, словно меч, Джастин капал на пол мыльными брызгами, – и все галдели наперебой.
– …Работа у них такая, – бубнил Дэниэл, когда я распахнула стеклянные двери. – Если мы не позволим…
– Но зачем? – возопил, перекрикивая его, Джастин. – Зачем им…
И тут они увидели меня. На миг воцарилась полная тишина, все взгляды устремились на меня, фразы повисли в воздухе.
– Что такое? – спросила я.
– В полицию нас вызывают, – ответил Раф и швырнул в раковину лопатку – раздался лязг, полетели брызги. Дэниэлу залило рубашку, но он будто не заметил.
– Еще одного раза я не выдержу, – простонал Джастин. – Не могу.
– Куда вызывают? Зачем?
– Дэниэлу звонил Мэкки, – объяснила Эбби. – Ждут нас завтра с утра. Всех.
– Зачем?
Ну и сволочь этот Фрэнк! Когда я ему звонила, он уже все продумал. А мне ни слова.
Раф пожал плечами:
– Не сказал. Просто – цитирую – “хочу с вами побеседовать”. Конец цитаты.
– Но почему именно там? – допытывался Джастин. Он смотрел на телефон Дэниэла, лежавший на кухонном столе, как на какую-то прыгучую тварь. – До сих пор они к нам сами приезжали. Зачем нам…
– Куда именно? – спросила я.
– В Дублинский замок, – сказала Эбби. – В отдел тяжких преступлений, или как его там.
Отдел тяжких преступлений и организованной преступности находится этажом ниже Убийств – всего-то один пролет. Заурядные ножевые ранения – совсем не тот уровень, разве что тут замешан криминальный авторитет, но ребята этого не знают, а звучит внушительно.
– Ты знала? – спросил у меня Дэниэл.
От его ледяного взгляда мне сделалось нехорошо. Раф поднял глаза к потолку и буркнул что-то невнятное, я разобрала лишь слово “параноик”.
– Нет. Откуда мне знать?
– Я думал, твой друг Мэкки и тебе позвонил. Пока ты гуляла.
– Не звонил. И он мне не друг.
Я и не пыталась скрыть раздражение, пусть Дэниэл гадает, притворяюсь я или нет. Мне осталось два дня, и один из них Фрэнк хочет потратить на бесконечные вопросы ни о чем – чем мы мажем бутерброды, ладим ли мы с Брендой Четыре Сиськи. Он ждет нас с утра – значит, хочет растянуть эту хренотень часов на восемь, а то и на двенадцать. Интересно, выйду я из образа Лекси, если пну его по яйцам?
– Так я и знал, не стоило им звонить, когда нам стекло выбили, – сокрушенно пробормотал Джастин. – Так и знал. Они про нас почти забыли.
– Так давайте не поедем, – предложила я. Пусть Фрэнк решит, что я веду себя глупо, нарушаю уговор, мне плевать. – Не потащат же нас силком.
Потрясенное молчание.
– Это правда? – спросила Эбби у Дэниэла.
– Думаю, да, – ответил тот. Он глядел на меня испытующе, я буквально слышала, как в мозгу у него вращаются мысли. – Мы же не под арестом. Это была просьба, а не приказ, как бы это ни прозвучало у Мэкки. И все-таки, думаю, надо поехать.
– Да неужели? – ехидно спросил Раф. – Ты так думаешь? А если я думаю, не послать ли Мэкки в задницу?
Дэниэл обернулся, смерил его взглядом.
– Я собираюсь и дальше помогать следствию, – сказал он спокойно. – Отчасти потому, что это разумно, но главное, я хочу знать, кто это сделал. Если кто-то из вас откажется сотрудничать и вызовет подозрения Мэкки, дело ваше, но помните, тот, кто ранил Лекси, все еще на свободе, и, думаю, мы должны помочь его найти.
Вот же хитрый ублюдок – говорит в микрофон то, чего ждет от него Фрэнк, набор красивых избитых фраз. Эта парочка друг друга стоит.
Дэниэл обвел нас вопросительным взглядом. Никто не ответил. Раф открыл было рот, но сдержался, брезгливо покачал головой.
– Ладно, – сказал Дэниэл. – Тогда закругляемся и спать. Завтра день тяжелый. – И взялся за губку.
Я сидела с Эбби в гостиной, делала вид, что читаю, придумывала для Фрэнка ругательства пострашнее – и тут меня осенило. Дэниэл, оказавшись перед выбором, предпочел провести один из последних дней с Фрэнком, а не со мной. А это, учитывая обстоятельства, своеобразный комплимент.
В то утро мы проделали весь ритуал с завтраком, шаг за шагом. Эбби коротко постучала в дверь; вдвоем, бок о бок, мы готовили завтрак, она возилась у плиты, румяная от жара. Двигались мы непринужденно, подавали друг другу то одно, то другое, не дожидаясь просьб. Я вспомнила, как в первый вечер меня пронзила боль при мысли, насколько они близки, а теперь, незаметно для себя, и я с ними сплотилась. Джастин хмурился, нарезая треугольничками гренки; Раф на автопилоте схватил кофе и ушел; Дэниэл завтракал, подсунув под блюдце край раскрытой книги. Я не позволяла себе ни на секунду задуматься о том, что не пройдет и двух дней, как меня уже здесь не будет; даже если мы еще свидимся когда-нибудь, будет уже не то.
Завтракали неспешно. Даже Раф, выпив свой кофе, вернулся, сел со мной на один стул, откусил от моего гренка. Окна запотели, во дворе щипали траву кролики – они осмелели и с каждым днем подбирались все ближе к дому.
Что-то переменилось за ночь. Все острые углы между нами сгладились, мы стали бережнее друг к другу, нежнее. Иногда мне кажется, что в глубине души, чутьем, которое сильнее логики, они всё понимали.
– Пора, – сказал наконец Дэниэл. Закрыл книгу, положил на кухонную стойку.
По кухне пронесся вздох, еле слышный. Раф, сидевший ко мне вплотную, вздрогнул.
– Да, – сказала себе под нос Эбби. – Пошли.
– Я хотел с тобой кое-что обсудить, Лекси, – сказал Дэниэл. – Сядешь со мной?
– Что обсудить? – вскинулся Раф. И вцепился мне в локоть.
– Если бы это тебя касалось, – ответил Дэниэл, неся в раковину тарелку, – я бы и тебя позвал.
И вновь откуда-то взялись острые углы, вспороли воздух кристаллами льда.
– Ну вот, – спокойно сказал Дэниэл, когда подъехал на машине к крыльцу и я села вперед, – мы готовы.