– Эбби схватила тебя за руку, – сказал Раф, – но ты развернулась, выставила кулаки; ей-богу, думал, ты на нее набросишься. А мы с Джастином стоим как два идиота, не понимаем, что за хрень – только что обсуждали, хорош ли Джекил в постели, и вот… Ты отцепилась от Дэниэла, он схватил тебя сзади за руки, сунул мне записку и говорит: Читай.
– Вижу, плохо дело, – тихо сказал Джастин. – Ты мечешься, рвешься, а Дэниэл не отпускает. Это… Ты пыталась его укусить, за руку. Мне казалось, зря он так, записка ведь твоя – отдал бы, и дело с концом, но я туго соображал, слова сказать не мог.
Я не удивилась. Передо мной были не люди дела, они живут в мире слов и мыслей, а их выбросило в незнакомый мир, где ни того ни другого нет. Удивляло и настораживало вот что: насколько быстро и решительно перешел к делу Дэниэл.
– Ну и, – продолжал Раф, – я прочитал вслух: Дорогая Лекси, я все обдумал, согласен, поговорим о 200 тыс. Пожалуйста, выйди на связь, я ведь знаю, мы оба заинтересованы. Всего хорошего, Нед.
– Богом клянусь, – шепнул Джастин в гнетущей тишине, – ты должна это помнить.
– Ошибок куча, – вставил Раф, не выпуская сигареты. – Вместо “пожалуйста” – “пжлст”, тьфу, как балбес четырнадцатилетний! Вот же олух! Думал, у тебя вкус есть, а ты грязные делишки проворачиваешь с таким, как он!
– Ты и правда могла? – спросила Эбби. Она смотрела на меня не отрываясь, пытливо, сложив руки на коленях. – Если бы не это, ты бы продала Неду свою долю?
Хоть я и поступила с ними изощренно жестоко, вот что меня хоть немного утешает: ведь я могла бы тогда сказать им правду. Могла бы описать в подробностях, как Лекси готовилась разрушить все то, во что они вложили душу, силы, вдохновение. Может быть, так им было бы легче, не знаю. Лишь в одном я уверена: в последний раз очутившись перед выбором и уже не в силах ни на что повлиять, я солгала из добрых побуждений.
– Нет, – ответила я. – Я только… Боже… Я только хотела убедиться, что у меня есть выбор. Я струсила, Эбби. Почувствовала, что я в ловушке, и запаниковала. Никуда я не собиралась. Просто должна была убедиться, что смогу уехать, если захочу.
– В ловушке, – повторил Джастин, и подбородок у него обиженно дернулся. – С нами.
А Эбби мне подмигнула в знак того, что поняла: ребенок.
– Ты бы осталась?
– Ей-богу, осталась бы, – ответила я; до сих пор не знаю и не узнаю уже никогда, правда это или ложь. – Конечно, осталась бы, Эбби. Честное слово.
Эбби надолго задумалась, потом чуть заметно кивнула.
– Я же говорил, – подхватил Раф, пуская дым в потолок. – Дэниэл, чтоб его! До прошлой недели он прямо с ума сходил, весь извелся. Я ему твердил, мол, говорил с тобой, никуда ты не собираешься, а он и слушать не хотел.
Эбби ничего на это не ответила, не шелохнулась, даже дышать как будто перестала.
– А теперь? – спросила она у меня. – Что теперь?
Голова неожиданно закружилась, и я потеряла нить разговора – думала, Эбби меня раскусила и все равно спрашивает, хочу ли я остаться.
– Что ты имеешь в виду?
– Вот что она имеет в виду, – сказал Раф коротко, отрывисто и взвешенно. – Когда мы договорим, ты позвонишь Мэкки, О’Нилу или местным идиотам и сдашь нас? Заложишь? Настучишь? Не знаю, какое тут слово уместней.
Чувство вины должно было меня накрыть с головой, а микрофон – жечь каленым железом, но на душе было одно, грусть, – необъятная, беспросветная, щемящая грусть, меня будто уносило приливом в океан.
– Ничего я никому не скажу, – ответила я, зная про себя: Фрэнк, сидя в своем гнездышке из электроники, одобрил. – Не хочу, чтобы вас посадили. Что бы там ни случилось на самом деле.
– Ну, – протянула Эбби себе под нос. Откинулась в кресле, поправила юбку, думая о чем-то своем. – Ну, значит…
– Ну, значит, – сказал Раф и глубоко затянулся, – мы нагородили сложностей там, где их нет. И я не удивляюсь.
– А что потом? – спросила я. – После записки? Что было дальше?
Все сразу напряглись. Никто ни на кого не смотрел. Я вглядывалась в лица, ища хоть намек, что кому-то из них этот разговор дается тяжелее, чем прочим, что кто-то защищается, защищает другого, мучается стыдом, – но ничего подобного.
– Потом… – Эбби шумно вздохнула. – Не знаю, Лекс, задумывалась ли ты, что будет, если ты продашь Неду свою долю. Ты не всегда… как бы это сказать… просчитываешь последствия.
Раф сердито фыркнул:
– Не то слово! Ради бога, Лекси, как ты себе это представляла? Продала бы свою долю, купила где-нибудь уютную квартирку и все тип-топ? Как бы мы тебя встречали в колледже по утрам? Обнимали бы, целовали, кормили бутербродами? Да мы бы с тобой и разговаривать не стали! Возненавидели бы тебя лютой ненавистью.
– Нед наседал бы на нас, – сказала Эбби, – без конца, день за днем, уговаривал бы продать дом застройщику, превратить в жилой комплекс, или в гольф-клуб, или что он там затеял. Или перебрался бы сюда, жил с нами, и мы бы ничего не могли поделать. Рано или поздно сдались бы, потеряли дом. Наш дом.
И дом будто отозвался, чуть слышно, тревожно: зашуршало что-то за стеной, скрипнула наверху половица, с лестницы потянуло сквозняком.
– Поднялся гвалт, – сказал вполголоса Джастин. – Орали все хором – слов своих уже не помню. Ты вырвалась от Дэниэла, Раф тебя схватил, ты его ударила – со всей силы, в живот…
– Ну и свалка была, – сказал Раф. – Называй как хочешь, месили друг друга, как кучка уличных хулиганов. Еще полминуты – и покатились бы по полу. Только прежде чем до этого дошло…
– Только, – оборвала его Эбби резко, будто захлопнула дверь, – до этого так и не дошло.
Она посмотрела Рафу в глаза – спокойно, не мигая. Раф пожал плечами, откинулся на спинку дивана и стал болтать ногой.
– Это мог бы сделать любой из нас, – сказала Эбби то ли мне, то ли Рафу. Страстная убежденность в ее голосе потрясла меня. – Все мы были в ярости, никогда в жизни я ни на кого так не злилась. Остальное – дело случая, так повернулось, и все. Каждый из нас готов был тебя убить, Лекси, и не тебе нас винить.
И снова дом будто отозвался тихонько – шорохом с лестницы, завыванием в трубе.
– Я вас и не виню, – ответила я. И подумала – хоть это и глупость, видно, начиталась в детстве книжек о привидениях, – может быть, этого и добивалась от меня Лекси, чтобы я сняла с них бремя вины. – Вы имели полное право обижаться. А когда я вернулась, имели полное право меня выставить.
– Мы это обсуждали, – сказала Эбби. Раф вскинул бровь. – Я и Дэниэл. Можно ли нам оставаться вместе после… Но это было бы сложно, и это ведь ты. Все равно ты, несмотря ни на что.
– Дальше я помню, – сказал Джастин чуть слышно, – как хлопнула дверь, а посреди кухни, на полу, лежал нож. В крови. Я глазам не верил. Не верил, что все это правда.
– И вы меня не стали удерживать? – спросила я, прижимая ко рту ладонь. – Даже не потрудились узнать…
– Нет. – Эбби, подавшись вперед, пыталась поймать мой взгляд. – Нет, Лекс. Конечно, нам было не все равно. Мы не сразу поняли, что случилось, но как только поняли… Действовал в основном Дэниэл, остальные от страха оцепенели. Я только успела опомниться, а он уже фонарик достает. Мне и Рафу велел ждать тебя дома, записку сжечь, нагреть воды, приготовить бинты, антисептик…
– Да уж, пригодилось бы все это, – хмыкнул Раф и снова закурил, – как будто мы роды принимаем в “Унесенных ветром”! О чем он думал? Чтобы мы тебя здесь, на кухонном столе, прооперировали и Эббиной иголкой зашили?
– …а сам с Джастином пошел тебя искать. Сразу же.
Молодец Дэниэл, знал, что Эбби не подведет, если кто-то сломается, то либо Джастин, либо Раф. Разделил их, каждого взял под наблюдение, придумал, чем их занять, – и все это в считаные секунды. Зря он пошел в науку, зарыл в землю организаторский талант.
– Может, мы упустили время, – предположил Джастин. – Минут пять-десять простояли, ничего не соображали. Эти минуты стерлись из памяти. Помню только, мы с Дэниэлом подошли к калитке, а тебя уже нет. То ли в деревню побежала за помощью, то ли где-то лежишь без сознания, то ли…
– Я побежала куда глаза глядят, – сказала я тихо. – Просто помню, как бежала. И не заметила, что крови вытекло море.
Джастина передернуло.
– Кровь, наверное, не сразу потекла, – мягко сказала Эбби. – Ни в кухне на полу, ни во дворе на плитах ее не было.
Значит, проверяли. Интересно, когда и кто предложил проверить, Дэниэл или Эбби.
– И вот что еще, – пояснил Джастин, – мы не знали… ну, насколько все серьезно. Ты сразу убежала, мы даже не успели… Мы думали – то есть я думал, – раз ты так быстро умчалась, значит, рана пустяковая. Царапина, и только.
– Ха! – сказал Раф и потянулся за пепельницей.
– Мы же не знали. Может, так, а может, и нет. Я Дэниэлу так и сказал, но он посмотрел на меня как-то двусмысленно. И мы… Господи… Мы пошли тебя искать. Дэниэл сказал, надо срочно узнать, вдруг ты побежала в деревню, но там было темно и все заперто, никакого движения, лишь кое-где в спальнях свет горел. И мы пошли обратно к дому, кругами, надеялись, что где-нибудь на тебя наткнемся.
Он смотрел на бокал у себя в руке.
– По крайней мере, я так думал. Я просто шел и шел следом за Дэниэлом по тропинкам, сквозь этот темный лабиринт, не представлял, где мы, совсем потерял чувство направления. Фонарик мы включить боялись и окликнуть тебя тоже боялись, даже не знаю почему, просто чуяли опасность: вдруг кто-то из фермеров заметит и прибежит или тебя спугнем. Но Дэниэл каждые несколько минут все же включал на секунду фонарик – пошарит и снова выключит. А остальное время пробирались ощупью, вдоль живых изгородей. Холод был адский, будто зима началась, а куртки мы взять не догадались. Дэниэлу-то хоть бы что, ты же его знаешь, а у меня пальцы на ногах отмерзли, думал, отвалятся. Блуждали мы несколько часов кряду…
– Неправда, – отрезал Раф. – Мне лучше знать. Мы тут сидели с бутылкой антисептика и окровавленным ножом, и делать нам было нечего, только на часы пялиться да с ума сходить. Вы вернулись минут через сорок пять.