– Родных у них нет, – сказала я. – И друзей нет, никого. Где они сейчас?
Сэм вздохнул.
– Под стражей, где же еще? Убийство по предварительному сговору. Скоро их отпустят – улик у нас нет, разве что они заговорят, а это исключено, но… вот что. Надо попытаться. Завтра, как только их выпустят, служба поддержки жертв поможет им подыскать жилье.
– А этот? – спросила я; имя вертелось в голове, но упорно не шло с языка. – За поджог. Уже арестован?
– Нейлор? Бёрн и Догерти его ищут, но пока не нашли. Бегать за ним смысла нет, тамошние холмы он знает как свои пять пальцев. Рано или поздно вернется домой, там его и возьмем.
– Ну и жуть, – сказала я. От тусклого желтоватого света квартира казалась тесной и мрачной, как подвал. – Полная, абсолютная, беспросветная жуть.
– Да уж, – вздохнул Сэм, – ну… – и одернул пальто. Он смотрел мимо меня, на гаснущие звезды в окне. – С этой девушкой ничем хорошим не могло кончиться, сразу было ясно. Думаю, все утрясется в конце концов. Я лучше пойду. Надо прийти пораньше, допросить еще разок эту троицу, вдруг что-нибудь да выйдет? Просто думал, надо тебе рассказать.
– Сэм. – Встать не получилось, хватило сил только руку ему протянуть. – Останься.
Он закусил губу. И в глаза мне так и не заглянул.
– Тебе тоже надо поспать, ты, наверное, с ног валишься. А мне вообще здесь находиться нельзя. Во Внутренних расследованиях запретили…
У меня язык не поворачивался сказать: в последнюю секунду, уверенная, что сейчас умру, я подумала о тебе. Но даже не смогла выговорить пожалуйста. Сидела на матрасе с протянутой рукой, не дыша, от души надеясь, что еще не поздно.
Сэм приложил ладонь ко рту.
– Ты вот что мне скажи… Ты возвращаешься в агенты?
– Нет. Никогда. Ни за что. Этот раз не в счет, Сэм, особый случай.
– Этот твой Мэкки сказал… – Сэм запнулся, брезгливо мотнул головой. – Сволочь он.
– Что он говорил?
– Да много чего наплел. – Сэм рухнул на диван, будто внутри у него что-то сломалось. – Мол, бывших агентов не бывает, а раз ты втянулась, значит, вернешься, никуда не денешься. И все такое. Я не… С меня и нескольких недель хватило, Кэсси. Если ты вернешься… Не смогу я так. Не выдержу.
Я даже злиться всерьез не могла, так вымоталась.
– Фрэнк лапши тебе навешал. Это он умеет. Он бы меня и в отдел к себе не взял, даже если бы я попросилась, а я не прошусь. Он не хотел, чтобы ты меня уговаривал вернуться домой, вот и все. Дескать, если ты убедишься, что я на своем месте…
– Пожалуй, так, – согласился Сэм, – да. – И опустил взгляд на кофейный столик, провел пальцем по пыльной поверхности. – Так ты, значит, остаешься в Домашнем насилии? Точно остаешься?
– Если меня после вчерашнего не уволят.
– Вчера все произошло из-за Мэкки, – сказал Сэм, и на его усталом лице промелькнул гнев. – Ты не виновата. Все, от начала до конца, на совести Мэкки. Во Внутренних расследованиях не идиоты сидят – разберутся, как и все.
– Тут не один Фрэнк виноват, – возразила я. – Я же там была, Сэм. Я не справилась, позволила Дэниэлу взяться за оружие, а потом его застрелила. Нельзя все валить на Фрэнка.
– А я ему позволил воплотить этот идиотский замысел, теперь мне всю жизнь казниться. Но он был здесь главный. Он это затеял, ему и отвечать. Пусть только попробует перевалить вину на тебя…
– Нет, – возразила я. – Он не из таких.
– А по-моему, как раз из таких, – сказал Сэм. И мотнул головой, будто стряхивая мысли о Фрэнке. – По ходу дела разберемся. Но предположим, ты права и он тебя не подставит, чтобы шкуру свою спасти, ты останешься в Насилии?
– Пока что, – ответила я, – да. А дальше… – Я не ожидала от себя этих слов, они сами сорвались с языка, но, едва произнеся их, я поняла, что они созрели у меня еще тогда, солнечным днем, рядом с Дэниэлом, в беседке из плюща. – Я скучаю по отделу убийств, Сэм. Страшно скучаю, все время. Хочу обратно.
– Понял, – сказал Сэм. Вскинул голову, перевел дух. – Да, я так и думал, ясно. Значит, будущего у нас нет.
Романы с коллегами по отделу у нас под запретом – как изящно шутит О’Келли, служебный ксерокс не для того, чтобы на нем кувыркались.
– Нет, – ответила я. – Нет, Сэм, ничего подобного. Даже если О’Келли согласится взять меня обратно, вакансии наверняка придется ждать не один год, а кто знает, что с нами будет к тому времени. Может, ты сам станешь начальником отдела. (Сэм не улыбнулся.) Если до этого дойдет, просто не будем светиться. Так ведь бывает сплошь и рядом, Сэм. Ты и сам знаешь. Барри Нортон и Элейн Лихи…
Нортон и Лихи десять лет работают в Угонах и из них восемь лет вместе живут. И делают вид, что по очереди друг друга подвозят, а все вокруг, в том числе начальство, делают вид, что ничего не знают.
Сэм тряхнул головой, как большой пес после сна.
– Совсем не о том я мечтаю, – вздохнул он. – Дай им бог счастья и все такое, но я хочу, чтобы у нас с тобой было всерьез. Может, тебя и устроило бы как у них – наверное, поэтому ты про нас молчала, чтобы себе дорогу в Убийства не закрывать. Но мне не интрижка нужна, не случайная связь, не тайный роман, где надо притворяться, будто мы… – Он полез в карман пальто, стал шарить там беспорядочно, как пьяный. – Давно уже это с собой таскаю – купил, когда мы всего две недели встречались. Помнишь, мы гуляли тогда на мысу Хоут? В воскресенье?
Я вспомнила. Прохладный серый день, мелкий дождичек, вольный запах моря, губы Сэма отдавали морской солью. Весь день мы карабкались с утеса на утес, обедали на лавочке жареной рыбой, ноги у меня гудели, и впервые после операции “Весталка” я себя чувствовала по-человечески.
– А на другой день я его купил. В обед.
Он нашел то, что искал, и выложил на кофейный столик. Синяя бархатная коробочка с кольцом.
– Ох, Сэм! – выдохнула я. – Ох, Сэм!
– Я серьезно, – сказал Сэм. – Ну, насчет тебя, насчет нас. Для меня все было всерьез.
– И для меня было всерьез, – ответила я. Вспомнилась наблюдательная комната, его взгляд. Было. – С самого начала. Просто я… потерялась на время. Прости меня, Сэм. Все, что я могла испортить, я испортила, прости меня.
– Да ради бога, я же тебя люблю! Когда ты отправилась на задание, я чуть не спятил, и даже пожаловаться было некому, потому что никто не знал. Я не могу…
Он умолк, стал тереть глаза. Я знала – наверняка есть вежливый способ спросить его об этом, но в глазах рябило, мысли путались. Худшего времени для этого разговора и представить было нельзя.
– Сэм, – сказала я, – я сегодня убила человека. Или вчера, какая разница. Мозг отказывается работать. Объясни мне на пальцах: ты меня бросаешь или предложение делаешь?
Я знала наперед, что он скажет. Скорей бы с этим развязаться, попрощаться, вылакать остатки бренди и уснуть без задних ног.
Сэм смотрел на коробочку с кольцом озадаченно, будто и сам не знал, откуда она тут взялась.
– Боже… – выдохнул он. – Я не… Я не так все представлял. Ужин в хорошем ресторане, с видом. И шампанское. Но теперь – раз уж…
Он взял со стола коробочку, открыл. Я не понимала, что происходит, поняла лишь, что меня не бросают, и сама не ожидала, что будет так радостно и так больно. Сэм слез с дивана и неуклюже опустился передо мной на одно колено.
– Ну… – Он протянул мне коробочку. Лицо у него было белое, глаза большие, испуганные; казалось, он потрясен не меньше, чем я. – Выйдешь за меня?
Меня вдруг разобрал смех – не над ним, а над немыслимым безумием этого дня. Я испугалась, что если дам себе волю, то уже не остановлюсь.
– Знаю, – Сэм сглотнул, – знаю, это значит, что ты уже не сможешь вернуться в Убийства, только по особому разрешению, и…
– А особого отношения ни тебе ни мне в ближайшем будущем не видать, – подхватила я.
И услышала голос Дэниэла – будто черная птица задела меня крылом по лицу или ночным ветром повеяло с гор: Бог сказал: бери что хочешь и за все плати.
– Да. Если… ради бога… если тебе нужно время подумать… – Он снова сглотнул. – Я тебя не тороплю, конечно. Понимаю, сейчас не лучшее время для… Но, думаю, это надо было сделать. Рано или поздно я должен был узнать.
Кольцо было простенькое – тонкий обруч, а на нем, как капля росы, один-единственный бриллиант. Никогда в жизни я не представляла у себя на пальце обручального кольца. Я мысленно увидела, как Лекси снимает в темной комнате свое, оставляет возле их с Чедом общей постели, и острее ощутила разницу между нами, меня будто лезвием полоснуло: я не могла бы его надеть без полной уверенности, что это навсегда.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива, – сказал Сэм. Взгляд его уже не был ошеломленным, глаза смотрели на меня прямо и твердо. – Во что бы то ни стало. Нет смысла, если ты не… Если не будет тебе счастья без отдела убийств, так и скажи.
Жизнь – штука жестокая. Лекси по живому резала тех, кто пытался ее удержать, – тех, с кем она смеялась, работала, спала. Дэниэл, который ее любил как родную, сел с ней рядом и ждал ее смерти, лишь бы не допустить осады своего зачарованного замка. Фрэнк взял меня за плечи и сознательно направил туда, где я могла погибнуть. “Боярышник” открыл мне свои тайны, исцелил мои раны, а я в ответ, тщательно все просчитав, сровняла его с землей. Роб, мой напарник, моя опора, мой самый близкий друг, вычеркнул меня из своей жизни, оттолкнул из-за того, что хотел со мной спать, а я согласилась. А когда все мы закончили друг друга терзать, Сэм, имевший полное право послать меня к черту, уйти навсегда, остался рядом, потому что я протянула руку, попросила остаться.
– Я хочу вернуться в Убийства, – ответила я, – но готова ждать. Пусть это будет не скоро. Рано или поздно кто-то из нас отличится, мы будем на хорошем счету у начальства и сможем попросить особого разрешения.
– А если нет? Если ни один из нас не отличится или отличится, но нам все равно откажут? Что тогда?
И вновь будто ночная птица задела меня крылом: