– Спасибо за заботу, очень тронут. Но у меня имеются кой-какие рычаги – на случай, если до этого дойдет.
Запись того нашего разговора – как я ослушалась приказа, отказалась вернуться – была между нами точно барьер. Подозрений с него это не снимет – начальник должен поддерживать в отделе порядок, – но я окажусь втянутой, а он под шумок сумеет выкрутиться. Тут я уверилась окончательно: если Фрэнк захочет свалить на меня вину, испортить мне карьеру, все в его руках, и поделом мне.
Налитые кровью глаза Фрэнка блеснули: он прочел мои мысли.
– Рычаги, – повторила я.
– Впрочем, как всегда, – ответил Фрэнк и на секунду показался мне старым, усталым. – Ты пойми, ребятам из Внутренних надо покуражиться, власть свою показать, но они пока что не стремятся тебе подгадить – или твоему Сэмми, если на то пошло. Устроят мне несколько веселых недель, но в итоге все будет тип-топ.
Меня кольнула неожиданная ярость. Неважно, решит ли Фрэнк бросить меня на растерзание, – а повлиять на него я не в силах – “тип-топ” сейчас далеко не самое подходящее определение.
– Ясно. Рада слышать.
– Тогда почему лицо вытянулось? Как спросил один бармен у одной лошади.
Я чуть зажигалкой в него не запустила.
– Ради бога, Фрэнк! Я убила Дэниэла. Я жила в его доме, сидела с ним за одним столом – я не стала говорить “целовалась с ним”, – и я его убила. Каждый день его непрожитой жизни на моей совести. Много лет я всю себя вкладывала в работу, я пришла туда поймать убийцу, и вот… – Я умолкла, чтобы Фрэнк не услышал, как у меня дрожит голос.
– Знаешь что? – сказал чуть погодя Фрэнк. – Водится за тобой дурная привычка приписывать себе чужие заслуги. – Он тяжело плюхнулся на диван с кружкой в руках, широко расставив ноги. – Дэниэл Марч был не дурак. Он знал, что делает, нарочно тебе не оставил выбора, кроме как застрелить его. Это не убийство, Кэсси. И даже не самооборона. Это самоубийство чужими руками.
– Знаю, – кивнула я. – Знаю.
– Он понимал, что загнан в угол, за решетку попасть не хотел, и я его прекрасно понимаю – можешь представить, чтобы он подружился с сокамерниками? И он нашел выход и своего добился. Вот что мне в нем нравится: он был не трус. Я его недооценил.
– Фрэнк, – спросила я, – ты когда-нибудь убивал человека?
Он потянулся к моей пачке сигарет, закурил, засмотрелся на огонек.
– Вчера все прошло как надо, – сказал он, отложив зажигалку. – Что было, то было, веселого тут мало, через пару недель все закончится. И точка.
Я молчала. Фрэнк пустил в потолок длинную струю дыма.
– Вот что, дело ты раскрыла. И раз пришлось заодно кого-то пристрелить – ладно, пусть Дэниэла. Я этого лощеного мудилу с самого начала невзлюбил.
Разводить церемонии я сейчас была не в силах, тем более с Фрэнком.
– Да уж, Фрэнки, я заметила. Все, кто хоть как-то был связан с делом, тоже заметили. И знаешь, почему ты его невзлюбил? Потому что вы с ним похожи.
– Ну-ну-ну, – протянул Фрэнк. Улыбнулся уголком рта, но глаза, льдисто-голубые, смотрели не мигая – не разберешь, злится он или нет. – Ты ж у нас психолог, а я и забыл.
– Вы как две капли воды, Фрэнк.
– Ерунда. Он был псих, Кэсси. Помнишь, как ты портрет составляла? Уголовное прошлое. Забыла?
– Что, Фрэнк?.. – И едва не вскочила, но пол будто уходил из-под ног. – Что ты узнал про Дэниэла?
Фрэнк неопределенно мотнул головой, не выпуская изо рта сигареты.
– Мне ничего узнавать и не понадобилось. Если человек с гнильцой, я всегда чую, как и ты. Есть черта между добром и злом, Кэсси. Мы с тобой живем на светлой стороне. Даже если иной раз забредаем по ошибке на другую сторону, все равно про черту помним, она не дает нам сбиться с пути. А для Дэниэла этой черты не существовало.
Он нагнулся над кофейным столиком, стряхнул пепел в пепельницу.
– Есть черта, – повторил он. – Всегда ее держи в уме.
Повисло молчание. За окном уже смеркалось. Где будут ночевать сегодня Эбби, Раф и Джастин? А Джон Нейлор – король на час, виновник нашего краха – так и уснет под луной, среди руин “Боярышника”? Легко представить, что сказал бы на это Фрэнк. Теперь это не твоя забота.
– Вот что я хотел бы знать, – спросил чуть погодя Фрэнк, и тон у него изменился, – когда именно Дэниэл тебя раскусил? Ведь раскусил же, я уверен. – Он поднял на меня взгляд, синие глаза сверкнули. – Судя по тому, как он говорил, он знал, что на тебе “жучок”, но не это меня тревожит. Мы могли бы и на Лекси “жучок” нацепить, будь она жива, микрофон еще не означает, что ты из полиции. Но вчера, когда Дэниэл вошел в дом, он точно знал, что ты с оружием и пустишь его в ход. – Фрэнк устроился поудобнее, закинул руку на спинку дивана, затянулся. – Можешь предположить, что тебя выдало?
Я пожала плечами:
– Наверное, лук. Мы-то думали, я выкрутилась, но Дэниэл более сильный игрок, чем мы предполагали.
– Это так, – согласился Фрэнк. – И ты уверена, что в этом все и дело? Его не насторожили, к примеру, твои музыкальные вкусы?
Он разгадал, разгадал трюк с пластинкой Форе. Полной уверенности у него быть не могло, но наверняка почуял. Я через силу подняла на него взгляд, виноватый, слегка удрученный.
– Больше ничего в голову не приходит.
Колечки дыма зависали в солнечных лучах.
– Ладно, – сказал наконец Фрэнк. – Как говорится, дьявол кроется в мелочах. С этим луком ты ничего не могла поделать – а значит, не могла застраховаться от провала. Так?
– Да. – Хоть одно слово мне далось легко. – Все, что могла, я сделала, Фрэнк. Изо всех сил старалась стать Лекси Мэдисон.
– Предположим, если бы ты вчера-позавчера узнала, что Дэниэл тебя вычислил, могла бы ты повлиять на исход?
– Нет, – ответила я, и это тоже была правда.
Этот момент мы обсудили много лет назад, у Фрэнка в кабинете, за чашкой пригоревшего кофе с шоколадным печеньем. Когда я спрятала график Лексиной жизни в карман форменной рубашки и зашагала к автобусной остановке, этот момент уже вызрел и ждал всех нас.
– Думаю, это лучший исход из возможных.
Фрэнк кивнул:
– Значит, с работой ты справилась. На том и порешим. Не бери на себя чужие грехи.
Я даже не пыталась описать ему то, что было у меня перед глазами, те тончайшие нити, что связывали всех нас и привели туда, где из невиновности каждого в отдельности сплелась общая вина. Вспомнилось, как Дэниэл с печатью невысказанной грусти на лице говорил: Для Лекси не существовало законов причины и следствия, и трещина между мной и ею будто стала глубже.
– А это, – продолжал Фрэнк, – подводит меня к тому, ради чего я пришел. Остался в деле один невыясненный вопрос, и, нутром чую, ты можешь знать ответ. – Он поднял взгляд от кружки. – Нашу девочку и правда зарезал Дэниэл? Или он себя оговорил по какой-то дурацкой, ему одному ведомой причине?
Синие глаза Фрэнка смотрели на меня в упор.
– Ты слышал то же, что и я. Он один вдавался в подробности, остальные трое никого не назвали. Они утверждают, что это не он?
– Ни хрена они не утверждают. Мы их допрашивали сегодня весь день и вчера почти весь вечер – и ни слова не вытянули, разве что “принесите воды”. Джастин слезу пустил, Раф стулом кидался, когда узнал, что пригрел на груди змею, – пришлось на него нацепить наручники, пока не угомонится, – вот и все общение. Партизаны долбаные!
Вспомнилось, как Дэниэл, приставив палец к губам, обвел остальных взглядом, полным мольбы, – тогда я не поняла, в чем дело. Даже на тот случай, если его жизнь оборвется, у него был план. А остальные трое, то ли из преданности, то ли по привычке, то ли оттого, что у них не осталось других опор, продолжали его плану следовать.
– Я потому спрашиваю, что показания их не совпадают. Расхождения хоть и мелкие, но есть. Дэниэл тебе сказал, что в руке у него был нож, потому что он мыл посуду, но на записи Раф и Джастин говорят, что Дэниэл боролся с Лекси обеими руками. До того, как ее ударили ножом.
– Может, просто запутались, – предположила я. – Слишком уж быстро все произошло, сам знаешь, чего стоят показания очевидцев. Или Дэниэл все смягчил – сказал, что нож у него случайно очутился в руках, а на самом деле нарочно его схватил, чтобы ударить Лекси. Возможно, мы так и не узнаем, что там было на самом деле.
Фрэнк затянулся, глядя на разгорающийся алый огонек сигареты.
– Как я понял, – сказал он, – только один человек мыл посуду и ничего больше не делал руками с той минуты, как нашли записку, и до того, как Лекси пырнули ножом.
– Ее убил Дэниэл, – ответила я, и слова эти не казались мне ложью, не кажутся и сейчас. – Я уверена, Фрэнк. Он не врал.
Фрэнк долго, пытливо вглядывался мне в лицо. И вздохнул:
– Ладно, поверю тебе на слово. Не думал, что он способен вот так сорваться – ни плана, ни организации, но, может статься, общего у нас с ним меньше, чем ты думаешь. Я с самого начала ставил не на Дэниэла, но раз уж всем так хочется, пусть будет Дэниэл… – Он мотнул головой. – Ничего не поделаешь.
Он потушил сигарету, встал.
– Вот. – Он порылся в кармане пиджака. – Пусть остается у тебя.
И бросил мне через стол что-то маленькое, блеснувшее на солнце, а я поймала одной рукой. Мини-кассета, на них в отделе спецопераций записывают прослушку.
– Здесь ты спускаешь свою карьеру в унитаз. Кажется, я наступил на провод, когда говорил с тобой в тот день по телефону, и что-то разъединилось. На официальной записи минут пятнадцать тишины, прежде чем я понял, в чем дело, и все наладил. Технари меня четвертовать готовы за то, что я терзал их драгоценную аппаратуру, – не они первые, не они последние.
Фрэнк не такой, уверяла я Сэма прошлой ночью, Фрэнк не такой, он меня не подставит. И вернемся к началу: Фрэнк отвечал за Лекси Мэдисон и когда сотворил ее из воздуха, и когда ее нашли мертвой. Вряд ли его терзала совесть за весь этот кавардак – ничего подобного, как только отдел внутренних расследований от него отстанет, он, возможно, больше об этом и не вспомнит. Но он из тех, кто своих не бросает, чего бы это ни стоило.