Титок надулся обиженно, но отстал. Он поглядывал на меня терпеливо, ждал пока я доканчивал свое едово. Потом подлез снова:
— Игорь!
— Ммм? — я вытер жирные руки о тряпку, которую взял из Белки, — чего ты хотел-то?
— Да совет мне нужен твой, — заговорщически оглянувшись, начал Титок полушёпотом, — кажется мне, что только ты сможешь мне его дать. Потому как сам ты чуть ли не первую красавицу на поликлинике нашей заполучил. От Стеники Машку отбил.
— Вот так новости, — удивился я громко, — и даже выпрямился, сидя на траве, — это ж какой такой совет тебе надо?
— Да тихо ты! — Титок снова огляделся.
Однако другим шофером, кажется и дела никакого не было до нашего с Титком разговора: кто-то доедал обед, другие болтали, стоя под чьей-то машиной, курили.
— Ну ладно, не томи, — заинтересовался я, — чего у тебя там за секретное такое дело?
— В общем, — вздохнул Титок, — посоветуй мне, пожалуйста, как мне Эммочку заполучить.
— Кого? — Не понял я.
— Эммочку, — удивленно заморгал глазами титок.
— Какую еще Эммочку?
— Ну как же? — Вытянул Титок шею, — Эмма Кох. С немцев. Помнишь?
— Девочка-инженерочка, что ли? — Нахмурился я.
— Ну да!
На миг, между нами повисла молчаливая пауза. Я уставился в глаза Титку, а она в мои. А потом, я просто грянул таким хохотом, что шофера вокруг обернулись.
— Игорь, ну чего ты? Чего? — обиделся Титок, — чего тут смешного-то?
— Да того! — еле унялся я, утирая слезы, — тебе что? В Союзе не хватает девок, что ты на немок заришься?
— Эх! — Махнул Титок рукой, — так я и думал, что не будет от тебя никакой помощи! А у меня ж, понимаешь, может настоящая любовь! Эмма, — замечтался он, — она какая-то другая, не такая, как наши, станичные девушки. Она…
— Титок, — вздохнул я, — ну ты серьезно думаешь, что она останется в Союзе? С тобой будет жить? Так это ты как маленький!
— Ну не хош, не помогай, — Титок встал, — чего издиваесся?
— Не издеваюсь я, — я тоже поднялся следом, — просто хочу сказать тебе, что брось ты это дело. На немочке-Эммочке свет клином не сошелся. А если полезешь туда, то можешь и на неприятности нарваться. Вдруг у нее жених есть?
— Нету, — быстро ответил Титок, — я уже узнал.
— У кого же? — Удивился я.
— У Эммы.
— А ты, что ли, немецкий знаешь? — Поднял я бровь вопросительно.
— Ну так. Как все. В школе учил. Да там другое! У нас, понимаешь, — Титок шлепнул руку об руку, — общение выходит как-то самом собой. Нету между нами никакой в этом отношении границы. Понимаем, что называется, друг друга без слов!
— Мда, Титок, — я потер висок, — кажись, ты и правда втюрился по уши. Так если вы друг друга без слов понимаете, то чего тебе еще надо?
— Понимаешь ли, Игорь, — он поджал губы, — холодна она ко мне как-то. Я с ней и приветливый и вежливый. Как ни встретятся наши отряды, где в поле, так тут же за ней поухаживать бегу. А она, как энтот, как его? Как айсберг! Во!
Я ничего не ответил, только хмыкнул.
— В общем, Игорь, — посерьезнел он, — я тебя не спрашиваю, надо ли мне с Эммой крутить любовь или нет. Знаю — надо! Моя это девка. Ты мне скажи, как к ней подступиться-то?! Как мне еешний айсберг растопить?
— Да мне почем знать? — Пожал я плечами, — ты что, никогда с девчонками не гулял? Не знаешь, как оно бывает?
— Да гулял, гулял же, — стиснул Титок рубаху на груди, — да я же тебе говорю! С Эммой, с ней как-то все не как. Она другая, не как наши девки!
— Ну тогда тем более я тебе не помощник. Извиняй, Титок.
— Мда, — он вздохнул, — ну тогда хотя бы мнением поделись. Вот как тебе кажется, если я ей хороший, дорогой подарок подарю, поможет?
— Это какой же? — Свел я брови к носу.
— Эх, — Титок потер шею и кисловато скривился, — пока и не знаю. Но, может, чего и придумаю.
— Ну попробуй, — я пожал плечами, — только даже не знаю, чего такое ты можешь ей подарить. Да еще и дорогое.
— Угу, — задумчиво возвел глаза к небу Титок, — незадача. Ну ладно. И на том спасибо!
— Да не за что, — сказал я, провожая Титка взглядом к его машине, — ты только в неприятности не угоди.
— Да капитально все будет! — Обернулся Титок на ходу, — вот увидишь!
Обед подходил к концу. От солнца, что было высоко, Кубанское небо казалось, чуть ли не былым. Жара крепчала. Даже в тени посадки все обливались потом. Кто выходил на солнце, тут же спешил спрятать голову от пекла.
Комбайны уже ушли на другой участок. Завтра подходил последний день учений. Ну а потом грянет прямое состязание. Советские и немецкие машины, на глазах у немцев станут показывать то, на что они способны в прямом столкновении.
— Игорь, погоди! — Притормозил меня Вакулин, когда я собирался уже хлопнуть дверью.
— А! Чего Евгений Герасимович?!
Викулин, одетый в светлые брюки, мешковатую рубаху-безрукавку и белую кепку, спешил ко мне с худеньким кожаным портфелем в руках.
— Дело у меня к тебе есть! Срочное!
— Ну, — я заглушил двигатель Белки, чтобы не перекрикивать, спрыгнул из кабины на устланную половой землю.
— Проблема у меня вышла, — сказал Вакулин, приблизившись, — причем такая, что хоть убей. И только ты мне в этом сможешь подсобить.
— Ну и что ж у вас там стряслось-то?
— Помнишь заявление, что писал ты мне на вступление в отряд? Потерял, — Вакулин пожал плечами, — куда-то засунул, а куда — забыл. И хоть умри, не помню! А мне надо его секретарю райкома направить, чтобы тот отчитался по проделанной работе в крайком.
— Хотите, — догадался я, — чтобы я вам его заново написал?
— Ну да!
— Давайте, Евгений Гирасимыч, напишу. Бумага с ручкой есть?
— Конечно, — кивнул Вакулин и полез в свой портфельчик.
Недолго пошуршав внутри чем-то, он достал единственный листик для печатной машинки, да ручку.
— Во! Последний остался! Повезло нам. Не будь бумаги, пришлось бы искать где-нибудь.
— Ну или, если бы вы не только мое заявление потеряли, но и еще чьи-то, — ответил, принимая листочек.
— Да не, — Вакулин улыбнулся, показал желтоватые зубы, — я всю стопку в кабинете храню. А твое, видать, не донес. Не помню! Ты не подумай, — строго свел он брови, — я не растяпистый. Просто вот, затерял.
— Да я и не думаю, — сказал я и полез в кабину Белки, потому как там удобнее было писать.
— Так-то я, — продолжал зачем-то оправдываться Вакулин, — все важные документы держу под ключом, в сейфе. А ключ только у меня и у… — Осекся он внезапно.
— Чего, — нахмурился я, — глядя на побледневшее Вакулинское лицо.
— Ну-ка отойдем, Игорь, — Вакулин подергал меня, сидящего в кабине, за штанину, — кое-что срочное надо мне тебе сказать. Похоже, возникла у нас с тобою проблема.
— Это что ж, — не понял я, — заявление вы потеряли, а проблема у меня?
Глава 8
— Если правильная ко мне пришла мысля, — сказал Вакулин задумчиво, — то у тебя тоже могут быть проблемы. Эх… Из-за меня, да. Но переговорить нам все равно надо.
— От кого прячемся? — Спросил я, глядя на Вакулина из Белкиной кабины.
Вакулин нахмурил брови, поджал свои тонкие губы. А потом покивал куда-то назад. Глянув в ту сторону, увидел я, как Алла Ивановна и Егоров болтают о чем-то с агрономом Николаенко.
— Значит, Евгений Герасимыч, думаете вы, что не потеряли мое заявление. Кто-то его, хм, взял.
— Думаю, — он кивнул.
— Ну ладно, — я выпрыгнул из кабины, — пойдемте поговорим.
Вакулин еще раз оглянулся на секретаршу бюро, и вместе мы потопали за машину. Стали с той стороны, под Белкиным именем.
— Думаете, Алла Ивановна? — Спросил я.
— Очень может быть, — он покивал, — заявление ж чем ей ценно? Почерком твоим. Подписью. А за ней в прошлом замечались уже подлоги. Да еще и по такой схеме. С заявлениями.
— Вот как, — я задумался, тронул подбородок, — какие подлоги-то?
— Был скандал несколько лет назад. Собирали в край, со всего району добровольцев. Уж по какому поводу не помню, да вот ответственной назначена была тогда Алла Ивановна. Членом бюро она была, не секретарем.
— Ну и что? Подделала списки?
— Еще хуже, — пожал он плечами, — подделала подписи рабочих в списках. Кинься она раньше, желающие и так бы нашлись, да вот стала она доготавливать списки в последнюю неделю. Ну и не добралось народу. Так, они со всех заявлений, что в райкоме от граждан были по разным поводам, нашлепали туда подписей, мол согласные они.
— И как же она еще сидит на своем месте? — Я нахмурил брови, — это ж уголовное преступление.
— Угу, — снова кивнул Вакулин, — только Алла Ивановна увернулась. Перекинула все на подчиненную, Лидию Петровну Пересвет. Ну ее показательно пожурили. Выгнали из партии с позором. Судить, правда, не стали. А Аллочка осталась сидеть. Как я не давил на органы, чтобы поглубже в этом деле капнули, так и не смог добиться, чтобы и ее проверили. Есть у нее где-то нечестные подвязки. Только вот пойди найди где.
— Значит, — сложил я руки на груди, — думаете, и тут такая же история? Взяла она мое заявление, чтобы устроить подлог? А зачем ей? Не. Ну, конечно, мы с Аллой Ивановной совсем не друзья, да только надо ли так рисковать, чтобы мне просто подложить свинью?
— Ты ее не знаешь, — покачал головой Вакулин, — она хитрющая как лиса. Да только не очень умная. Возможно что-то есть у нее такое на уме. Может, ты задним числом, где числишься. Может еще, где пытаются тебя вписать. Я таких документов не видел. Но, — он вздохнул, — признаю, оплошал я тут. Очень оплошал.
— Как выкручиваться будете? — Я подбоченился, — не надо мне, чтобы где-то ни там я был вписан.
— Понимаю, — Вакулин кивнул, — обещаю выяснить сегодня. А завтра с тобой увидимся и поговорим по этому поводу.
— Ладно, — кивнул я серьезно, — пробуйте. Не хотелось бы мне и тут все в свои руки брать. Потому как от подковерных партийных интриг меня вывертывает наизнанку так, что сил никаких нету.