– Браво, браво, черт возьми! – восторженно воскликнул Вассер. – Говоря откровенно, вы славно принимаетесь за дело, гражданин Ладранж! Интриги Бо Франсуа поставили вас в очень подозрительное положение, но настоящим своим намерением вы разом прекратите всякое злословие.
– Итак, только что я допрошу арестанта, мы отправимся! Но не думайте, Вассер, что я хочу присвоить себе честь этой экспедиции; я буду только номинальным начальником, вы же будете настоящим; оставьте у себя мою просьбу об отставке, это будет служить доказательством, что моя власть будет под вашим контролем.
– Все будет исполнено по вашему желанию, гражданин Ладранж! Кстати, так вы решились объявить о своем родстве с этим негодяем?
– Двух прямых дорог быть не может, и если понадобится, я решился во всеуслышание заявить ужасную истину…
– Очень хорошо! Но не будем торопиться; я еще надеюсь, что дело обойдется без этих крайностей; кажется, вы мне сказали, что кроме вашего семейства никто не знает о родстве вашем с Бо Франсуа.
– Это правда; бедный Лафоре, так доказавший нам свою преданность, вероятно, никому не доверил этой тайны; но Бо Франсуа знает ее и, конечно, не замедлит ею воспользоваться.
– Все замыслы разбойника будут уничтожены вашей просьбой об увольнении вас от настоящей вашей должности. Впрочем, он, может быть, и сам из желания, чтоб не очень-то углублялись в рассмотрение его прошлых действий, умолчит об этом родстве, особенно если не будет видеть для себя никакой тут выгоды… Что же касается до меня, гражданин Ладранж, – продолжал взволнованным голосом Вассер, – уверяю вас, что я буду очень осторожен в применении к делу вашей благородной откровенности и никогда не забуду, что тут дело идет о чести вашего семейства. Если, как я предполагаю^ преступлений Бо Франсуа окажется достаточно, чтобы он был приговорен к смертной казни, то никогда, никто в мире не узнает от меня об обстоятельстве, которое вы мне сейчас сообщили. Гражданин Ладранж! Вам я обязан своим настоящим положением, значит, я в долгу у вас, может быть, теперь я смогу отплатить вам этот долг.
Даниэль бросился на шею к офицеру.
– Благодарю, Вассер! – сказал он. – Я никогда не решился бы просить у вас того, что вы теперь так великодушно сами предлагаете мне. Итак, за дело скорее! Теперь мы не будем более колебаться в исполнении наших обязанностей, а потому, наверное, каждый из нас хорошо выполнит свою.
Через несколько минут темная, пустая комната эта преобразилась. Множество зажженных свечей было размещено по комнате. Даниэль, сидя за своим письменным столом, делал допрос Борну де Жуи, не заставлявшему себя просить, чтобы повторить свои первые показания, помощник мэра исполнял тут должность письмоводителя. Вассер и командующий войском общественной безопасности Тенар служили ассистентами Даниэлю; кроме того, так как хотели придать этому допросу как можно более гласности на случай, если б негодяй впоследствии захотел отпереться от своих показаний, ввели в комнату, вместо публики, всех находившихся в замке жандармов.
По присутствующим пробегала дрожь ужаса, когда они слушали рассказы о преступлениях Оржерской шайки. Борн де Жуи, гордясь своим успехом, видимо, ощущал удовольствие рисовать с малейшими подробностями картины злодейств, которым, по его словам, он был свидетелем. Между тем, иногда он как-то странно подмигивал своим единственным глазом, когда обращался к Даниэлю, и слова его были как-то загадочны, как будто между ними была какая-то тайна.
Проделка эта не ускользнула от внимания Вассера, которого от злости подергивало, но когда вопросы обратились на атамана шайки, намеки сделались яснее: хитрый мошенник, видимо, старался дать понять, что между Даниэлем Ладранжем и Мегом существовали отношения. Необходимо было остановить его, а потому, когда он сладкоречиво заметил о пользовавшейся Мегом доверенности у гражданина председателя, и что даже прошлую ночь тот ночевал в замке, Даниэль перебил его.
– Граждане! Как сановник, я мог бы не обратить внимания на некоторые намеки подсудимого, – с твердой решимостью произнес он, – но в видах моего личного достоинства я теперь же хочу объяснить вам одну из причин этого минутного моего знакомства, которого теперь я простить себе не могу. Много времени тому назад, под другим правительством, Бо Франсуа оказал мне очень важную услугу, мне и моему семейству, как может то подтвердить в случае надобности гражданин Вассер. С этого времени я, ничего не подозревая, сохранял некоторые отношения с этим человеком, хитрость и лицемерие которого, выставляли мне его в совершенно другом свете, чем он есть. Вот что я имею сказать об этом в настоящее время, другие подробности я намерен передать чиновнику, которому будет поручено ведение этого дела. Что же касается до вас, Герман Буско, – строго обратился он к последнему, – прекратите ваши обидные намеки, которые не в состоянии достигнуть до меня и которые могут только ухудшить перед правосудием ваше собственное положение!
Вассер кивнул головой в знак одобрения того, что Даниэль так благородно и ловко сумел объяснить эту интригу. В свою очередь Борн де Жуи тоже догадался, что ошибся в расчете, и что его упорство в этом случае может только возбудить против него могущественное лицо.
– Прошу гражданина председателя простить мне, -заговорил он сладеньким голоском, – конечно, нет сомнения, что не может быть ничего общего, между ним и нашим грозным атаманом… Но что я вспомнил, – проговорил он вдруг, как будто действительно его озарила какая-то мысль. – Не отсюда ли шел сегодня утром Бо Франсуа, такой сердитый, раздраженный, когда я его встретил там в деревне?
– Да, – ответил Даниэль, еще не подозревая действительности, – я прогнал его отсюда постыдным образом. Но к чему этот вопрос?
– Вы его выгнали? Теперь я понимаю причину его гнева; он, такой властолюбивый, гордый! Еще позвольте вас спросить, гражданин председатель, не получалось ли недавно в этом доме большой суммы денег и нет ли здесь генерального поставщика республики?
– Все это правда, – ответил Даниэль, не подозревая, к чему клонятся все эти вопросы.
– Так теперь я могу вам сказать, на какой замок они собираются напасть сегодня ночью, и чтобы разорить его, Бо Франсуа собирает всю шайку в Мюэстском лесу… Это Меревильский замок, где мы в настоящую минуту находимся.
– Возможно ли? – воскликнул Даниэль.
– Я в этом убежден. Вы его оскорбили, а Мег никогда не прощает обиды. Впрочем, я слышал, как он говорил о бриллиантах, деньгах, которыми можно будет воспользоваться, а за генерального поставщика взять большой выкуп. Нет сомнения, он идет на Меревильский замок.
– Письмоводитель, внесите в протокол это показание! – радостно закричал Вассер, видя, как оно выгодно для Даниэля Ладранжа. И пока тот исполнял его приказание, он наклонился к Борну де Жуи и шепотом сказал:
– Ты и утром знал об этом обстоятельстве, негодяй, но только тебе хотелось поклеветать на председателя… Смотри, не пробуй еще раз начать, а то я разделаюсь с тобой!
Борн де Жуи только фыркнул.
– Так вы серьезно думаете, Герман Буско, – начал тревожно Даниэль, – что мошенники не откажутся от своего замысла?
– Нет, не думаю. Хотя Бо Франсуа и злопамятен и беспощаден в своей мести, но он очень осторожен; а так как теперь он уже, вероятно, знает о прибытии гусар в Меревиль, то, несмотря на свое самохвальство, он никогда не решится открыто тягаться с вооруженной силой, да если б он и захотел, так другие не согласятся.
– В таком случае, – ответил Даниэль решительно, -нам остается одно – идти ловить разбойников в их засаде! Гражданин письмоводитель, прошу вас закончить протокол; он настолько понятен, насколько позволяют обстоятельства, а время нам теперь дорого, и действовать нужнее, чем составлять акты.
Действительно, протокол был закончен и подписан всеми присутствующими, даже Борном де Жуи, который, как мы уже, кажется, говорили, умел писать. Потом стали совещаться о плане действий, чтобы немедленно захватить всю шайку; спросили Борна де Жуи, согласен ли он служить проводником войску, сквозь эти непроходимые леса, и в такую темную ночь. Арестант изъявил согласие, но с условием, чтобы его не связывали. По его словам, эта предосторожность была совершенно лишняя, так как, будь он теперь совершенно на свободе, его непременно убьют его бывшие товарищи. Еще он требовал, чтобы его одели в жандармское платье, чтобы при свалке костюм его не выдавал бы его и не делал бы целью выстрелов. И в случае удовлетворения всех его требований обещал добросовестно провести войско, и доставить возможность, как в сеть, захватить всю шайку.
Даниэль и два лейтенанта стали раздумывать, насколько возможно исполнить подобные требования, но Вассер разом разрешил недоумения, обещая взять арестанта на свое попечение и следить за ним так, что ему и свободному и без цепей, не удастся бежать. Также было решено, что для безопасности арестанта, его оденут в костюм национальной стражи. (Достоверно известно, что в этом же костюме жандармы возили Борна де Жуи и по другим департаментам, чтобы он, узнавая, указывал различных сообщников шайки.)
Устранив это недоразумение, к большому удовольствию арестанта, решили, однако, что не следует слишком полагаться на его уверения, и было бы неосторожно, оставить замок безо всякой защиты. Поэтому на общем совете было положено оставить в замке на всякий случай около десятка жандармов и гусар, лошади которых были слишком замучены, чтобы следовать за остальными. Эти солдаты, хорошо вооруженные и с запасными зарядами, должны были ни под каким предлогом не выходить из замка до рассвета, а вместе с домашней прислугой их было бы весьма достаточно для отражения нападения разбойников.
Между тем, нельзя было не заметить, что налицо войска оказывалось слишком мало, чтобы окружить ночью многочисленного неприятеля, возбужденного, может быть, отчаянием. Гусарский офицер заметил при этом, что из его полубригады есть еще несколько отрядов, рассыпанных по кантону, но нет возможности собрать их в Меревиль в данную минуту и для настоящего предприятия. Задача была еще не разрешена, когда подоспела неожиданная помощь. В комнату вошел меревильский мэр, предложил председателю содействие национальной стражи, пылавшей, по его словам, желанием срази