Лена смотрела им вслед, ей Сима тоже не понравилась. Она хорошо и со вкусом оделась и причесалась, была старше, а значит опытнее, так что наверняка знала, как крутить мужчинами. В этом конкретном случае – Травиным, который сейчас шёл за ней, как телок. До этого момента Кольцова предпочитала думать о Сергее как о случайном знакомом, с которым можно приятно провести время, и не более того, но теперь всё поменялось – в жизни Травина, оказывается, была женщина, или, точнее сказать, соперница. Девушка взглянула на золотые часики, до футбольного матча между командами «Красная Пресня» – МСПО оставалось ещё минут сорок. Первым желанием Кольцовой было проследить за парочкой, выяснить, какие между ними отношения, но она сама себя одёрнула.
«Не будь мещанкой, – подумала Лена. – И вообще-то, стадион в той стороне, так что я ни за кем не слежу».
На самом деле стадион располагался левее, между 4-м и 5-м Лучевыми просеками, но девушка себя убедила, что тот путь, который она выбрала – самый короткий.
Сима поначалу шла быстрым шагом, пытаясь увеличить расстояние между собой и молоденькой вертихвосткой, но потом сбавила темп, на бегу прижиматься к Травину было неудобно. Быстрая ходьба требовала энергии, она отобрала у Сергея сушки и кидала их в рот одну за другой, почти не чувствуя вкуса. Разговор поначалу не клеился – и из-за того, что она запыхалась, и потому что общей темой для них была работа, а говорить о ней в выходной не хотелось. То, что погода отличная, было повторено раза три, не меньше.
– Я здесь на велосипеде катаюсь иногда, – Сергею погода как повод поговорить вообще была безразлична, – заезжаю на Круг, потом по Майскому до Ширяевки, и на Поперечный. Красота, в полночь тут нет никого почти, прохладно и тихо.
– У меня тоже велосипед был в детстве, трёхколёсный, – Сима старалась идти с Травиным в ногу, два её шага на один его, – а потом как-то не получилось, началась война, я закончила курсы медсестёр, в госпитале работала, а после, когда революция, и не до катаний стало, то голод, то холод. Зато теперь всё хорошо, можно начать. Научишь?
– Обязательно, – пообещал молодой человек, – но сначала давай место найдём, а то, похоже, здесь вся Москва собралась.
Действительно, всё пространство вокруг Майских прудов было занято, люди сидели, лежали и даже стояли на траве, многие пришли с корзинами, полными едой, эти занимали площадь побольше. Отдыхающие играли в карты, шахматы и домино, на берегу Лебяжьего пруда пинали мячик волейболисты, а гладь Большого Оленьего рассекали лодки. Уличные веранды тоже были полны, между столиками сновали официанты, разнося бутылки с пивом и холодным лимонадом.
– Не представляю, где мы разместимся, – Сима беспомощно огляделась, – тут ступить негде.
– Было бы желание, – Травин потянул женщину в сторону лодочной станции, свистнул: – Эй, ты.
Перед ними словно по мановению волшебной палочки возник разносчик, выслушал заказ, получил две бумажки по рублю, исчез и объявился снова, когда Сергей расплачивался за двухместную лодку. В руках пацан держал перевязанный бечёвкой газетный свёрток с расплывающимся жирным пятном и две бутылки воды. Травин забрал свёрток, положил на сиденье на корме и, пока Сима примеривалась, как бы половчее перейти в лодку, подхватил её на руки и перенёс на борт.
– Ну вот, – сказал он, мощными гребками уводя лодку к центру пруда, – наш персональный пляж.
Пока женщина хлопала глазами, Сергей скинул рубаху и штаны, оставшись в полотняных трусах, и прямо с бортика сиганул в воду, обдав её брызгами.
– Отличная водичка, – крикнул он, выныривая, – прыгай.
Сима вздохнула, мысленно распрощалась с причёской, сняла платье, под которым оказалось синее трико с белым резиновым пояском и глубокими клинообразными вырезами на боках, наклонилась над водой и тут же полетела в воду – Травин не стал ждать, пока она решится, и выдернул её из лодки.
Кольцова наблюдала за этим безобразием с берега. Мало того что её недавний знакомый купался почти голышом, смущая семейные выводки, так ещё и подружку свою лапал, а та если сопротивлялась, то только для вида, а так хихикала и словно нарочно подставляла Сергею то грудь, то ногу, а то и вовсе задницу. В раздетом виде соперница оказалась ещё опаснее, все округлости у неё были на месте, а купальный костюм своими глубокими вырезами их только подчёркивал. Лена раздражённо хмыкнула и пошла в сторону стадиона. Желание смотреть футбол пропало напрочь.
Лодка покачивалась на мелких волнах, Сергей и Сима накупались, назагорались и только часам к шести отдали плавсредство обратно на станцию. Они поначалу говорили обо всяких пустяках, постепенно перешли на подробности из жизни, Травин сам ничего о себе не рассказывал, только слушал и переспрашивал, женщина, которая считала свою жизнь пустой и совершенно не интересной, вдруг обнаружила, что ей есть что вспомнить и что её слушают с пониманием. Беседа плавно перетекла с водной глади на веранду ресторана «Олень», а оттуда – на тенистые тропки парка. Солнце не торопясь клонилось к закату, молодые люди целовались, кудряшки Симы, и так растрёпанные после купания, совсем запутались, но её это не волновало.
– Глянь, Рябой, кто тут у нас. Фраер фифу тискает.
На полянку, где расположились Травин и Сима, вышли четверо. Самому старшему, бритому наголо, с выщерблинами на лице, было лет тридцать, младшему, мелкому тощему парню с придурковатым лицом – не больше двенадцати. Женщина ойкнула, пытаясь натянуть платье на голую грудь, покраснела, Сергей прыжком вскочил, поддевая штаны.
– Не волнуйтесь, господа-граждане, ведите себя спокойно и скидывайте лишнее на нужды бездомных, – произнёс заученную фразу один из грабителей, правда, сказал он её на автомате и к концу с бодрого тона перешёл на неуверенный.
Когда Травин поднялся, его уверенный вид, мощная фигура и спокойствие Рябому очень не понравились; он хотел было сдать назад, но возможная потеря авторитета и то, что фраер был без оружия, перевесили осторожность. В руке блеснул нож.
– Слышь, Рябой, чур, я первый на бабу залезу, – высокий рыжий парень сжал и разжал пальцы, показывая, что на них надет кастет. – Забились?
– Заткнись, Зуля, – Рябой перекинул нож из руки в руку и обратно. – Ты не дури, паря, доставай лавэ, рыжу со своей марухи стяни и мне брось.
Сима замерла от страха, Сергей стоял, чуть покачиваясь, и молчал.
– Язык проглотил, – мелкий пацан мерзко засмеялся, – щас мы его тебе поправим, да, Рябой? Давай, распиши его.
Рябой не ответил, осторожно шагнул вперёд, держа нож перед собой. Четвёртый подельник, белобрысый и плотный, вытащил из кармана ржавый револьвер. Рыжий Зуля ухмылялся, потихоньку уходя вправо.
Травин переместил вес тела на правую ногу, чуть расслабил предплечья. Рябой сжал нож уверенно, но неправильно. И это, вкупе с его осторожностью, играло Сергею на руку – если бы все трое навалились разом, обороняться было бы сложнее. Рыжий держал кастет в левой руке, делал это привычно, расслабив пальцы и запястье, значит, уверен в себе. Третий, с наганом, наоборот дёргался и ствол не наставлял, но из всей троицы был самым опасным – по дурости мог пальнуть. Поэтому, когда Рябому оставалось лишь сделать шаг и ткнуть Сергея ножиком – он уже и руку отвёл чуть назад, Травин отпрыгнул в сторону, перекатился и ребром ладони рубанул по бедру белобрысого. Тот засмотрелся на бритого подельника и движение в свою сторону проморгал. Белобрысый взвыл, нога сразу потеряла чувствительность, подогнулась, и он рухнул на траву. Сергей наступил ступнёй на колено бандита, так что там что-то хрустнуло, вырвал из его руки револьвер и перехватил за ствол – патронов в пистолете не было.
– Ах ты падла, – Рябой наконец решился и попытался пырнуть Травина ножом.
Будь они одного роста, бритый обязательно бы достал, но Сергей был на голову выше, и руки у него были длиннее. Он не стал дожидаться, пока лезвие пропорет ему бок, влепил рукояткой нагана Рябому в лоб. Тот закатил глаза и осел. Зуля, подобравшийся сбоку, ударил пальцами правой руки в лицо, по глазам, промахнулся и ткнул в висок, локтем левой руки заехал Травину в живот, тут же носком ноги попал по голени – такой приём у уличной шпаны назывался «датский поцелуй». Видя, что жертва ещё не валяется на земле и не просит пощады, рыжий попробовал врезать по лицу – теперь уже левой рукой, в которой был зажат кастет.
Травин откинулся назад, роняя пистолет и открывая корпус, рыжий торжествующе улыбнулся и провёл хук справа в селезёнку, для этого ему пришлось немного повернуть плечи. Сергей не стал закрываться, откинулся ещё больше, ослабляя удар, перехватил руку, удерживая Зулю, и двинул ему ногой в пах, так, словно изо всей силы бил по футбольному мячу. Бандит замер, открыл рот, чтобы заорать, Сергей прямым ударом пробил по зубам. Челюсть хрустнула, вдавливаясь в череп, рыжий упал на бок, поджал ноги и схватился за подбородок, хрипло подвывая. Пацан, который всё это время простоял на одном месте, ковыряя в носу, бросился бежать.
– Пойдём, – Сергей протянул Симе руку.
Та ошарашенно посмотрела на три тела, валяющиеся в разных позах, не отрывая от них глаз, как сомнамбула, натянула платье, просунула ноги в туфельки и пошла вслед за Травиным, постоянно оглядываясь. Сумку она забыла на траве, Сергею пришлось за ней вернуться. По пути он двинул ногой по голове Рябому, который вроде как слегка оклемался и даже встал на колени, забрал кастет у рыжего, а у ржавого нагана, поднатужившись, погнул ствол. Револьвер он по пути выбросил.
Окраина Москвы Радкевича вполне устраивала, Преображенская площадь, если не соваться дальше, в Черкизовские Ямы, Хапиловку и прочие места, где всякая шушера обитала, местом была приличным. Ну а если душа развлечений требовала, рядом, через мост, находились Сокольники, где этих развлечений предлагалось на любой вкус, а если и их не хватало, то до центра города рукой подать. Правда, там всё напоминало ему прошлые времена, не слишком роскошную, но всё же светскую жизнь. Где-то в Кривоколенном переулке всё ещё стоял дом под номером четыре, где осенью 1826 года Пушкин впервые читал пьесу «Борис Годунов». В конце прошлого столетия здание принадлежало московской тётушке Радкевича, он провёл детство, играя в просторных комнатах с лепниной и роскошными люстрами, а теперь большевики разделили дом на квартиры, квартиры – на комнаты, и заселили туда рабочих.