Глория растерянно оглянулась на парня, который не успел отъехать далеко. Тот, словно почувствовал ее взгляд, обернулся. Она непроизвольно подняла руку и показала грузчику на Веню.
— Тоже глючит? — невесело рассмеялся он. — Пес его знает, чего он тут поселился. Ты его не бойся. Топни ногой или глаза зажмурь — испарится на раз. — И он спокойно повез тележку дальше.
— Глория, Глория… — с упреком проговорил Вениамин. — Все еще сомневаешься в моем существовании? Другие ведь тоже меня видят.
— Он, по-моему, наркоман или алкаш законченный, — сказала она и заставила себя сделать шаг навстречу духу. — И сейчас или под кайфом, или с сильного похмелья.
— Но ты-то не с похмелья, — улыбнулся он.
— Я не с похмелья, — сказала она. — Поэтому сомневаюсь не в твоем существовании. А в твоей… бестелесности…
— Правильно делаешь, — кивнул он. — Иди и потрогай меня.
— Зачем? Я вот сейчас возьму камень и брошу тебе в голову, — сказала Глория. — А потом посмотрим, что из этого выйдет.
— Ты посмеешь бросить в меня камень? — Вениамин засмеялся. — Ну, брось, если так хочется. Только предупреждаю: я сразу же исчезну. Знаешь, мне все равно, но природа моя теперь так устроена, что я не выношу никаких злых эмоций по отношению к себе.
— А я без эмоций брошу, — сказала она. — Просто в порядке эксперимента.
— Валяй, — печально проговорил дух и опустил голову. — Всякий может обидеть мертвого. Впрочем, меня и живого неоднократно обижали. Ничего, я привык.
Розовое облако вокруг него сгустилось. Но очертания фигуры были ясно видны. Глория оглянулась в поисках подходящего булыжника. Хотя после слов Вени ей совершенно расхотелось проводить эксперимент. Через некоторое время на глаза ей попался увесистый осколок кирпича, Глория подняла его и размахнулась.
— Ты еще здесь? — спросила она, вглядываясь в густую розовую пелену.
— Ага… — печально отозвался Веня. — Можешь подойти поближе, чтобы не промахнуться.
Глория подумала и сделала два маленьких шажочка по направлению к нему.
— Ближе, ближе… — теперь в его голосе звучала насмешка.
— Эй, ты, что собираешься делать? — громкий окрик за спиной заставил ее опустить руку и оглянуться. Перед ней стояла полная женщина средних лет в белом, застиранном халате, с красными руками. В руках она держала ведро и швабру.
— Вы… — голос Глории внезапно сел. — Вы что-нибудь там видите?
— Конечно, вижу, — грубовато ответила женщина. — Грешно в неупокоенные души камнями кидаться. Брось каменюгу сейчас же!
Глория послушно выронила камень.
— Он… он тут…
— Да, — сказала непрошеная собеседница. — Он тут часто появляется. И никто его не обижает. И ты не смей! Грех это.
Когда женщина скрылась за дверью здания, Глория почувствовала, как сильно бьется сердце.
— Ты ее не слушай, — предложил дух. — Продолжай свой эксперимент.
— Я пойду… — произнесла она дрожащим голосом.
— Подожди, — проговорил он умоляющим тоном. — Мы ведь тогда на крыше не договорили. Ты молодец, что догадалась сюда прийти. Я многое должен тебе сказать.
— Говори, — сдалась она. Ноги ее дрожали, и она ничего не могла с этим поделать. — И прежде всего, скажи, зачем ты сбросил следователя с крыши?
— Я не сбрасывал, — ответил дух. — Я не могу никого сбросить. Он зацепился за трос. Крепление на лебедке сорвалось — будь прокляты халтурщики всех времен и народов. Я не хотел его смерти. Честное слово.
Глория вспомнила — действительно, была там какая-то конструкция на перилах. И трос болтался. Но ведь следователь, приехавший сегодня ночью, занимается делом об убийстве! Значит, это вопрос решенный — ни о каком несчастном случае и речи не идет.
— Хорошо, — сказала она. — Раз уж ты здесь, раз уж я здесь, раз у тебя есть тут покровители… то, наверное, я сошла с ума. И поэтому… я не буду бросать в тебя камень. О чем ты хотел поговорить?
— Ты помнишь, чем закончился наш прошлый разговор? — деловито спросил дух Вени.
— Ты сказал, что убийца должен сидеть в тюрьме, — быстро ответила она. — И собирался назвать его имя. Несмотря на то, что ты сидел спиной, когда он выстрелил, ты каким-то образом узнал его.
— У тебя всегда была прекрасная память, — с удовлетворением кивнул он. — Вот только сложность заключается в том, что вряд ли мое свидетельство будет иметь значение в суде. Я хочу попросить тебя…
— Да-да… — перебила его Глория. — Ты взываешь к отмщению. Я помню. Но у меня нет оружия, да если бы оно и было, разве я смогу в кого-нибудь выстрелить? Или еще как-нибудь… убить?…
— Оружие тебе достанет Анатолий, — сказал дух. — Этот парень с тележкой. Я ему в этом помогу. Ты же сама просила. Извини, но я слышал весь ваш разговор. Ты пристрастилась к порошку? И зачем тебе понадобился пистолет?
— Защищаться от убийцы, — сказала она.
— Убийца больше никого не тронет, — сказал дух Вени. — Ему нужен был я.
— И Мушкин, — упрямо проговорила Глория.
— Да нет же! — воскликнул он. — Мушкин его не интересовал. Мушкина Бог наказал за любопытство. Его никто на крышу не приглашал. Глория, я помню тебя другой. Ты очень изменилась за последнюю неделю. Ты не хочешь за меня отомстить? Мне казалось, что ты неплохо ко мне относилась. А теперь тебя даже не интересуют мои новые стихи.
— Ты тоже очень изменился. Раньше ты не так разговаривал, — пробормотала она. — И я не знала, что духи могут сочинять стихи.
— Что в этом такого? — обиделся Венин дух. — Сознание еще живо. Тебе, правда, не интересно? Можно подумать, что тебе каждый день предлагают творения из мира иного.
— Я хочу поскорее уйти отсюда, — призналась Глория. — Поэтому стихи ты почитаешь мне в следующий раз. Ты хотел назвать имя своего убийцы. Я слушаю тебя очень внимательно.
— А сама ты еще не догадалась?
— Нет, — покачала она головой. — Я склоняюсь к мысли, что это был совершенно посторонний человек. Потому что все наши к тебе очень хорошо относились.
— Видимость, дорогая Глория, одна сплошная видимость, — тихо засмеялся дух. — Тот, кто больше всех проявлял любовь на людях, больше всех ненавидел меня. Меня убила Марфа. Подлая тварь. Как она радовалась, когда следователь вцепился в твоего Сергея. Если бы мальчика засадили, в ее душе не дрогнуло бы ничего.
— Почему? — тихо спросила Глория. — За что она тебя убила?
— За что? — с горечью воскликнул дух. — А вот послушай:
По белому снегу зимой
Я шел, спотыкаясь, домой.
По черному снегу весной
Я шел, спотыкаясь, домой.
Не знаю времен я других,
хотя, говорят, я не прав.
Такой уж неласковый нрав
у мыслей и песен моих.
Нравится? Прости, я все-таки не удержался от исполнения. Но эти стихи отвечают на твой вопрос.
— Да? — удивилась Глория. — Но я не понимаю этого ответа.
— Хорошо, тогда вот тебе другие строчки:
Ты думаешь: красавица,
так всем должна понравиться?
А мне вот ты не нравишься,
Хоть желчью изойди.
Ну, и вообще… иди!
Она ненавидела меня за то, что я не рассыпался перед нею в нежностях, — ответил дух. — Эта ненависть началась давно. Но когда-нибудь чаша терпения переполняется. У нее появился новый любовник — красавчик, видимо, она прочила его в новые мужья, а я мешал. Все просто и старо, как мир. Она — дрянь, и готова продать или убить любого, кто стоит у нее на пути. Ты и сама этой поймешь, когда в финале начнется раздача слонов и подарков. Присмотрись к ней. Я не настаиваю на том, чтобы ты начала мстить сразу. Но, уничтожив ее, ты не только отомстишь за меня, но и убережешь многих живых от зла, которое она несет.
Неожиданно прямо над головой Глории громко засвиристела какая-то веселая, беззаботная птаха. Глория подняла голову, пытаясь разглядеть ее в густой листве каштана, возле которого стояла. Но ничего не увидела, а посвист раздавался все громче. Она перевела взгляд на Веню, но… Веня исчез. И розовая дымка исчезла. Как будто бы ее и не было только что. Она бросилась к кустарнику, стала раздвигать ветки, оцарапала лицо и руки, но дух исчез бесследно.
«Наверное, это все-таки сумасшествие, — подумала она, выбираясь из зарослей боярышника. — И дух, и уборщица, и парень с тележкой мне привиделись. А сама я нахожусь вовсе не здесь, а где-нибудь совсем в другом месте. Потому что это совсем не похоже на реальность. Может быть, мне что-то подсыпали в суп или минералку? Эта звездная команда на все способна… Но если это мои видения и мои мысли, то почему я решила, что Веню убила Марфа? О ней, как об убийце, я никак не могла подумать. Да что же это делается? Если передо мной сейчас стоял дух, то почему ему никто не удивляется? А если живой человек, разыгрывающий непонятный спектакль, то получается, что они тут все в сговоре. И среди них вполне может оказаться преступник…»
12
«Будем надеяться, что голос ваш не фальшивит».
Разговор с Перепелкиным взбудоражил Григория помимо его воли. Казалось бы, ни о чем особенном и не беседовали. Просто Барчук почувствовал, что молодому следователю нужна поддержка и помощь, и не стал изображать недоступную «звезду». Тем более, что парень был ему симпатичен. Но слово за слово, и Григорий стал постепенно заражаться теми же сомнениями, что тревожили Перепелкина. Бредя по побережью и полной грудью вдыхая свежий морской воздух, Барчук признался себе, что до недавнего времени имел совершенно превратные представления о Вениамине Молочнике. Скромный, застенчивый, доброжелательный, отзывчивый, интеллигентный — вот определения, которые первым делом приходили на ум, когда речь шла о поэте. Веня терялся в присутствии своей супруги, бледнел и краснел, когда она повышала на него голос. Он мог поддержать любую тему разговора — познания его в какой бы то ни было сфере были поистине безграничными. Глядя на Молочника, вряд ли кому-нибудь пришло в голову, что он интересуется финансовыми операциями, бизнесом, котировкой валют, ценами на недвижимость и прочими подобными вещами. И тем не менее, Барчук прекрасно помнил то заседание жюри, на котором Джига назвал поэта финансовым гением. Григорий знал, что Дема таким образом шутить не стал бы. Да и тон, припомнил Барчук, с которым Джига произносил эти слова, был скорее завистливым, нежели насмешливым. Марфа о финансовых способностях мужа отзывалась презрительно, даже сказала как-то Барчуку, что вынуждена заниматься всеми делами Вениамина, связанными с издательским бизнесом, хотя ей совершенно недосуг. Но насколько она была искренней, говоря это? «Что я знаю об организационной стороне проекта? — спрашивал себя Григорий. — Да ровным счетом ничего. Демьян знает, что меня подобные темы никогда не занимали, поэтому и в курс дела не считает нужным вводить. Но те члены жюри, которые прислушивались к мнению поэта, видимо, знают больше. Например, Махалов или Мирзоян редко вообще кого-либо слушают, кроме себя любимых. А тут умолкали, когда начинал говорить Молочник. Нюанс многозначительный. И как это я тогда не обратил на это внимание?» Барчук вполголоса беззлобно выругался. Как-как… Понятно как. Он тогда вообще ни на что не обращал внимания. Он тогда Марфой Король любовался. Остальное ему было по барабану. Он даже на девчонок длинноногих не смотрел. А выступил один раз, когда за Глорию Кошелкину пришлось заступаться. Он тогда ее отстоял, да и Вениамин сказал свое веское слово в ее защ